Мы отыграли весь сэт вживую перед зрителями в студии. Нам и в голову не приходило, что это будет наша последняя запись с Джоном Бушем. После одной из сессий мы устроили встречу с менеджментом в большой комнате звукозаписи, там же, в студии. Чарли, решивший переехать в Чикаго, сообщил, что будет строить там студию, и считал, что нам всем следует перевезти свое оборудование из Йонкерса к нему и сделать Чикаго нашим новым местом дислокации. Фрэнки совсем не понравилась эта идея. Он уже назвал гетто Чарли “Поукипзи от Чикаго”. На мой взгляд, идея была стоящая. От нашего бизнес-менеджера я получил все данные статистики по части того, сколько составит наша ежемесячная экономия, если нам не придется хранить свое оборудование и оплачивать аренду студийного помещения в Нью-Йорке. Кроме того, было бы дешевле для всех жить в Чикаго, чем если бы мы с Бушем каждый раз летали в Нью-Йорк и останавливались в Манхэттене. Это могло бы сэкономить нам тысячи долларов за год, а это было весьма заманчиво, учитывая, что у нас по сути не было ни лейбла, ни стабильного группового дохода. И тут Фрэнки психанул.

“В пизду это все! Я не еду. Ноги моей там не будет. Если хотите там работать, делайте это без меня!”

Он начал кричать и орать. Фрэнки обычно всегда так делает, когда сильно чем-то взволнован. Он ничего не слышит и не видит вокруг себя. Взрывной человек. Не помню его точных слов, но что-то в духе “я не хочу приезжать в Чикаго и участвовать в вашей гребаной затее”.

Чарли, человек с противоположным темпераментом, все это время сохранявший спокойствие, наконец нарушил молчание и спросил: “Вот так? И что все это значит?”

“Да что хочешь, то и значит, блядь!” – взорвался Фрэнки.

“Да? Тогда пошел ты!”

“Да сам пошел!”

Они были на противоположных концах большой комнаты, и вдруг начали бросаться друг на друга как два барана, готовые столкнуться лбами.

Мы с Робом подбежали, пытаясь их остановить, но опоздали. Они столкнулись и начали раздавать друг другу люлей. Мы схватили Фрэнки, оттащили его в комнату записи вокала, закрыли дверь и заперли его там. Мы сказали, что не выпустим его до тех пор, пока он не остынет и не пообещает, что больше не будет задирать Чарли.

Чарли сидел на дорожном чехле в другом конце комнаты. “Ты труп, ублюдок!” – кричал он.

“Нет, ты труп!” – орал ему в ответ Фрэнки из-за запертой двери.

Я начал смеяться. Просто не мог удержаться. Это было похоже на сцену из «Славных Парней»⁴⁶. Настоящий трэш итальянского разлива.

В конце концов мы выпустили Фрэнки и провели голосование. Все проголосовали за переезд нашей базы в Чикаго. Фрэнки отказался. Мы не стали его увольнять, да он никогда и не уходил, но и приезжать в Чикаго не собирался. Помню этот сумасшедший и тягостный период, когда Фрэнки ушел из группы и присоединился к Helmet. Его не было почти 18 месяцев. И хотя играл в другой группе, из Anthrax он не уходил. В силу юридических формальностей, он сказал, что нам придется его уволить, если мы не хотим, чтобы он был в нашей группе. Но тут есть один нюанс: если ты кого-то увольняешь, этот человек может подать на тебя всякие исковые заявления, а вот если ты уходишь сам, то не получаешь ничего. Мы не хотели выгонять Фрэнки из группы, для нас это был совсем не вариант, поэтому мы просто оставили все как есть, и взяли басиста Armored Saint Джои Вера, который играл с нами весь 2004-ый. Тим убедил Sanctuary выпустить «The Greater Of Two Evils». И хотя лейбл больше не подписывал новые группы, они придерживались каталога и все-таки выпускали избранные релизы, так что нам хотя бы было с чем гастролировать.

Джон был не в восторге от этих шоу, потому что недавно женился, и они с женой ждали первого ребенка. Она должна была родить в тот момент, когда мы были на гастролях. Он не хотел пропускать рождение своего ребенка. Нам пришлось надавить на него и заставить поехать с нами. Мы играли в битком набитых залах, зарабатывали кое-какие деньги и считали, что нужно ковать железо, пока горячо. В конце концов он сдался, потому что знал, что это лучшее решение для группы, и это поможет нам оставаться на плаву. Мы думали, что пока работаем, нам не о чем беспокоиться. Если мы будем выступать как группа, то у нас есть цель. Но если мы остановимся и вернемся домой, то одному Богу известно, какого черта мы станем делать потом.

Последний тур, который мы провели в поддержку «The Greater Of Two Evils», это выступление на разогреве Dio осенью 2004-го. Менеджеры Mudvayne из Zen Media – Джонатан Коэн и Иззи Зивкович, пришли посмотреть на нас в Бикон Театр, и мы им очень понравились. Наш агент Майк Монтеруло поставил им “Safe Home”, и они не могли поверить, что эта вещь не стала радиохитом. Они хотели попасть в нашу команду, вот так мы и начали сотрудничать с Zen Media. Потом они предложили нам провести реюнион-тур с Джои Белладонна и Дэном Спитцем.

“Вы сможете вылезти из всех контрактов, в которые уже успели влезть” – сказал Джонатан. Он сказал, что тщательно проверил все наши контракты, и мы остались должны Sanctuary пластинку несмотря на то, что они уже не лейбл. Если мы проведем реюнион-тур, то будем вне подозрений. “Этот реюнион-тур – тот туз, который вы держали в рукаве все эти годы, и с его помощью я смогу навести порядок и сдвину дело с мертвой точки”.

Звучало разумно. Мы запишем реюнион-тур на DVD и CD и отдадим их Sanctuary, снимем удавку со своей шеи и спокойно отвалим. Нам совсем не хотелось проводить этот тур, но с деловой точки зрения это была хорошая идея. Мы обсудили ее с Чарли, и спросили Джонатана и Иззи, можем ли мы провести такой тур, чтобы и Джон и Джои колесили вместе с нами, а Anthrax исполняли песни из каталогов каждого из них. Мы были полны решимости не проводить реюнион-тур, если Джон останется брошен на произвол судьбы.

Джонатан и Иззи согласились, что это сработает, и мы обратились к Джону и объяснили финансовую и деловую ситуацию, в которой мы находимся, и как это поможет нам двигаться дальше. В тот момент мы не могли записать еще одну студийную пластинку и просто смотреть, как она снова исчезает в заднице Sanctuary. Нас бы это просто убило.

“Знаю, тебе это наверняка кажется шагом назад, но фэнам понравится, когда они увидят вас с Джои вместе” – сказал я Джону. “А потом, когда все закончится, мы сможем записать еще одну пластинку Anthrax так, как мы сами захотим”.

Джон понял, о чем я говорю, но ему не хотелось этого делать. Он был вокалистом-ветераном. Ему не хотелось делить сцену с другим вокалистом. “Я понимаю, что вам это нужно” – ответил он. “Но я не могу принять в этом участия”.

Может быть, это было заблуждение, но когда он сказал: “Я понимаю, что вам это нужно”, мы подумали, что он дает нам свое согласие на то, что мы можем гастролировать без него. А может он имел в виду что-то другое. У нас явно не было его благословения, но так легко убедить себя сделать что-то выгодное, особенно когда ты годами переплывал реку с дерьмом. Если бы мы не провели этот реюнион-тур, мы бы наверняка распались. Вот так просто все было. Но Джон четко понимал, что если тур пройдет хорошо, у нас возникнет огромное желание записать очередной студийный альбом с Джои, и нам будет трудно сказать ему “нет”. Он просто окажется в пролете. Безусловно, это была своего рода моральная дилемма.

Я думал об этом целыми днями. Мне казалось, что группа хорошо стартовала и успешно реализовала те цели, которые мы когда-либо ставили. Мы объездили мир, выпустили отличные пластинки и реализовали все свои рок-н-рольные фантазии и даже больше. В конце концов я добрался до самой сути и спросил себя: “Ладно, стану ли я проводить реюнион-тур, чтобы сохранить группу и получить возможность двигаться вперед, или не стану этого делать и группа распадется? Может быть, мой конец в Anthrax уже наступил?”

Хуй там плавал! Я не был готов так просто отвалить. Я просто не мог. Я отдал почти 25 лет жизни, я прошел с этой группой огонь, воду и медные трубы, и знал, что когда-нибудь наступит день, когда этот корабль сменит курс, и мы вернемся, чтобы снова записывать альбомы и выступать на площадках при полных аншлагах. У нас будет настоящий лейбл, который будет нас спонсировать, а мы будем зарабатывать деньги, делая то, что нам нравится. А кроме того, я еще не все сказал. Если это значило потерять Джона Буша, то я был готов принести эту жертву. Моя жизнь в Anthrax и моя карьера значили для меня больше, чем потеря Джона в качестве вокалиста, каким бы хорошим другом он для меня ни был.