После освобождения второй груди ворот рубахи получил свободу и…

И упал вниз!

Толпа ахнула.

Но рубаха застряла на крутых бедрах и дальше не пошла. Зрители разочарованно замычали, кто-то из задних даже крикнул с досады:

— Э, ты чо?! Так нечестно!

— Что ты сказал?! — прервал выступление Семен и кивнул танцовщице: — А ну, одевайся!

Нилок моментально вернула одежду в исходное положение и стала испуганно оглядываться. Толпа дружно взревела. Общий смысл криков был примерно такой: «Вы что, офигели?! Дальше давай!!»

Но Семен не испугался — он подхватил с земли шкуру-подстилку, демонстративно закутал в нее девушку и заорал на зрителей, мешая русские слова с местными:

— Извращенцы! Импотенты!! Грабители!!! Мы что, задаром работать должны?! Да нас еще и обвиняют!!

В задних рядах возникло движение, и Семен догадался, что там зрители бьют морду коллеге, не вовремя подавшему голос. Пит же загородил своей широкой спиной артистку, принял воинственную позу и начал грозно рычать на публику.

Когда немного поутихло, вперед протолкался солидного вида мужик с окладистой бородой:

— Слышь, гургул, ты народ-то не обижай! Пускай девка покажет, что там у нее есть!

— Кое-что есть, — заверил Семен. — А только фиг вам! Не уважаете вы нас!

— Не, ну ты это — не того! — обиделся представитель народа. — А то ведь и в рыло можно!

— Не боюсь я вас! — заявил Семен. — Не уважаете вы нас, а без уважения продолжения не будет! И никогда вы не увидите, как у нее там! Без волос, между прочим…

— Да ты чо?! — вытаращил глаза туземец. — Совсем?!

— Ну, да, — добил его артист. — Абсолютно!

Растерянный мужик оказался оттесненным во второй, а затем и в третий ряд. В толпе возникла бурная дискуссия, в которой принимали участие и мужчины, и женщины. Первые готовы были поверить, что такое возможно, вторые же авторитетно кричали, что при таких «кормилках» волосы должны быть обязательно. А еще повторялось слово «уважение».

Все это шумство продолжалось довольно долго, а потом впереди оказался знакомый бородач.

— Слышь, ты, гургул! — сказал он и солидно откашлялся. — Мы тут эта — того! В общем, окажем те уважение. Ребята побежали уже. Пущай показывает, пока не стемнело!

Невеликое время спустя в арендованный артистами жбан было влито литров пять-шесть «уважения». Народ начал занимать места, но Семен, заглянув в емкость, возмутился:

— Да вы что?! Белены объелись?! За такое-то уважение, может, еще и руками потрогать захотите?! Надо, чтоб полный был, придурки несчастные! Полный, а не половина!

Зрители громко и разноголосо высказали Семену все, что о нем думают, но он остался непреклонен. Бить его не стали, а начали вновь совещаться. В конце концов представитель общественности сделал начальнику труппы новое предложение:

— Ты, гургул, нехороший человек. Надо бы тебя потоптать, да боязно духов лесных прогневить. Куда тебе столько пива?! Упьесся же!

— Не ваше дело! — гордо ответил артист. — Мне лешего поить надо, а в него много влезает. Полную давай!

— Ну, ты, эта… В общем, обговорили мы тут… Полную, значит, притащим, а енту, значит, заберем. Стока много сразу дед нам не даст — прижимистый он.

Семен подумал и согласился:

— Ладно! Только сначала полную принесите, а потом уж эту забирайте!

— Без обмена дед не выдаст! Говорю же: прижимистый он!

В конце концов они договорились, и концерт продолжился — уже при свете берестяных факелов. Номер с раздеванием был начат сначала и доведен до конца. На лобке у Нилок волос действительно не оказалось, поскольку они были тщательно сбриты Семеновым ножом в санитарно-гигиенических целях. Разойтись зрители согласились лишь после того, как Семен заверил их, что завтра будет продолжение (и повторение!) программы. А если артистам будет оказано достаточно уважения, то ручной леший Пит тоже покажет кое-что интересное — особенно женщинам!

В итоге в распоряжении труппы, помимо еды, оказалось литров тридцать (если не больше!) местного напитка. Пока Семен перетаскивал вещи под навес, Пит решил воспользоваться моментом (потом не дадут!) и произвел дегустацию. Ее результат оказался отрицательным — питекантроп начал плеваться и фыркать. Поняв, в чем дело, Семен дал ему пинка за самовольство и повторил его опыт.

— Да, — сказал он, выплюнув жидкость. — Нас гнусно обманули подлые туземцы! Нужно очень сильно хотеть, чтобы пить такую гадость. Лично я — не могу. Вероятно, это брак или отходы пивоваренного производства. Но… Но мы не будем предъявлять претензий! И знаешь, почему? Потому что в этой бурде содержится, как минимум, вдвое больше спирта, чем в обычном здешнем пиве!

На другой день утром Семен отправился в гончарную мастерскую. Работники выглядели хмурыми, на приветствие отреагировали вяло и посоветовали убраться от греха подальше — пока не началось. Семен обещал убраться немедленно — как только узнает, что случилось. Ему доходчиво объяснили, что, благодаря проклятому гургулу, остатки запасов пива, имевшиеся в деревне, вчера были выпиты. «Мою первоначальную дозу деду, конечно, обратно не сдали, — догадался Семен. — Сами употребили, жулики!» Теперь люди страдают, а поправиться нечем. «Горькушка» же упреет лишь к обеду.

Семен, конечно, заинтересовался «горькушкой», и ему указали на большой глиняный котел, в котором что-то булькало. Исследование дало неожиданный результат — это… полынь!

«А что, собственно, такого? — почесал затылок Семен. — Сохранился же исторический документ, в котором римский военачальник просит руководство наладить поставки в его гарнизон нормального вина, а то солдаты вываривают в котлах полынь („абсинтум“), пьют вонючее зелье и балдеют».

Артист оглядел унылые рожи трудящихся, проникся их муками и возопил:

— Мужики, не пейте эту гадость! У меня же пиво есть — целый жбан!

— Не-ет, — сказали гончары, — знаем мы, что у тебя есть. Такое только гургулы пить могут, а мы — приличные люди.

— Но ведь надо же голову поправить?! — удивился Семен.

— Надо, — признали мужики, — но ЭТИМ нам нельзя. В него «тырпырхун помочился».

Последнее словосочетание, несомненно, являлось идиомой, и Семен не стал вдаваться в подробности. Вместо этого он сказал:

— Мужайтесь, ребята! Будет и на вашей улице праздник. Я вас погубил, я и спасу — верьте мне!

— Да? — заинтересовались туземцы. — Каким образом?

— Увидите! Превращу дерьмо в мед, стон — в песню! Только выдайте мне несколько посудин — я их не разобью и копоть потом ототру. Здесь внизу у воды устроюсь и поколдую малость.

— А ты не обманешь? — с надеждой спросили мужики. — Голова ведь раскалывается!

«Вспомним молодость! — мысленно усмехался Семен, перетаскивая вниз по тропе посуду. — Когда-то приходилось начинать с нуля, а тут почти все уже готово!»

Примитивный самогонный аппарат Семен собрал на песчаном берегу под обрывом, на котором располагалась мастерская. От любопытных глаз его скрывали кусты и заросли крапивы, колосящиеся наверху. Впрочем, он особенно и не маскировался.

Часа через два-три Семен разбавил водой добытый первач и понес гончарам на пробу. Еще через час работы в мастерской были остановлены — весь личный состав сидел вокруг костерка, тлеющего под котлом, и по очереди «снимал пробу», даже не удосужившись охладить напиток.

Первая заправка истощилась, Семен вытряхнул остатки в воду и залил в котел свежую порцию своего вчерашнего гонорара. К тому времени, когда первача накопилось грамм двести, на берег спустился знакомый дед с клюкой. Мужики заплетающимися языками стали объяснять ему ситуацию, а Семен предложил выпить. Старейшина выпил почти все, прежде чем начал плеваться и кашлять. После этого он, вместо благодарности, взялся за клюку. Мужикам было уже все «до фени», и они не испугались. В итоге дед, злобно ругаясь, отправился за подмогой. По пути его, вероятно, развезло так, что подмога — еще два старика — пришла без него. Мужики приветствовали старейшин радостными криками и предложили им выпить. Те не отказались, но пришлось ждать, когда накопится новая порция…