Джеф сегодня вечером не пришел к ужину. Работа порой настолько захватывает его, что не остается времени даже позвонить мне. С другой стороны, сегодня у нас и нет ужина. Джеф решил, что мы должны начать новую диету. Через день вместо ужина будем пить по вечерам кипяток. Так предлагает один калифорнийский врач. Очищает, говорит, организм, и мысли становятся легкими. Это верно, уже через неделю я почувствовала себя лучше. При всей той дряни, какой мы дышим и какую едим, действительно необходимо проводить очищение организма. Надо быть чистым внутри, душой и телом. Такова его программа. Маленькая Дорри немного покапризничала. Ей хотелось хрустящих кукурузных хлопьев с молоком, а не кипяченой воды. Я спокойно объяснила — папа знает, что диета нам на пользу. Она тотчас согласилась и выпила горячую воду, дуя на нее, словно на бульон. И я сразу уложила ее в постель. Под одеялом она тотчас отыскала своего мишку и крепко прижала к груди.
Когда я уходила, она попросила запереть дверь на ключ. Глупышка, ответила я, единственная дверь, что запирается у нас на ключ, это входная! Естественно, я оставила дверь в детскую приоткрытой и не выключила свет в коридоре, пусть освещает ее постель. Это же понятно: в таком возрасте у детей очень часто возникают ночные страхи. Поэтому их надо успокаивать и оставлять свет, если они боятся темноты. И действительно, этот прием подействовал немедленно. Дорри уснула почти сразу, не задавая больше никаких вопросов.
Я оставалась в гостиной далеко за полночь — вязала на спицах. Готовлю ей свитер с пуговицами, нашитыми спереди. Цвет ее любимый — зеленый, бутылочный. Слева вышью домики, а над ними солнце и радугу.
Дорогой дневник, сегодня я была в издательстве. В девять у нас состоялось совещание по поводу той самой детской серии. Лаура настаивала на своем, но я не уступала ей. Вчера вечером, прежде чем лечь в постель, я зашла взглянуть на Дорри. Она спала, словно усталый и счастливый щеночек, крепко прижимая своего мишку. Вспомнив эту картину, я и объясняла бездетной Лауре, что некоторые вещи она просто не может понять. Нельзя нарушать их спокойствие глупыми историями про чудовищ. Похоже, Лаура сдалась — чуть улыбнулась, но промолчала. Однако позже, когда совещание закончилось, подошла ко мне и ехидно поинтересовалась, что это у меня такое с глазом.
Я рассказала ей, как все было на самом деле, — упала с лестницы. Тогда Лаура пожала плечами и с удивлением заметила: «Что-то в последнее время с тобой часто случается такое. Все ли у тебя в порядке с вестибулярным аппаратом?»
И еще долго уговаривала взять у нее адрес одного специалиста по расстройству центра равновесия, уже лечившего ее подругу. В конце концов я прихватила листок с номером телефона и, не глядя, сунула в сумочку вместе с другими бумагами.
Из издательства я ушла в три часа. Новая учительница Дорри просила меня зайти к ней для разговора. Я не слишком обеспокоилась. Уже знала, что она скажет. Девочка похудела, стала очень рассеянной и вообще словно угасла. Такое я слышала не впервые. Поэтому и повторила учительнице то же, что говорила другим: неизвестно, кто ее родители, первые часы после рождения она провела среди отходов, в полнейшей антисанитарии. Вполне понятно, что она не совсем такая, как другие дети. Мы расстались добрыми друзьями. Когда я уходила, учительница спросила, не столкнулась ли я случайно с какой-нибудь машиной. Я ответила, что человек, страдающий от низкого давления, утром не всегда отчетливо видит полки на кухне, даже если те висят там всю жизнь. Мы посмеялись. У нее тоже бывают головокружения из-за гипотонии.
По дороге из школы домой Дорри, держась за мою руку, шла опустив голову и уставившись в землю. «Ты права, — заметила я, — в твоем возрасте я делала то же самое. Нет ничего интереснее, чем разглядывать желтые листья на земле».
Джеф уже был дома. Он лежал на кровати, не сняв пиджака и не сбросив ботинки. Жалюзи были опущены, свет не горел. Я сразу поняла: у него опять сильно болит голова из-за переутомления на работе. Чтобы не побеспокоить Джефа, я не стала включать свет, сразу же отправила Дорри в постель и подошла к нему. Иногда очень полезно лечь спать днем, а не вечером.
Среди ночи неожиданность — Дорри в пижаме, с мишкой в руках, появилась в дверях. Сначала тихо, шепотом, а потом все громче она заявила, что ужасно хочет есть. Поначалу мы игнорировали ее слова: нельзя уступать всем детским капризам! Но так как она продолжала настаивать, Джеф попросил ее не поднимать шум и вернуться в постель: на свете столько детей, которые гораздо больше хотят есть, чем она! Дорри, однако, не сдвинулась с места. Тогда Джеф резким движением сбросил с себя одеяло, поднялся, подошел к ней, взял за руку, отвел на кухню, а потом и в ее комнату. Джеф — просто чудо! Даже падая от усталости, он всегда находит в себе остатки сил, чтобы выполнить желания тех, кто любит его. Должно быть, он отсутствовал довольно долго, потому что, когда вернулся, я уже опять задремала. Я повернулась к нему и поцеловала его. И постаралась снова уснуть. Во дворе какая-то кошка плакала, словно ребенок.
Пятница, дорогой дневник! Прошла еще неделя! За несколько дней осень сменилась зимой. Теперь уже опасно выходить без шляпы и перчаток — можно получить воспаление легких. Сегодня утром Дорри проснулась в плохом настроении. Не хотела вставать, отказывалась от завтрака, не желала надевать шарф и перчатки. А уже на улице все останавливалась, уверяя, что болит нога. Конечно, это был только предлог, чтобы не идти в школу. Тогда я терпеливо рассказала ей историю про пастушка, который несколько раз обманывал людей, будто появился волк. Те прибегали на помощь, а волка не было. Когда же случилось, что волк и в самом деле напал на овец, никто не поверил пастушку, сколько тот ни звал. Не надо притворяться, будто что-то болит, иначе и в самом деле это «что-то» может заболеть. Подумай лучше о тех детях, кому не повезло родиться, как тебе, с руками и ногами!
Мои слова, наверное, произвели сильное впечатление: Дорри тут же потупилась и заторопилась в школу, даже опережая меня. У входа, целуя ее, я заметила у нее в глазах слезы. Такая впечатлительная девочка! Достаточно двух слов, сказанных соответствующим тоном, и она сразу все понимает.
В издательстве, дабы положить конец старому спору, я сделала неожиданный ход — заявила, что первую книжку новой серии напишу сама. Лаура не стала возражать, как и остальные члены редакционного совета. Естественно, конечный результат будет представлен на его суд. Так что в эти выходные мне не придется бездельничать: надо не только придумать сказку (хочется написать ее как можно быстрее), но и закончить свитер бутылочного цвета для Дорри.
Суббота и воскресенье промелькнули, как обычно, будто единый миг. В субботу день был солнечный, и потому мы с Джефом решили поехать за город. Но воздух оставался холодным, колючим. Дорри не любит ездить в машине и не хотела ехать с нами. Все время скулила, словно щенок. Поэтому на половине дороги Джеф остановил машину, велел ей выйти и сказал, что раз она так любит собак, пусть едет дальше в багажнике. Джеф запер ее там, и дальше мы уже двигались спокойно. Болтали о том о сем, а из багажника доносилось время от времени что-то похожее на глухой лай. Мы смеялись. Малышка такая выдумщица. Притворилась, будто она собака.
Обедали в деревенском ресторанчике. Я рассказала Джефу, что задумала сочинить сказку для новой серии. Он заинтересовался. И заметил, что и придумывать ничего не надо, достаточно просто рассказать историю Дорри. Прекрасная мысль: ведь действительно это история со счастливым концом. Настоящая сказка.
В воскресенье погода опять испортилась. Джеф ушел очень рано. Ничто не может остановить его, когда зовет долг. Дорри проснулась поздно, прямо к обеду, и я все утро могла спокойно трудиться за письменным столом. После еды я дала Дорри чистую тетрадь и попросила помочь мне придумать сказку. Она молча взяла ручку и уселась в углу. Пока она, съежившись, что-то писала, я вязала ее свитер. Через неделю наверняка закончу. Однако перед ужином Дорри снова закапризничала. Мне понадобилось примерить ей свитер, чтобы определить длину рукава, но она отказалась. Не просто заявила, что, мол, не хочу, не буду, а повела себя иначе: когда я подозвала ее и хотела надеть свитер, она протянула мне не свои руки, а оторванные у куклы ручки. Тогда я пообещала, что, если хочет, потом я и кукле свяжу точно такой же свитер. Она подняла руки и позволила натянуть на себя мое вязанье.
