Надо было пропустить быка под «мулетой» и раскланяться перед зрительницами. Ничего не получилось — зрительниц не было, а на «арене» действовал не самец домашней коровы, а почти дикий тур.

Рогожа (или как назвать эту плетенку?) не скользнула над головой и рогами зверя, а зацепилась за них. Семен собирался махнуть своей «мулетой» и прянуть влево — подальше от рогов и копыт. Вместо этого его мощно рвануло вправо с разворотом. Руки он разжал не сразу, пытаясь удержать оружие — тоже инстинкт! В данном случае это оказалось ошибкой. Инерция с одной стороны и встречное движение — с другой дали зубодробительный эффект: Семен со страшной силой влепился в бок зверя и, отскочив, словно мячик, полетел на землю. Сохранить равновесие он даже не попытался — лишь немного сгруппировался, чтобы обойтись минимумом переломов и вывихов.

То, на что он шмякнулся, было, в общем-то, мягче, чем асфальт. Впрочем, оценивать это ему было некогда. Как только сознание вернулось (вряд ли оно отсутствовало долго), он понял, что лежит, а бык стоит и на него вроде бы больше не нападает.

Даже не восстановив толком дыхание, Семен попытался встать (вскочить!) на ноги. Как ни странно, но это получилось — то ли он был цел, то ли в болевом шоке. Секунды, наверное, хватило, чтобы оценить ситуацию: бык топчется на месте и злобно фырчит, потому что просто не может двигаться. Никаких новых ран он, конечно, не получил, но на его башке висит рогожа, полностью лишая возможности видеть. В подобной ситуации человек мгновенно сбросил бы руками такое покрывало, но у быка нет свободных конечностей — он стоит на всех четырех. А пальма (любимая, желанная!) свисает с бычьей головы на той стороне — клинок застрял в волокнах где-то в районе левого рога. Впрочем, она вот-вот освободится, потому что бык нашел способ: наступив копытом на край рогожи, он дергает голову вверх, раздирая грубую плетенку. В общем, еще миг — и прозреет.

И Семен пошел к нему — не чувствуя ног, не ощущая опоры под ступнями. Левой рукой он поймал ножны, намертво пришнурованные к рубахе, а правой сжал рукоятку ножа — такую удобную, такую привычную.

Мысль о том, что лезвие может оказаться слишком коротким, даже не возникла — вероятно, по причине ее полной неконструктивности. Все воспоминания об анатомии крупного рогатого скота рассосались, зато всплыли инструкции о том, куда нужно попасть стрелой или дротиком, чтобы зверь умер сразу, чтобы за ним не пришлось долго идти…

Утонченные ценители корриды вряд ли дали бы положительную оценку исходу этого поединка — даже с учетом того, что бык был раза в полтора-два больше обычного. Семен не был ни спортсменом, ни артистом, ни тореадором. Он просто подошел и всадил клинок по самую рукоятку. Бык взревел и куда-то рванулся, сбив своим боком Семена с ног. Самозваный тореадор резко перекатился, надеясь не угодить под копыто. Это получилось, и Семен встал. Подошел и снова ударил — на пару сантиметров ниже.

Примерно так повторилось еще дважды.

Потом бык завалился набок.

А Семен падать не стал — опустился на колено, оперся о землю руками и начал приходить в себя.

И пришел. Но почему-то уже сидя. Кто-то поддерживал его сзади, а перед ним сидел на корточках Танлель и протягивал дымящуюся трубку:

— …иметь много коров Небесного стада!

Семен поднял руку — ее движение пришлось координировать визуально — и взял курительный прибор:

— Солнценосный не долго страдал, Брат-Бык?

— Великий зверь умер в бою, — ответил Танлель. — Наверное, он будет благодарен тебе, Брат-Мамонт. В Небесном стаде приближается время гона, а наш Солнценосный…

Дальше Семен не слушал. Он пару раз затянулся, вернул трубку и стал ждать, когда ему полегчает.

Люди-быки и быки-люди возвращались домой. Семен привычно покачивался на широкой спине, поджав голени к самым бедрам. А Танлель ехал рядом и говорил, говорил, говорил… Семен даже иногда понимал его, но думал о своем:

«Через тысячи лет искусственного отбора звери сильно поглупеют и позволят человеку делать с собой все, что угодно — бить, кастрировать, заставлять работать и разделывать на глазах у сородичей. Но это — потом, а сейчас? Уровень „интеллекта“ у туров, конечно, ниже, чем у мамонтов или волков, но не настолько же, чтобы позволить безнаказанно себя убивать. Можно, конечно, делать это где-нибудь в сторонке, чтоб другие не видели. Такой номер может пройти раз или два, но не систематически же! Что такое „информационное поле“ дикой природы, я уже знаю — оно не хранит тайн. Как же с этим обходятся люди-быки? А ведь им, кроме мяса, нужно вести какой-то отбор — выбраковывать больных или недружелюбных особей!

А вот так и обходятся! Они пока что не переделывают под себя мир животных — они в него вписываются. Быки и коровы воспринимают людей как членов своего стада, они как бы встроены в его иерархию. А иерархическое положение самца нужно подтверждать — в боях-поединках. Схватки за самок начинаются осенью, и люди в них „участвуют“, делая большие запасы мяса на зиму. Правда, сами животные редко убивают друг друга. Может быть, с этого и берет начало древнее шоу — коррида?

Но теплый сезон довольно длинный, и забивать животных в неурочное время все-таки приходится. Как? Очень просто — убивать чужих, из другого стада, пасущегося по соседству. Это тоже не противоречит звериным программам — свою территорию нужно защищать, а претендовать на чужую — признак силы.

Что же получилось сегодня? Скотоводы взяли в плен группу соленосов. Эти люди здесь чужие для всех и в первую очередь для туров, поскольку разит от них сивухой, а не анашой, как от „своих“. Бедных мужичков заставили заниматься „тавромахией“ — убивать выбракованных, самых злобных недружелюбных быков.

Кто такой был Солнценосный? Это — краса и гордость нашего стада, нашего народа! Он был злой, сильный и быстрый — бодал всех подряд. Здесь ему не было равных, никто не мог стать его другом. Значит, его место в Небесном стаде — где же еще?! Тем более что приближается время осеннего гона, и ему нужно побыстрее попасть к небесным коровам. Брат-Мамонт вызвался проводить туда героя — и проводил. Теперь мужчины разделят и съедят его земную плоть, дабы как следует уподобиться великому воину.

Это — по-ихнему. А по-нашему, по-бразильски? Еще проще: бычок вырос недружелюбным по отношению к человеку, и его, по сути, выбраковали. Да и остальные, предназначенные для „арены“, вряд ли позволяли людям ездить на себе верхом. Вот так эти тигдебы и живут — исключают из процесса размножения негодных людей и животных…»

На троих оставшихся в живых бакутов никто не претендовал, и Семен мог делать с ними что угодно. Он и сделал — отвел мужиков в свой лагерь на соленом ручье. Килю, правда, пришлось транспортировать на быке — он сильно подвернул ногу и имел на ребрах приличную рану от бычьего рога. По пути ватажники поведали свою историю. В переводе на человеческий язык она выглядела примерно так.

Терпение пендюринских старейшин иссякло, и поить соленосов они отказались. Семен, впрочем, заподозрил, что у них просто кончилось сырье для изготовления самогона. В общем, «поправиться» в очередной раз оказалось возможным только одним способом — выступить в поход. Они выступили, и им с собой, разумеется, дали, поскольку путь их долог и полон опасностей. Шли они с песнями типа:

Услышав текст, Семен немедленно вспомнил устное студенческое творчество и подарил мужикам — на будущее — еще пару куплетов: