– Вот и все, Николай Петрович, finita la commedia, – устало выговорил Ардашев, выходя на улицу. – Дальше обойдутся без нашей помощи. А мы заслужили отдых. Так что пожалуйте в ресторацию!

– Но позвольте один вопрос?

– Все вопросы только после рюмки водки!

– Вы… вы будете пить водку? – изумился врач.

– А почему нет? Сегодня, пожалуй, подходящий повод.

Клим Пантелеевич остановил извозчика и забрался в коляску. Рядом разместился Нижегородцев.

– Куда прикажете, барин? – осведомился возница.

– В ресторацию.

– В какую?

– В лучшую, голубчик, в лучшую!

– Ага! Тогда в «Париж»?

– Стало быть, в «Париж»!

– И все-таки, что ни говорите, дорогой Николай Петрович, а любой спиртной напиток должен быть связан с характером еды. Всем известно, что красное вино подают к дичи, белое – к рыбе, а вот водка лучше всего подходит к исконно русским закускам. Тут другое дело. К примеру, севрюга и семга без водки совсем не то, что с водкой, потому что лишь с ней эти кушанья раскроют все прелести своего вкуса. И даже если вы, положим, совсем не пьющий человек, но считаете себя настоящим гастрономом, то, пробуя русские блюда, вам надобно употребить рюмку водки. Без этого никак нельзя! Иначе вы не получите полного удовольствия от блюда и не ощутите всю гамму вкуса. Это все равно что лимон без сахара пробовать. Но и тут есть свои нюансы. – Клим Пантелеевич взял запотевший графин и наполнил крохотные рюмки. – Выпив водки, вы должны не закусывать, а вкушать еду. А потому наливайте этого сорокаградусного зелья не больше наперстка. Тогда вы сразу почувствуете ее вкус. Ведь настоящая водка не имеет запаха. Но пить ее надобно не залпом, а маленькими глоточками, тогда послевкусие водки не сольется со вкусом еды, а дополнит его, точнее – присоединится к нему. Двух-трех таких вот крохотных рюмок за обедом или ужином вполне достаточно, чтобы получить наслаждение. Но хватит слов, давайте выпьем. Прежде скушайте ложечку паюсной икры, потом законный глоток водки и снова икорку. Уверяю вас, вы почувствуете наслаждение. Ваше здоровье!

– Ваше здоровье!

Николай Петрович в точности последовал совету Ардашева и от наступившего блаженства прикрыл глаза.

– Чудо чудное! – тихо вымолвил доктор и, разомкнув веки, добавил: – Вы, как всегда, правы. Знаете, я давно заметил, что нет лучшего средства от хандры, ненастья и плохих мыслей, чем рюмка водки и розеточка с паюсной икрой. Красная, конечно, ей уступает…

– Не скажите! С ней надобно иначе поступать: заправьте ее мелко нарезанным зеленым луком, маслица прованского не забудьте, положите на хлеб и поднесите ко рту, но не ешьте – нет! – а лишь вдохните аромат. И сразу же опрокиньте рюмку холодной водки (в данном разе пить надобно залпом). Секунду-другую подождите, пока тепло дойдет до желудка, и уже после этого откусите кусочек. Блаженство рая!

– Ох и умеете вы, Клим Пантелеевич, аппетит нагонять! Но как бы мне ни хотелось выпить, все же желание вернуться к делу Саркисова его пересиливает. Я и подумать не мог, что он жив. Как же вы об этом догадались?

– Да тут все просто. Если вы помните, с самого начала Поляничко сообщил нам две существенных вещи: первая заключалась в том, что ради расчета с Безобразовым Саркисовы продали дом, но взамен получили не деньги, а вексель. Меня это сразу насторожило, поскольку, как вы понимаете, сделки с ценными бумагами всегда связаны пусть и с небольшим, но все-таки риском. Срок погашения векселя здесь тоже играет не последнюю роль. Из этого я заключил, что они очень торопились и пошли на все условия покупателя; второй момент – адрес; его указали карандашом, а не чернилами, в отличие от самого письма.

– Ну и что? А может, у него чернила кончились или перо сломалось?

– Такие обстоятельства исключать нельзя, но согласитесь, они маловероятны. Дело, скорее, в другом: карандашная запись, как вы знаете, влаги не боится, а чернила на бумаге от воды растекаются. В прошедшие дни, в частности шестого августа, шел дождь (вы еще сами упомянули, что «по расплывшейся от дождя и грязи дороге тащилась странная коляска, запряженная пегой лошадью»), помните? Вот Саркисов и побоялся, что конверт может под воду попасть и тогда доказательство, что письмо адресовалось Безобразову, могло исчезнуть. Это меня с самого начала и насторожило. А дальше оказалось, что обратный адрес был указан георгиевский, а письмо опустили в ставропольский почтовый ящик.

– А если гипотеза Поляничко верна? Мол, хотел из Георгиевска отослать, но забыл, и потому, когда уже приехал в Ставрополь, вспомнил и на почту отнес?

– Да бросьте вы, право! Забыл отправить столь важное письмо, в котором он сообщает, что готов, наконец, рассчитаться по старым долгам, что продал дом и приготовил вексель? Разве такое возможно? И вы в это верите?

– Не знаю, – пожал плечами доктор, – в жизни всякое случается, но ваше предположение, признаюсь, более вероятно. Преступник заранее предполагал, что во время обыска у Безобразова обнаружат это послание. Да и жена Саркисова не забыла поведать полиции, с кем отправился на встречу ее «покойный» муж.

– Безусловно! Письмо было написано в Ставрополе, здесь же его и бросили, а георгиевский обратный адрес указали для того, чтобы просьба о встрече в вечернее время на въезде в город показалась Безобразову вполне правдоподобной. Еду, дескать, из Георгиевска, вот и давайте, милостивый государь, поговорим за городом, пока не стемнело. Саркисову во что бы то ни стало требовалось вытащить кредитора к монастырю, поближе к лесу.

– Но зачем? – Нижегородцев откинулся на спинку стула.

– Простите, доктор. Но иногда вы меня удивляете. По-моему, последующие действия мошенника вполне очевидны.

– Выходит, Саркисов все подстроил заранее? И безымянный труп вырыл, и переодел его потом, и обезглавил, и усадил в свою коляску?

– Несомненно.

– А кровь? Кровь на трупе откуда?

– Помните, Поляничко сказывал, что Саркисовы не так давно кабанчика закололи? Вот кровью этого кабана он заранее и облил одежду, в которую потом нарядил мертвеца.

– Положим, что касается страховки – тут все ясно. Вы просто-напросто зашли в страховую компанию и все выяснили, так?

– Совершенно верно. Страховщикам мое расследование, сами понимаете, на руку, поэтому они от меня ничего не скрывали. Мне, конечно, повезло, что в воскресный день их контора была открыта.

– А вот откуда вы могли знать, что Саркисов появится в Армавире, а не в Георгиевске или, допустим, Пятигорске?

– Объяснение простое. Дом супруги Саркисовы продали за передаточный вексель Русско-Азиатского банка. В нем Арам Робертович Саркисов выступал в качестве индоссатора[13], то есть деньги получить мог только он. Как я выяснил, ближайшая контора этого банка, куда можно быстрее всего добраться из Ставрополя, находится в Армавире. Поездом это занимает всего несколько часов. Кстати, ни в Георгиевске, ни в том же Пятигорске этого банка нет.

– А как вы определили время его появления?

– Это несложно. Восьмого августа, в пятницу, у Саркисова и Безобразова должна была состояться встреча, на которую Саркисов, естественно, не приехал. К вечеру пятницы он уже откопал труп на Даниловском кладбище, отрезал ему голову и переодел в свою одежду, которую раньше облил кровью заколотого кабанчика. Дело было сделано. Лошадка плутала по ставропольским улочкам и пугала случайных прохожих. Тем временем злоумышленник уже был на пути к Армавиру. Но вот незадача! Поезд из Ставрополя выходил в девять вечера, а армавирский банк закрылся двумя часами раньше. Суббота и воскресенье – выходные. Следовательно, появиться перед кассовым окошком он мог только сегодня утром, в понедельник.

– А на какую сумму Саркисов застраховал свою жизнь?

– На пять тысяч.

– Ого! Ну и аппетит у них! Дом продали, пятитысячную страховку чуть не получили и от главного кредитора почти избавились. Так ведь и смертоубийства никакого не совершили! Ну, подумаешь, безымянный труп выкопал, обезглавил, но потом ведь все равно его земле предал. Это, пожалуй, не так страшно, как мошенничество.