Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Карел Чапек Собрание сочинений

Том седьмой

Статьи, очерки, юморески[1]

Собрание сочинений в семи томах. Том 7. Статьи, очерки, юморески - i_001.jpg

Скандальная афера Иозефа Голоушека[2]

© Перевод В. Каменской, О. Малевича

Собрание сочинений в семи томах. Том 7. Статьи, очерки, юморески - i_002.jpg

1

Иозеф Голоушек обычно не читал «Хоругви», но в то утро кто-то засунул эту газету за ручку его двери. Ничто на свете не дается даром, и весьма удивленный Голоушек, чувствуя себя чем-то обязанным неведомому дарителю, развернул широченную простыню «Хоругви», чтобы хоть мельком пробежать ее. На первой странице он сразу увидел заметку, обведенную синим карандашом. Пан Голоушек скользнул было по ней рассеянным взглядом, но вдруг изменился в лице, снял очки, заерзал на стуле и принялся читать заново:

СКАНДАЛ ИЛИ ПРЕСТУПЛЕНИЕ?

Перед самой сдачей номера в набор к нам поступили сведения, что около месяца назад, 17 декабря, в нашем городе произошло событие, которое может иметь самые серьезные последствия!

Было три часа пополудни, когда в роскошном особняке под номером 171 чья-то рука опустила на окнах шторы, явно для того, чтобы посторонний глаз — и прежде всего око нашей общественности — не мог узреть, что за ними происходит! Примерно через полчаса на тихой улице раздался страшный вопль, а вслед за тем послышались громкие, возбужденные голоса. С того момента и до самой ночи из таинственного дома никто не выходил! Однако с наступлением темноты всем особам, которые явились прямыми или косвенными участниками этого загадочного происшествия, несомненно, удалось скрыться.

Бросается в глаза то обстоятельство, что органы полиции до сих пор не сочли нужным заинтересоваться скандальным происшествием, которое вот уже пятую неделю крайне беспокоит нашу общественность. Может быть, у них есть особые основания молчать? Но мы заверяем наших читателей, что узнаем всю правду, даже если это коснется самых высокопоставленных особ! Мы еще не дошли до того, чтобы наши граждане терпели преступные бесчинства так называемых «заслуженных мужей», чьи «заслуги» давно заслуживают внимания прокуратуры…

А ниже было набрано:

Как нам удалось достоверно установить, в доме № 171 проживает пан Иозеф Голоушек, известный приверженец наших злейших политических врагов… Ныне общественность может убедиться, какими личностями и с помощью каких средств велась оголтелая и подлая предвыборная кампания, направленная против нашей партии и ее любимого вождя. Мы еще вернемся к неслыханному происшествию за спущенными шторами!

Иозеф Голоушек судорожно ловил ртом воздух и несколько раз протер глаза, не понимая, сон это или явь; но слова: «преступные бесчинства», «страшный вопль» — не исчезли, и он, окончательно уразумев, что не спит, с размаху швырнул «Хоругвь» в угол; впрочем, тут же поднял ее и старательно разгладил. Человек по натуре довольно спокойный, он постепенно вошел в раж — забегал взад-вперед по комнате, сбросил с дивана собаку и, багровея все сильнее и гуще, цедил сквозь зубы нечто не совсем цензурное — только свидетелей, как на грех, не было. А через час, побагровев уже до синевы, с глазами, налитыми кровью, ворвался к своему приятелю-юристу.

— Вот, прочтите, доктор, — прохрипел он.

Адвокат читал заметку как-то удивительно медленно, наконец произнес:

— Ну и что?

— К суду! — выпалил Иозеф Голоушек. — Я привлеку этих мерзавцев к суду!

— К суду? — задумчиво повторил приятель. — А за что, собственно, привлекать их к суду?

— За все, — воскликнул пан Голоушек. — За всю эту заметку! Разве я кого-нибудь убил? Или изнасиловал? Ну? Скажите! Убил я кого-нибудь?

— Полагаю, что нет, — ответил адвокат. — Но ведь здесь об этом ничего и не сказано. Тут говорится только, что кто-то опустил шторы на окнах.

— Нет у меня никаких штор! — кричал Голоушек.

— Допустим, — согласился адвокат, — но это еще не оскорбление. Далее сказано: «раздался страшный вопль».

— И это ложь, — взорвался пан Голоушек. — Никакого вопля не было. Я ежедневно сплю до четырех, потом пью кофе…

— Да погодите же, черт возьми, — перебил адвокат. — Тут вовсе не утверждается, что вопили вы или что вопили в вашей квартире. Только и написано: «раздался страшный вопль». Во-первых, это не оскорбление, а во-вторых, вообще вас не касается. Затем говорится, что из таинственного дома никто не выходил.

— Такая же ложь, — кипятился Голоушек. — Могу присягнуть, что в тот день около половины пятого я вышел из дому! Обычно в половине пятого я совершаю моцион! Готов назвать свидетелей…

— Свидетели тут ни к чему, — возразил адвокат. — Утверждение, что из таинственного дома никто не выходил, — вовсе не оскорбление чести и тоже не повод для обвинения. Тут еще говорится, что органы полиции не сочли нужным заинтересоваться скандальным происшествием. Это касается уже не вас, а полиции.

— А что вы скажете о «преступных бесчинствах»? — взревел пан Голоушек.

— Тут написано: «преступные бесчинства так называемых „заслуженных мужей“». Вот если б была названа ваша фамилия… Словом, говорю вам, Голоушек, идите домой и ложитесь спать. Повода для судебного иска тут нет.

— Но ведь, — задыхался Иозеф Голоушек, — ведь теперь всякий может подумать, будто я кого-то убил или совершил еще что-то не менее ужасное!

— Дружище, — постарался успокоить его адвокат, — мало ли что люди о вас думают, нельзя же за это тащить каждого в суд! Хотите знать мое мнение? Игнорируйте. Советую вам как друг: не связывайтесь с газетами. Плюньте.

Иозеф Голоушек рухнул на стул.

— Дорогой мой, — простонал он, — я всегда слыл порядочным человеком. Могу ли я терпеть… чтобы вот этак…

— Ну, ну, — утешал его юрист, — вы же не ребенок. Любой скандал живет не дольше недели, ну… если поднят очень уж сильный шум — дней десять. К чему волноваться?!

И Иозеф Голоушек решил в самом деле не обращать на все это внимания.

2

На другой день в «Хоругви» появилась статья:

СКАНДАЛЬНАЯ АФЕРА В ДОМЕ НОМЕР 171

Как удалось совершенно точно установить, в доме № 171 проживает не кто иной, как «выдающийся» представитель наших отъявленных политических противников пан Иозеф Голоушек. И хотя сей господин должен бы только радоваться, что наша общественность но проявляет интереса к человеку с таким прошлым, он возымел неслыханную наглость притязать на первые места в различных национальных и общественных организациях. Стоит ли после этого удивляться, что добропорядочные граждане бойкотируют любительские спектакли, если секретарем театрального общества является личность, пользующаяся такой дурной славой! Не удивительно и то, что все образованные люди демонстративно отказываются посещать публичные лекции, обнаруживая среди их организаторов столь сомнительное имя! Сейчас выясняются все новые и новые подробности, проливающие свет на сенсационное происшествие, о котором мы сообщили вчера! Вот когда стала очевидной вся мерзость, о которой давно уже шептались в нашем городе. Довольно мы молчали, теперь заявляем во всеуслышание, что не прекратим своих усилий, пока до конца не разоблачим поведение нескольких хулиганов, отравляющих атмосферу нашей общественной жизни. Мы хотим правды и только правды!! А посему открыто и без околичностей задаем пану Иозефу Голоушеку вопрос:

Что он делал в своей квартире 17 декабря после обеда?

Любопытно будет посмотреть, как вышеупомянутый господин станет выкручиваться, пытаясь увильнуть от ясного ответа на наш вопрос! Ибо мы более чем сомневаемся, чтобы он отважился ответить прямо и определенно!

вернуться

1

В настоящий том включены произведения Карела Чапека, написанные в «малых формах» (памфлет, очерки, апокрифы, афоризмы и побасенки), а также лучшие образцы его политической публицистики и художественной критики (от критики «слов и выражений» до статей о литературе и искусстве).

Большая часть этих произведений, впервые появившихся на страницах газет, тесно связана со злобой дня и непосредственно отражает эволюцию философских и общественно-политических взглядов писателя.

Первая мировая война, воспоминания «о годах массовых убийств, деспотизма и бесправия», усилив антиимпериалистическую и антимилитаристскую направленность его творчества, одновременно заронили в Чапеке сомнение относительно целесообразности радикальных методов преобразования мира. Находясь в плену иллюзий о возможности разрешения социальных противоречий в рамках независимого демократического государства, он призывает к личной ответственности человека за каждый свой поступок и каждое конкретное решение. Но, искренне сочувствуя идее социальной справедливости, сохраняя разумную веру в объективную реальность мира и оставаясь реалистом в своих художественных взглядах, Чапек направляет огонь своей сатиры прежде всего против националистической демагогии, буржуазного фарисейства, эгоистической корыстной ограниченности. Уже с конца 20-х годов писатель вступает в открытую борьбу с фашизмом. Апокрифы «Атилла», «Александр Македонский», «Смерть Архимеда», «Пан Гинек Раб из Куфштейна», и другие, «Побасенки будущего» и «Современные», заметки и статьи «Дети и война», «Мы хотим жить», «Бомбы над миром», «Доверительно из Женевы», «Голос из репродуктора», «Лерида», «О долге художника» и многие другие служат ярким подтверждением активного вмешательства писателя в гущу политических событий и последовательной защиты им дела демократии и прогресса. От проповеди «медленного прогресса», от индивидуализма Чапек приходит к антифашистской борьбе и становится видным деятелем антифашистского движения в Чехословакии.

Во многих апокрифах и побасенках Чапек воспроизводит конкретную политическую ситуацию тех лет, когда над Европой нависла угроза нового «гуннского нашествия» — гитлеризма, он клеймит трусов, завистников, людей, не желающих видеть ничего, кроме личной выгоды, разоблачает «психологию» диктаторов и завоевателей. Так же как в трилогии «Гордубал», «Метеор», «Обыкновенная жизнь», Чапек и в произведениях «малых жанров» вскрывает разные формы самообмана (национального, классового, научного, эстетического), все чаще «прикладывая» к субъективному и, как правило, преувеличенному представлению сатирического «героя» о своем значении для мироздания, объективное мерило.

Выступая против культа голого техницизма, Чапек далеко не во всем винит технику. В статье «Власть машин» он подчеркивает, что рабочего эксплуатирует фабрикант, а не машина. Большую тревогу у писателя вызывала стандартизация духовной жизни, фальшивая фразеология массовых средств информации, служащая сознательному оглуплению рядового человека («40 000», «Как делается фильм»).

Вместе с тем в публицистике и критических выступлениях писателя явственно выступает его положительный идеал, зримо воплощенный в героях литературных медальонов, где наряду с представителями других культур мира мы не случайно находим Пушкина и Горького. Интерес к русской культуре сопутствовал литературно-эстетическим исканиям Чапека с молодости. Будучи убежден, что в отношении к революционной России «априорная вера лучше априорного недоверия», Чапек уже в 20-е годы выступал за дипломатическое признание СССР. Высказывание Чапека о Советской конституции, его ответ на анкету журнала «Огонек» (1936) свидетельствуют о том, что писатель со все большим доверием относился к той «экспедиции в будущее», которую предприняла наша страна, встав на социалистический путь развития.

вернуться

2

Памфлет К. Чапека «Скандальная афера Иозефа Голоушека» впервые был опубликован в газете «Лидове новины» (февраль — март 1927 г.), отдельным изданием вышел в 1927 году.

Поводом для памфлета на буржуазную прессу послужила история, случившаяся с самим Чапеком. По пятницам в его вилле на окраине города собирались писатели, врачи, юристы, художники, ученые, журналисты, политические и государственные деятели. В канун Нового, 1927 года Чапек написал для гостей очередной пятницы аллегорическую сценку в стихах, разыгранную его друзьями-артистами. Три евангельских волхва, олицетворявших ведущие партии тогдашней правящей коалиции, приветствовали гостей. В тексте содержались политические намеки, впрочем, «по возможности невинные». Но реакционная печать раздула новогоднюю шутку в политический скандал. Появились броские заголовки: «Новогодние развлечения в Хамове», «К скандалу в вилле Чапека», «Афера г-на Карела Чапека»… Тон задавали газеты профашистской национально-демократической партии («Народни листы», «Народ») и католическая пресса («Чех», «Ден»). Чапек обратился в суд, обвиняя редакции «Народа», «Чеха», газету словацких клеро-фашистов «Словак» в публичном оскорблении личности. Ответственный редактор «Народа» Ян Стракаты подал встречный иск. Стракаты был присужден к денежному штрафу, а Чапеку пришлось сделать заявление, что в своих полемических статьях он имел в виду анонимного клеветника, а не самого Стракатого.

В памфлете, продиктованном конкретной политической ситуацией (в 1925 году возникает «Чешская национальная фашистская община» во главе с генералом Рудольфом Гайдой, которую поддерживает руководство национально-демократической партии и правые национальные социалисты; в июне 1926 года она предпринимает неудачную попытку произвести путч), Чапек выступает против коалиции националистической и клерикальной реакции, сотрудничавшей с крайними правыми силами за рубежом и видевшей пример в режимах типа диктатуры Муссолини в Италии. Вместе с тем в памфлете сказывается слабость общественной позиции писателя. Герой его одинок и беспомощен, а либеральная «Вольная свобода» не способна противостоять объединенным нападкам «Хоругвей», «Обозрений» и якобы независимых «Глашатаев» (названия газет вымышлены). Чапек едва ли не впервые подходит здесь к мысли о том, что у людей, подобных Иозефу Голоушеку, и у их оппонентов слева — общий враг, но должно было пройти еще несколько лет, чтобы он убедился в необходимости союза демократической интеллигенции с коммунистами в рядах единого антифашистского фронта.

Переведено по сборнику: «Deset českých novel», Praha, 1964.

1
{"b":"273263","o":1}