— Со мной да, — сказал Кремер. — А вот где-то там, в самом верху, может, в Берлине, а может, и выше — не со­всем все в порядке... Я служил под началом полковника Эриха Глейцера в Северной Африке. Тогда он был майо­ром... Генерал Эрвин Роммель очень его ценил и посто­янно к себе приближал. Роммель поручал нашему полку под командованием Глейцера самые рискованные и от­ветственные операции. Это благодаря Глейцеру я стал тем, что я есть... Он умел находить таланты, ничего не ска­жешь. Кто я был бы без него? Потом его перевели в Гене­ральный штаб, к Гальдеру. И когда меня вызывали в Бер­лин для вручения награды, я бывал у него дома, был зна­ком с его семьей. Очень милые, воспитанные люди. Жена и две дочери. И теперь я убил его своей рукой. Будь про­клят этот мир!

— Так за что мы его...

— Я это могу понять только умом, Курт. Полковник Эрих Глейцер был слишком ценным офицером и слиш­ком много знал, чтобы его можно было отдать русским... Так я это понимаю. Но я отказываюсь принять это серд­цем. Мне только что пришлось убить человека, которому я стольким обязан. Сейчас я его оплакиваю, Курт. По­этому, извини, я хочу побыть один.

* * *

— ...Твою мать... — Степан, чуть не плача, матерился над убитым наповал немецким полковником. — Черт! Ну что за невезуха!

— Кончай, Степа, — толкал его в плечо Прохор. — Он тебе кто, близкий родственник?

— Не понял... — Малахов растерянно мотал голо­вой. — Снайпера этого, в натуре, Оля только вчера шлеп­нула! Или это уже другой?

Все озадаченно смотрели на лейтенанта.

— Ладно. Доставим его в том виде, какой он есть в данную минуту, — отрешенно сказал Малютин, разгля­дывая бумаги убитого немца. — Документы при нем, ка­кие-то приказы... Это полковник Эрих Глейцер из Ген­штаба... Наверно, много знал и был слишком ценным офицером, чтобы немцы могли позволить ему попасть в наши руки... И поэтому они пошли на его убийство. Но все равно, такие бумаги, какие здесь, у него, могут ока­заться важнее его показаний... Все, возвращаемся. Наде­юсь, для снайпера, новый он или старый, мы не та цель, какую он обычно выискивает.

— Да, это тот же самый... — Степан вздохнул. — Вид­но по выстрелу. Так попасть точно в затылок, это только он сможет.

И кивнул на седую голову убитого, окрашенную за­сохшей кровью.

— Ну тогда нам точно бояться нечего, раз ниже пол­ковников он не опускается, — кивнул Михаил. — А до полковника лично мне еще далеко.

7

Катя и Ася собирались сопровождать Лиду до санба­та, куда доставили переводчика лейтенанта Горелова. Бледная, заплаканная, она рвалась к жениху и при этом постоянно заговаривалась и была, что называется, сама не своя. Так что ее боялись отпустить одну. Штабная по­луторка «ЗИС-5» ждала их возле блиндажа связи.

Оля Позднеева сопровождать их отказалась. У нее после убийства немецким асом взятого разведчиками ценного «языка» теперь появились свои проблемы: как такое могло случиться, если она сама зафиксировала по­падание в голову снайпера? Что он, воскрес, что ли? Вос­стал из мертвых? Или здесь появился другой ас, того же класса? Нет, не может быть. Слишком быстро. И все же это не приснилось ей, она сама видела попадание, свои­ми глазами... И не слишком ли быстро немцы нашли дру­гого... Ведь таких мастеров единицы. Правда, остается вариант, высказанный лейтенантом Малютиным, что она попала в его напарника... Убила напарника, а снайпер решил воспользоваться этим обстойтельством и до поры затаился: пусть русские думают, что его больше нет... Кста­ти о напарнике. Вообще-то говоря, он ей тоже не поме­шал бы.

Словом, она отговорилась от поездки срочными де­лами и, прихватив свою винтовку, отправилась к тому месту, где час назад был застрелен немецкий полковник, взятый разведчиками в качестве «языка».

* * *

Девушки подъехали на попутке к санбату, находяще­муся в небольшой старинной церкви. Здесь гуляло нема­ло ходячих раненых, почти все курили, многие сидели на лавочках, остальные помогали медперсоналу, в основном молоденьким медсестрам и санитаркам, стирающим или развешивающим мокрое белье и бинты.

Что не помешало выздоравливающим обратить вни­мание на вновь прибывших девушек. Но подкатываться пока не спешили. Все видели, как Лида, бледная и осу­нувшаяся, плакала, поминутно всхлипывая, и слезы, не переставая, катились по ее щекам. Катя и Ася осторожно поддерживали ее под руки.

Они усадили ее на ближайшую лавочку, для чего при­шлось попросить подвинуться двоих раненых, напропа­лую флиртующих с медсестрой, и Ася пошла искать здеш­нее начальство.

— Товарищ майор... — безошибочно угадала она в появившемся у дверей лазарета изможденном от бессонных ночей пожилом враче начальника санбата. Он был в белом халате, забрызганном кровью, так что погон со звездочками не было видно. — К вам вчера поступил старший лейтенант Горелов, у него ранение в оба глаза, тут его невеста приехала навестить, где нам его можно найти? Он внимательно посмотрел на нее, покачал головой.

— Мое звание подполковник, вы ошиблись, но ничего страшного... Боюсь, что Горелова лучше сейчас не беспокоить, — сказал он. — Простите, а вы ему кем приходитесь, товарищ сержант, если не секрет?

— Я с ним служу в одном штабе, а со мной его невеста, — вполголоса сказала Ася, уже понимая причину запрета.

И оглянулась на лавочку, но Лида и Катя уже сами подошли к ним. Похоже, они все слышали.

— Я его невеста, — сказала Лида. — Я требую, я хочу увидеть своего жениха, будущего мужа и отца моего будущего ребенка.

Врач переводил испытующий взгляд с одной подруги на другую и, кажется, начинал понимать, что происходит.

— Сожалею, — негромко сказал он. — Я очень сожалею. Но лейтенант Горелов, вчера поступивший к нам, похоже, потерял зрение.

Катя вскрикнула и обняла побелевшую Лиду, прижав ее к себе.

— Зато я зрячая, — твердо сказала Лида, освобождаясь от рук подруги. — И наш сын тоже будет зрячим. Мы ему поможем, мы будем видеть за себя и за него... А сейчас я хочу к нему, я хочу его видеть, каким бы он ни был!

Но врач-подполковник даже не двинулся с места.

— Он сам просил меня никого к нему не пускать.

— Неправда! — отчаянно крикнула Лида. — Я знаю, он меня ждет!

И рванулась, оттолкнув подполковника, но в воротах санбата ее задержали.

— Костя! — в отчаянии закричала она. — Это я, Лида!

— Хорошо... — Врач, пристально взглянув на нее, кив­нул охране. — Пропустите ее. Но только обещайте... В его состоянии ему противопоказаны излишние волнения. Надеюсь, вы это понимаете?

— Я вам обещаю, — дрогнув голосом, сказала Лида, все еще вытирая глаза платком. — Ему хуже не будет. А только лучше. Я это знаю. Я смогу, не сомневайтесь...

— Простите, есть ли надежда? — тихо спросила Ася, когда Лида ушла.

— Я не окулист, — покачал головой подполковник. — И даже не Иисус Христос. Чудеса не по моей части. Я еще не видел слепых, которые становились зрячими с таки­ми ранениями. Но это не значит, что надежды никакой нет.

* * *

Мертвого немецкого полковника Глейцера и его до­кументы они сдали через десять минут майору Самсонову, и тот долго чертыхался и матерился, удивив замысло­ватыми и витиеватыми оборотами самого Степана Каморина.

Успокоившись, Самсонов увел в свой кабинет лейте­нанта Малютина. Тот должен был — а больше некому — перевести документы, найденные при полковнике. А раз­ведчикам майор Самсонов приказал в срочном порядке углублять и укреплять блиндажи и окопы на передовой, куда совсем скоро должны были пожаловать офицеры из штабов дивизии и корпуса — как только у них закончит­ся совещание и они отобедают.

— А мы когда отобедаем? — спросил Малахов, когда Самсонов ушел, и тут же схлопотал подзатыльник от Сте­пана. 

— Говорили тебе: твое от тебя не уйдет, — нравоучительно сказал Степан. — Если только это твое. Какие твои годы? Пообедаешь еще, и не раз...