— Вы что, глазеть сюда пришли? — рявкнул он.

— Ага, — спокойно отвечает Мартинек, даже не повернув головы.

— Марш на место! — срывающимся голосом заорал «пес» Андрес. — Вы здесь не для того, чтобы прохлаждаться, вы… вы…

За спиной у него хрустнуло, и Андрес обернулся, будто на шарнирах. Сзади стоит Матула, пригнувшись, как горилла, и глаза его налиты кровью; он грозно рычит:

— Что? Кто здесь, по-вашему, прохлаждается?

Запальщик прижался спиной к стене.

— Что вам надо? — резко спросил он и сжал кулаки.

— Господи боже, — вырвалось у Суханека, и от испуга он приложил пальцы к губам, словно девочка.

Молодой гигант даже не шевельнулся.

— Оставь его, Матула, — сказал он добродушно, будто речь шла о брехливой собачонке. — Это у него само пройдет…

Андрес отделился от стены.

— А вот я посмотрю все-таки, далеко ли вы продвинулись, — сказал он неестественно спокойным тоном и пошел, не оборачиваясь.

Каменщик Матула повернул за ним, как бык, и растопырил пальцы, готовый вцепиться в горло Андреса.

— Оставь его, — незлобиво повторяет Мартинек, продолжая поглаживать свои голые руки.

Как странно — даже здесь, в шахте, от Мартинека веет чистотой, он кажется каким-то золотистым, и невольно вспоминаются созревающие хлеба. Приветливо и чуточку сонно глядит он на медленную работу Адама. Тот все глубже вгрызается в штрек и даже не обернется; штаны у него постепенно сползают вниз по узким бедрам, на спине выпирают позвонки, но длинные неторопливые руки работают с такой уверенностью, что можно рот разинуть и глядеть, глядеть без конца.

Андрес возвращается надутый и мрачный.

— Надо бы добавить еще переклад к последней паре, — говорит он, ни к кому не обращаясь. — И как следует закрепить скобами.

— Надо бы, — отвечает крепильщик с невозмутимой приветливостью. — А который теперь час?

Запальщик достал часы в желтом слюдяном футляре.

— Скоро половина девятого, — буркнул он, по-прежнему ни к кому не обращаясь и ни на кого не глядя.

— Я, пожалуй, поставлю тут пару стоек, Адам, — говорит крепильщик Мартинек и сладко зевает.

Адам выпрямился, подтянув штаны на голом потном заду.

— Можно, — промямлил он равнодушно.

Запальщик Андрес переминается, хмурит лоб; вон как — ему явно дают понять, что в нем никто не нуждается!

— Пулпан, — раздраженно гаркает он, — полезайте к Фалте и скажите ему, что он может смениться.

— Пожалуйста, — поспешно отвечает Станда, но вдруг чувствует, что у него схватило живот, а к горлу подступает тошнота. Как, лезть в этот завалившийся штрек?.. Но ведь там уже были другие, правда?.. Ну да, были, и Станду засмеют, если он не пойдет: эх ты, сопляк, зачем же ты первым вызывался? Будь здесь хоть Хансен, он бы поглядел на Станду, кивнул бы, и тогда все пошло бы легче…

— Ну, идете, что ли? — ворчит Андрес.

Станда просовывает голову в черную дыру, сердце у него замирает, но кто-то дает ему пинка:

— Лампу-то возьми!

Станда пролезает на четвереньках под обломками, освещая себе путь лампой; он пробирается по грудам мелкого щебня, — иногда нужно ползти на коленях, иной раз можно почти выпрямиться; с кровли свисают лопнувшие балки, он ежеминутно натыкается на них то головой, то плечом. Вдруг он каменеет от ужаса: зашуршало прямо над головой!

— Пепек! Пепек! — зовет он в отчаянии. — Пепек, сейчас все упадет! Иди назад, Пепек!

«Вернусь, не могу дальше, — думает обливающийся потом Станда, распластавшись на острых камнях. — Нет, я должен предупредить Пепека, иначе его засыплет!» Станда ползет дальше; только бы ноги так не тряслись, только бы не подкашивались — ему кажется, что они стали какими-то ватными.

— Пепек! — кричит он слабым, плаксивым голосом.

И вот в довершение всего опрокинулась лампа — пшш! — и погасла. Станда лежит в непроглядной тьме и всхлипывает от страха. Теперь уже и в самом деле надо возвращаться, он пробует попятиться, но ноги его натыкаются на одни полуобвалившиеся стены. Станда готов завопить благим матом, призывая на помощь. «Господи, господи, хоть бы свет был! Пепек! Слышишь, Пепек!» — Станда шарит руками в этой ужасной темноте, нащупывает впереди пустоту и лезет дальше; вот он наткнулся на кучу обломков — значит, точка, дальше пробраться невозможно. Станда со все возрастающим ужасом ощупывает камни — и вдруг до него доносится какой-то новый, на этот раз размеренный шорох.

— Пепек! — из всех сил кричит Станда, продвигаясь вперед ощупью; да… нет… да, вот расщелина, а за ней отверстие пошире; Станда протискивается туда, ободрав плечи, ползет на коленях и натыкается головой на кровлю; теперь шорох и стук слышны ближе, мигает тусклый свет.

— Пепек! — кричит Станда.

Шум прекратился.

— Что такое?

Станде становится легче. Теперь все равно, будь что будет, главное — там Пепек! Уже доносится резкий запах пота, уже виден дрожащий огонек; только сейчас Станда замечает, как судорожно вцепился он вспотевшей рукой в погасшую лампу — и пальцы не разогнуть.

— Пепек, — вырывается у него, — у меня лампа погасла!

— Ну так подай ее сюда, — отвечает Пепек и отодвигает свой зад несколько вбок, чтобы протянуть руку к Станде, так тут тесно между перекореженной крепью.

— Пепек, запальщик велел сказать, что тебе пора смениться.

— Да? — бурчит Пепек. — Можешь ему передать, пусть идет в болото. Я тут доделаю. Держи.

Станда берет зажженную лампу; он почти счастлив, что у него опять есть свет.

— Он с крепильщиком схлестнулся, — сообщает он радостно.

— Ну-ну, ври больше, — удивляется Пепек и, охваченный внезапным любопытством, перестает стучать по бревну. — А что же ему сказал Мартинек?

— Мартинек, — мигом придумывает Станда, — сказал ему… чтобы он на нас так не гавкал, что нам не нужно дважды приказывать…

— Хм, — невольно фыркнул Пепек. — Лучше бы он его по морде съездил.

И вдруг Пепек захохотал так, что у него затрясся зад.

— Станда, а я его, понимаешь, лягнул в самую харю! Он сунул сюда свой нос — и то и се, мол, не по-шахтерски сделано, и вообще… А я прикинулся, будто назад лезу, и как дам ему в зубы каблуком! Ну и плевался он… — Пепек завозился от восторга. — Скажу тебе, ради такого дела я и потерпеть готов… Который час?

— Половина девятого. А может, и больше.

— Значит, скоро сменимся, — соображает Пепек. — Ну, коли ты сюда добрался, постучи-ка им, хочешь?

— Кому?

— Ну, тем троим.

Пепек ловко пополз вперед, Станда не поспевает за ним; теперь ему уже не так страшно — он видит перед собой ноги Пепека и его спину; он только удивляется, до чего длинный этот ходок.

— Здесь осторожнее, — предупреждает Пепек и ползет на коленях вперед. — Здесь того и гляди обрушится.

И он лезет все дальше, на животе, боком, как придется. Но вот Пепек остановился.

— Ползи поближе, — говорит он таинственно, словно играет в какую-то детскую игру. — Теперь, чтобы достать, перелезай через меня…

Станда перебирается на животе через твердое потное тело Пепека, потом светит перед собой — сплошной завал.

— Стучи здесь, — показывает Пепек. — Возьми обломок и бей в это место.

У Станды дрожит рука, и он еле удерживает камень.

— Слышишь? — взволнованно спрашивает Пепек.

У Станды только кровь шумит в ушах.

— Не слышу, — выдыхает он сдавленно.

— Попробуй еще разок, ну… Сейчас… Сейчас они подают сигналы, — вне себя шепчет Пепек.

Тик-тик-тик — точно где-то тикают часы. И снова: тик-тик-тик. Станда от волнения чуть не съехал с Пепека. Значит, они и вправду там! Живые люди — и они отвечают на сигналы Станды! Точно он им руку подал, почти что говорил с ними — тик-тик-тик… Станда с силой бьет в свод: да, я здесь, все здесь — я и Пепек, инженер Хансен и крепильщик Мартинек, вся первая спасательная! Бух-бух-бух — стучит Станда в стену. Вы слышите нас? Не бойтесь, мы придем за вами; если бы даже мне пришлось разгребать эти камни голыми руками… Тик-тик-тик…