Мы даже никогда не держались за руки, но все были уверены, что мы трахаемся. В свободный вечер мы сидели в кафе “Хард-Рок” в Солт-Лейк-Сити, и я зашел в ее комнату. Там была большая туса, и в конце концов я там заночевал. Это было идеальное место, чтобы подкатить, но нет. Мы нажрались, я уснул на стуле, а она спала в своей постели.
Затем мы приехали в Хьюстон, шла уже третья по счету неделя гастролей, и тут Mӧtley просят нас разорвать пополам свое гарантийное обязательство, потому что они теряют деньги. Томми Ли еще не вернулся группу. С ними играла Саманта Мэлоуни, бывшая барабанщица Hole, и несмотря на то, что за установкой она была вполне себе ничего, харизмой Томми тут и не пахло. Фэны Mӧtley явно не бросились на эти шоу, а мы были на взводе, выступая каждый вечер перед тремя с половиной, а то и пятью тысячами фэнов. В Anthrax никто не хотел разрывать пополам наше гарантийное обязательство, поэтому нас просто выперли из тура. Мы поехали в Сикс Флэгс кататься на американских горках в тот же день, когда узнали, что отправляемся домой. Меня особо не беспокоило, что мы не отыграли последние пять недель тура. Меня разочаровывало то, что я больше не смогу каждую ночь тусить с Перл. Я ехал домой, а она по-прежнему была на гастролях.
Я не только оставил эту прекрасную девушку, я был вынужден вернуться обратно в квартиру, где жила моя долбаная еще не бывшая жена. Я чувствовал себя так, словно просрал все свои шансы, чтобы построить отношения с Перл. Теперь она будет встречаться с кем-то другим, а я останусь далеким воспоминанием. Одна только мысль об этом вызывала у меня тошноту.
Каждый день вместе с Джесси я возвращался в “у Дэдди”. Пять недель подряд я был настоящим завсегдатаем. Когда все уходили, я был так чертовски пьян, что думаю, единственное, почему я не сдох, это пешая прогулка длиной в пять миль до своей квартиры. Если я ехал домой, и делал это не разбившись по дороге, то был дома через десять минут, и в моем организме по-прежнему было столько алкоголя, что я бы ни за что не смог заснуть, и вероятнее всего я бы крутился-вертелся пока меня не вырвало.
Вот так я передвигался все время и меня совсем не тошнило. Эти прогулки были потрясающими, потому Голливуд – пиздец какое странное местечко, а в пять утра оно еще страннее, уж поверьте. Ты видишь много всякого безумного дерьма вокруг, будь то трансы, которые отсасывают друг у друга, торчки ширяются, сутенеры спорят со своими проститутками. Я увидел самое дно жизни, о котором писал раньше, но никогда не испытывал ничего подобного.
Во время этих пеших прогулок домой я обычно звонил Перл. Мы болтали по три часа, пьяные в умат. Она ехала в автобусе где-то посреди ничто, а я был нигде образно, в стельку пьяный. И совсем неважно, о чем мы говорили. Мне было лучше уже от того, что я слышал ее голос. Наконец я решил, что должен рассказать, что я к ней чувствую, потому что если я этого не сделаю, и она замутит с кем-то другим, то для меня это будет конец. Таким образом, если я хотя бы попытаюсь и она меня бортанет, то я не буду жить остаток дней в раздумьях “а что если…” Я написал ей рукописное пятистраничное письмо, и излил свою гребаную душу по поводу того, как много она для меня значит, о том, что наши разговоры делали мой день и как сильно я хочу ее поцеловать. Я написал о том, как с ней было весело на гастролях, написал о том, как мне хотелось, чтобы у нас были отношения, и что я чувствую, что влюбляюсь в нее. Закончил я свое письмо так: “Возможно ты не чувствуешь то же, что и я, но я пойму. Так или иначе, я просто должен рассказать тебе, потому что не могу позволить ускользнуть этой возможности”.
Я поместил страницы в коробочку FedEx с кучей придурковатых стикеров Anthrax и фигуркой Сержанта Ди из Японии и отправил все это ей. Я знал, что она получит посылку на следующий день, и даже сказал ей: “Я отправил тебе посылку FedEx’ом. Ты получишь ее завтра”.
На следующий день я разговаривал с ней, и она не сказала ни слова о посылке. Прошел еще день. Мы разговаривали еще несколько раз. Разговоры совсем не были неловкими, но она ничего не говорила о письме. Спустя четыре или пять дней я подумал ладно, все понятно. Друзья так друзья.
Мы продолжали общаться, и я не вспоминал про письмо, потому что уже был сломлен. Я понимал, что она чувствует. Я не заставлял ее ничего объяснять. Не говоря ничего она уже сказала мне, что не разделяет моих чувств. В любом случае мне все равно нравилось с ней общаться.
Наконец гастроли Mötley Crüe закончились, и она вернулась домой. Я позвонил ей и сказал: “Привет, ты уже дома. Пошли, сходим куда-нибудь”.
Мы с моим другом Кенни планировали сходить в клуб “Трубадур” посмотреть на выступления Nebula и High on Fire. Я пригласил ее присоединиться к нам, и она ответила, что встретит нас в клубе. Когда я увидел ее, мы обнялись, а потом вместе посмотрели группы. После пары коктейлей я решил пойти ва-банк. “Ты хоть вообще читала мое письмо?”
“Да, конечно, читала. Оно чудесное и красивое, и такое невероятное”.
“Ну, и…?”
“Я пробовала тебе ответить” – сказала она, глядя мне в глаза с теплотой домашнего камина. “Столько раз я начинала писать, что чувствую то же самое, и каждый раз, когда я это делала, у меня выходило ужасно. Это не было похоже на то, что ты написал мне, и я решила, что не могу отправить тебе что-то подобное. Это совсем не отражало то, что я чувствовала”.
Я был опьянен, и совсем не от выпивки – скорее от ее ответа. Я был так же счастлив, как когда мы вместе зависали на гастролях, и мне стало физически легче. Камень, лежавший у меня на сердце, наконец-то свалился. Я спросил, почему за пять недель она ни разу не упоминала об этом по телефону, и сказал, что я очень страдал. Перл тоже переживала, но ответила, что не хотела говорить мне о чем-то столь важном по телефону, и решила, что увидимся, когда она вернется, и тогда поговорим.
Это было 9 сентября 2000-го, и с тех пор мы вместе. Я нашел свою настоящую любовь. Думаю, я знал об этом со второго дня, когда мы тусили в туре с Mötley. Еще никогда я так быстро ни к кому не чувствовал ничего подобного. Связь, которая установилась между нами, оказалась так крепка, что в моей жизни не было ничего важнее. Я чувствовал, что люблю ее и только-только начинаю ее узнавать. И чем больше я узнавал, тем глубже становились мои чувства к ней. Я никогда не любил Мардж. Думал, что знаю, каково это любить Дебби. Но это не шло ни в какое сравнение с Перл. Единственное, что было паршиво, так это что я по уши втрескался в Перл и по-прежнему жил в квартире на Оранж Гроув с Дебби, а Перл жила в Брентвуде со своими родителями.
Мит Лоуф и Лесли Дж. Эдмондс еще не расстались, и атмосфера в их дома была накалена до предела. После того, как мы с Перл какое-то время повстречались, я начал приходить на обед домой к ее родителям. Я познакомился с ее мамой до того, как познакомился с будущим тестем. Лесли была дружелюбной, немного чокнутой и милой, и мы неплохо поладили. Перед тем, как в первый раз увидеть отца Перл, я спросил ее: “Как мне его называть?” У меня просто даже мыслей не было. “Мистер Лоуф” звучало как-то странно, а я хотел с самого начала правильно выстроить отношения. Перл ответила: “Зови его Мит. Его так все зовут”. Первый раз, когда я его увидел, это было короткое: “Привет, приятно познакомиться”. Затем он вернулся в свой кабинет и закрыл дверь. Он был не в лучшем расположении духа. Они с Лесли находились в самом начале жестокого развода.
Понятное дело, в его доме было полно проблем. Он определенно поначалу напугал меня, потому что в детстве у меня был “Bat Out Of Hell”, и я видел выступление Мит Лоуфа в Кальдерон Концерт Холл в Лонг-Айленде в 1978-ом. Очевидно, он был известной рок-звездой, а я чертовски странным, лысым, татуированным хэви-металистом с козлиной бородкой, который встречался с его дочерью. Я был у НЕГО дома, смотрел ЕГО телек и ел ЕГО еду. Я понимаю эту вертикаль власти. Поэтому я был решительно настроен относиться к нему крайне уважительно, что бы ни случилось.
