Малахов не ответил, а только обиженно скреб в за­тылке.

— Зря ты так, — негромко сказал Прохор Степану. — Он же еще пацан совсем. Но разведчик из него, дай срок, получится.

Прошло полчаса.

Разведчики рыли землю, а Малахов с обиженным ви­дом едва ковырялся лопатой.

— Малахов! — выпрямился Степан. — Опять сачку­ешь! А ну повтори нашу заповедь!

— Больше пота, меньше крови, что ли... — отмахнул­ся тот. — Ко мне это не относится.

— Ну да, ты же у нас заговоренный... А кто ж это тебя заговаривал? — поинтересовался Прохор. — Если не секрет.

— Цыганка одна. Я до детдома у них в таборе жил. Их пацанята там надо мной измывались. Они чернявые, а я русопятый. Не такой, как они. Ну и одна старуха пожа­лела меня и заговорила от пуль, ножа и проигрыша в кар­ты. Поэтому предупреждаю — в буру или сику, да хоть в подкидного, со мной лучше не садись. Любого обчищу, независимо от звания и занимаемой должности.

— Ты это проверял? — поинтересовался Михаил. — Насчет заговора?

— Ну, — кивнул Малахов. — Всех в бараке в сику и буру обчищал. И в соседних тоже. То есть насчет кого дру­гого мне-то все равно... а вас на всякий случай предуп­реждаю: со мной не садись... Там в лагере мы на что толь­ко не играли. На мыло, на папиросы, на пайку, на фото­графию артистки Любови Орловой из журнала «Огонек»... И все, больше со мной никто не садился... Ну а когда наши кореша побег устроили, Леха мой сразу отказался, а я, дурак, согласился. Он меня тогда отговаривал: год, мол, всего остался. А после со мной распрощался — вроде как все, больше друг с другом не свидимся... Бежали-то днем, когда всех вертухаев от самогона и жары размо­рило... Ну увидали они и пальбу устроили, так меня эти пули облетали, а других, кто впереди бежал, всех, счи­тай, наповал. Меня собаки догнали, вон гляди, всего по­рвали... — Он расстегнул гимнастерку, спустил штаны, потом размотал портянку и продемонстрировал старые рваные шрамы на ягодицах и икрах.

— Какой же ты заговоренный? — усмехнулся Про­хор. — Раз тебя собаки покусали?

— Насчет собак или там змей с крокодилами эта цы­ганка меня сразу предупредила: мол, наука тут бессиль­на, — хмыкнул Малахов. — Так что все пока идет верно, чисто по ее директивам. А потому, братва, держись от меня подальше, поскольку меня-то пуля облетит, а кто будет рядом, того обязательно зацепит. Предупреждаю сразу, чтоб потом без претензий!

— И чем закончилось? — поинтересовался Михаил.

— Срок добавили, чем же еще... — хмыкнул Мала­хов. — Три года. Родине была нужна рабочая сила. И по­тому только срок добавили. Вот с того дня я и затосковал по переднему краю нашей обороны... Сразу захотелось в окопы... Только, думаю, дождусь-ка я, когда война к кон­цу подойдет. В смысле к самой границе. А там посмот­рим.

Разведчики переглянулись.

— Семеныч, ты кого вообще к нам привел? — побаг­ровел Степан.

— А могли бы меня и расстрелять по законам военно­го времени, — мечтательно продолжал Малахов. — Толь­ко опять же промахнулись бы... Пришлось бы им меня повесить или утопить. Только как бы вы тут без меня во­евали?

— Это когда ж было? — настороженно спросил Сте­пан.

— Ну «когда», «когда»... Что я, помню... Ну, считай, в мае сорок второго, в самом начале, когда вы тут без меня до самого Сталинграда драпали.

— Та-ак... — Степан отшвырнул лопату.

— Ты чего, Степа? — удивился Михаил.

— Что? Забыли уже? Да мы в то самое время под Барвенковом круговую держали! По обойме на каждого оста­валось! А в это время в тылу на этого урку патроны тратили!

И замахнулся на Малахова. На нем повисли Михаил и Прохор, не без труда оттащили.

— Да ладно тебе, уже два года прошло! — вдруг занер­вничал Прохор и, не выдержав, тоже сорвал с себя гим­настерку, спустил брюки и показал шрамы куда более впечатляющие, чем у Малахова, и в большем числе. — А вот это ты видел? А у лейтенанта нашего — видел? Да если здесь каждый начнет свои шрамы показывать, ты, сучонок, ночи спать не будешь! Вот тебя, говоришь, собаки рвали? И правильно делали!

— Хорош, — вполголоса сказал Иван Безухов, заме­тив приближающееся начальство. — Хватит, говорю! — одернул он Прохора. — Взвод, смирно! — скомандовал он, и разведчики, увлеченные ссорой, увидели наконец идущих к ним по траншее офицеров штаба дивизии во главе с полковником Егоровым, которых сопровождал командир полка майор Иноземцев. — Товарищ полков­ник, взвод отдельной разведроты проводит подготовку...

Офицеры недоуменно переглянулись, увидев тороп­ливо одевающегося бойца. Здесь же был капитан-особист Шульгин, сразу вперивший свой взор в Малахова, кото­рый торопливо и неумело обматывал портянки, прежде чем сунуть ноги в сапоги. Уже одетый и обутый, Прохор Полунин стоял рядом и ел глазами начальство.

— Вольно! — нахмурясь, ответил за всех майор Ино­земцев. — Что у вас тут происходит, что за внешний вид, где лейтенант Малютин?

— Похоже, бойцы вспоминают минувшие дни и бит­вы, где вместе рубились они, — продекламировал полков­ник Егоров.

— Так что, молодое пополнение воспитываем, — по­правил начальство Безухов, показав Малахову из-за спи­ны кулак. — Учим, как по тревоге вскакивать и быстро одеваться.

— Здравия желаю, товарищи разведчики!

— Здрав желав, — набрав грудью воздух, дружно от­ветили они полковнику.

— Это бывает, Сергей Павлович! — сказал Егоров, обращаясь к Иноземцеву. — Солдаты любят в свободное время мериться своими мужскими достоинствами, осо­бенно в бане... Так?

— Так точно, товарищ полковник! — выкатил глаза Малахов, продолжая неравную борьбу с портянкой на правой ноге. — Только вот бани давно не было. Потому приходится мериться в обстановке, приближенной к бо­евой.

— Ну и как? — спросил Егоров, сощурясь.

— У них этих зарубок побольше будет, — сокрушенно сказал Малахов. — Хотя кормежка здесь все ж получше, чем была у нас в зоне. И вообще. Они четвертый год вою­ют, а я только неделю.

Офицеры переглянулись, пожали плечами. Похоже, они готовились услыхать нечто другое — по-мужски смач­ное и соленое. И собрались двигаться дальше по траншее, но их остановил Иноземцев:

— Одну минуту, товарищи офицеры! На правах хозя­ина и в целях вашей безопасности предлагаю сменить офицерские фуражки на солдатские пилотки. Снайпер, знаете ли...

— Так все-таки с ним покончено, или нет? — насмеш­ливо спросил полковник Анисимов.

— Береженого бог бережет, товарищ полковник, — отрезал Иноземцев. — А вас, как бога войны, не мешало бы поберечь особенно тщательно. Для этого я уже при­нял соответствующие меры.

— Интересно, это какие же? — спросил полковник Анисимов.

— В этом нет никакого секрета, товарищ полковник. Я распорядился расставить вдоль наших позиций людей с биноклями и просто зеркальцами, чтобы они, подняв их над бруствером, бликовали в глаза снайперу, и он не мог определить, где именно находятся те, за кем он охо­тится.

— Все-таки появился у немцев новый снайпер или нет? — спросил кто-то из офицеров.

— Похоже, это тот же самый, — развел руками Ино­земцев. — Я только предполагал, согласно визуальным данным моей разведки, что он уничтожен, но уже сегодня утром этот же снайпер, судя по его незаурядной меткости, убил в расположении нашей части уже взятого нами «язы­ка», полковника немецкого Генерального штаба.

Офицеры озабоченно переглянулись, покачали голо­вами.

— ...Поэтому, товарищи офицеры, прежде чем нам идти на наблюдательный пункт, я еще раз настоятельно пред­лагаю обменять на время свои офицерские фуражки на пилотки личного состава, — закончил майор Иноземцев.

Офицеры переглянулись. Им, похоже, было неловко маскироваться под рядовых, и сейчас они неуверенно смотрели на солдат, которые уже протягивали им свои пилотки.

Возникшую паузу нарушил все тот же рядовой Мала­хов, справившийся наконец с обеими портянками и с сапогами.

— А чего, я не против... Махнемся не глядя, товарищ полковник, — обратился он к полковнику Егорову.