Героические батальоны Интернациональной бригады сражались и погибали с Твоим именем, Ленин.

Я вспоминаю военные годы в Москве. В затемненном городе ночью вдруг стало светло как днем: взлетели салюты в честь победы над врагом на одном из фронтов — взлетели маленькие алые ленинские солнца.

А я стою у Кремля и слушаю раскаты са-

лютных пушек. Раскаты и заревые вспышки следуют друг за другом. Я взволнована. И мне кажется, что я вижу непобедимую силу Твоих глаз, Ленин, и слышу Твой голос, полный презрения к врагу. И я вспоминаю, что Ленинград, умиравший от голода, не сдался и не умер. Ведь он носит Твое имя, Ленин. В ту страшную блокадную зиму он грелся у Твоего сердца.

А теперь, когда мы, латышские советские писатели, встречаемся на декадах и в поездках с писателями России, Украины, Белоруссии, Эстонии, Литвы, Молдавии, Кабардино-Балкарии, то разве в наших стихах, разговорах, объятиях, в нашем смехе, в поцелуях приветствий и в слезах прощания не горит Твоя душа, Ленин? Твои мысли, Твои слова о дружбе и братстве народов объединяют всех нас.

И я горжусь тем, что сыны моего маленького народа, революционные латышские стрелки защищали Тебя в дни Великого Октября как

жизнь всего мира.

Я вижу Твою поднятую руку. Она указывает на Вьетнам. Она обнимает героев. И нет у них страха перед смертью и насилием. Ты не

хочешь, чтобы мы были равнодушны к страданиям других народов.

Иногда я слышу Твой голос в совсем неожиданных местах.

В концертном зале Домского собора, когда гремит орган, я гляжу на сверкающие витражи окон и слушаю «Реквием» Моцарта и невольно думаю о том, что это Ты завещал нам беречь все ценное, все прекрасное, созданное культурой человечества за долгие века. И в «Реквиеме» слышится мне борьба человека против навязанной ему судьбы, против смерти и мечта о прекрасной жизни.

Ты хотел дать жизни новое направление и цель.

Твои глаза смотрят вдаль. Твоя рука над Вселенной...

Я вижу и сейчас Юрия Гагарина, возвращающегося из звездного полета. Его шаги светлы, легки, мужественны. Это Твои шаги, Ленин.

Потоки электричества извергаются из глубин рек, и свет обнимает нашу землю. Он озаряет поиски ученых. И всегда я слышу Твой неустанный голос;

— Живите, творите, боритесь, проверяйте свой труд, будьте беспощадны к своим ошибкам!

Это только несколько слов, которыми хотелось мне выразить свое чувство к Тебе, Ленин. Но я знаю, что по капле не исчерпать моря.

ПОЭТУ

Как странно! Ты не хочешь ни изумлять, ни поражать меня. Не кричишь ка меня в исступлении великана, не пересчитываешь мои недостатки голосом безупречного человека. Твой палец не чертит ослепляющие зигзаги молний вблизи моего лица.

Ни разу не почувствовала я в тебе желания поднять кулак над головами твоих скромных товарищей.

Чуть наклонив голову, ты смотришь задумчиво, словно о чем-то спрашиваешь.

Твой голос звучит тихо, но настойчиво.

Ты спрашиваешь себя, но не потому ли кажется мне, что ты спрашиваешь меня. Иногда отвечаешь себе, иногда нет, но твой вопрос не затихает. Я знаю: ты хочешь, чтобы ответила я.

Как бережно прикасаешься ты к самым тонким, самым уязвимым корням жизни. Я всегда удивляюсь, как громок твой тихий голос.

Когда ты говоришь, я понимаю, зачем я живу на свете и что должна делать.

УЛИЦЫ ВЕЦДАУГАВЫ

Улица Весел. Она еще не вымощена камнем и песчаная вьется вдоль Ипалы — рукава Даугавы.

На спокойных глубинах Ипалы с тяжелой пышностью цветут белые и желтые водяные лилии.

В этих водах срастаются островами густые камыши, ситник, аир и другие растения.

Есть и настоящие острова, заросшие лесами и таволгой.

По Ипале иногда с громким бурчанием и треском проносятся моторные лодки. Но лучше всего плыть на веслах, охапками собирать лилии, забрасывать удочку и прислушиваться к посвисту, гоготанью, щебету, чириканью, воркованью птиц. Чуть-чуть пошевеливая веслами, петлять по протокам дельты Даугавы к морским воротам.

Тихо-тихо... Но разве только это хочет сказать улица Весел?

А может быть, она вспоминает весла, которыми так мужественно гребли поколения рыбаков?

Две маленькие улочки воздают честь рыбам, пойманным в море или в реке, — это улица Камбалы и улица Красноперки.

Беспрестанно погружаются в глубины, беспрестанно поднимаются из глубин сети и тралы.

На улице Ураганов странно накренившиеся сосны, а посередине кусты и мелкие деревца. Будто ураган, будто землетрясение пытались опрокинуть деревья и разрушить дома.

Но приглядись и увидишь, что это новые, еще недостроенные дома, что вокруг них деревья, цветы и огороды уже привыкают к порядку, назначенному человеком. Но чтобы этот порядок не усыплял, само имя улицы говорит рыбацким душам: «Мужчины и женщины, не забывайте силу ураганов!»

Улица Атлантическая. Она, широко распахнутая и асфальтированная, мчится параллельно улице Весел. Всегда гудящая, словно вздымает волны. И ночью озаренная и сверкающая — по ней беспрерывной вереницей летят машины, мимо рыбацких домов, мимо боль-

шого клуба, куда часто приезжают гости из Северного и Средиземного морей, с берегов океанов.

Улица Атлантическая — разве это не улица славы далеких морских путей, пройденных рыбаками Советской Латвии?

По этой улице я приехала в порт, чтобы увидеть, как писатель, которого прозвали в народе «сыном рыбака», стал кораблем.

Белый, ослепительный, он возвышался, украшенный флагами, и был виден еще издали.

У меня закружилась голова, когда я поднималась на палубу. Речи, стихи, музыка приветствовали слияние великого человеческого духа с кораблем. Жена, сыновья и сестра писателя стояли между моряками, словно в кругу новой почтительной семьи.

Глаза сестры влажно заблестели и она сказала:

— На эти маленькие зеленые островки он босым убегал в детстве ловить рыбу.

Сердце писателя гудело в машинах корабля. Его пронзительные глаза искали горизонты морей и океанов... Он никогда не хотел отдыхать.

Команда корабля, от капитана и до матроса, чувствовала, что он стоит рядом с ними,

стройный, мужественный, полный и спокойствия и тревоги. Он знал: под его бессмертным взглядом вырастут гиганты труда. Этого требует его имя на борту корабля и на белых трубах.

И каждый раз, когда дует сильный ветер, я не думаю о соснах Лесного кладбища, а о соленых волнах моря, которые дышат свободой в лицо человеку, стазшему кораблем. Он пересекает Атлантический океан, и об этом шумят сосны вдоль Атлантической, сосны Вецдаугавы. Улицы, они хранят в себе прошедшее, настоящее и будущее. Их названия возвещают о том, что Вецдаугава¹ станет Яундаугавой².

БЛАГОДАРНОСТЬ АРОМАТАМ

Благодарю ноготки за их сильное, доброе дыхание. Оно исцеляет разум. Благодарю зоркие матиолы и ночные фиалки за то, что в безлюдных темных лесах и заснувших садах зажигают они благоухающие свечи земных сновидений.

Низко кланяюсь черемухе, она осыпает меня своей горькой снежной чистотой. Боязливо и радостно покоряюсь ослепительной страсти жасмина.

Спасибо тебе, неистовая конопля. В тебе сливаются запах мяты и запах туи. !ы не позволяешь мне быть слабой.

Скошенная, привядшая трава, последним дыханием ты убеждаешь, как прекрасно отдавать душу.

Мне дорога твоя нестерпимо жгучая, горькая, непреклонная правдивость, серебристосерая полынь. Я окунаюсь в радостную пену

таволги и приникаю к тебе, покорная сладость клевера.

Как зеленый меч, меня пронизывает аромат резных, строгих листьев дуба:

— Будь сильной!

Самой чистой нежностью успокаивает меня юная березка.

Горящая ветвь можжевельника, душистые розги твоего дыма отпугивают злые, терзающие думы.

Но безмолвна я, завидев ель.

Стрельчатое, темно-зеленое пламя твоей хвои источает святость смерти и жизни.

ЗАСОЛЬЩИЦА ОГУРЦОВ

Большая женщина с голыми сильными ногами — руки у нее были тоже голые — внесла в кухню ворох, нет, не ворох — целую копну укропа. Женщина взяла топор и точными отрывистыми движениями стала крошить стебли. Воздух наполнился терпким пряным ароматом. Он изливал простую радость.