Чутье подсказывало ему, что времени на поимку убийц у него в обрез. Сегодняшний вечер мог стать точкой, в которой они могли бы встретиться. А он ухо­дил, ускользал...

Наконец, привели второго. Тот развязно уселся на стул и вытянул ноги. Только что на пол не сплюнул. Его уже идентифицировали, и шел он сразу по трем статьям. Он это знал или догадывался, поэтому к разговору был явно не расположен.

Такого типа штрихи, как этот, Железяку раздражали и ему было тяжело с ними разговаривать. Тупые и на­глые, они демонстрировали свой гонор, и только.

— Тебя как звать-то, болезный?—спросил лейтенант. Блатной без выражения посмотрел на него и отвел

в молчании глаза.

— Эх,— искренне пожалел лейтенант;—Не я тебя брал. А то бы ты со мной повежливей был. Ну да и сейчас не поздно...

Они были одни в комнате, довольно тускло освещенной электрическим светом. Свет казался особенно тусклым из-за вечернего освещения, все еще проникавшего в окна.

— Называть я тебя буду — Сопля,— отрезал Му­хин.— И пусть я сдохну, если отныне это не будет твоим именем и среди блатных.

Железяка знал, что говорил. Отныне со всеми други­ми уголовниками он будет поминать его под этой клич­кой, говорить, что «перекрестил», и те; падкие на просте­нькую драматургию рассказа, будут пересказывать его, как шутку. А этот вот навсегда станет Соплей.

— Зырь по окружности, Сопля,— продолжил Му­хин.— Тебя не беспокоит, что никто твои показания запи­сывать не собирается? Оглянись, оглянись...

— Чего это? — Сопля огляделся и сел прямее.

— Потому что они никому на фиг не нужны. Ты и так этапом пойдешь, хоть как распоследняя шестерка ничего не знаешь и знать не можешь. Пошел отсюда.

— Чего это? — блатной совсем потерял лицо и сел уже совершенно нормально. Он понимал, что ему чем-то угрожают, но чем — сообразить пе мог и оттого боялся еще сильней.— Ты чего?

— Ладно, быстро рассказывай, как дело на крыше было и вали отсюда в камеру. Я спешу.

— Да я там вообще ни при чем! — заблажил блатной.— Косой думал, что этот бугай знает, кто Близнецов мочит...

— А откуда Косой это взял?

— Не знаю...— протянул Сопля и напряг свой неши­рокий лоб. Видимо ему именно сейчас пришла в голову мысль, что Косой чего-то там напутал.

— Ладно, дальше что?

— А этот калека как хватит Блантера по маковке, тот и с копыт долой. Помер, наверное...

— Ну, не помер, но в коме,— поправил Железяка.

— Во-во, там,— легко согласился блатной.— А бугай как захохочет! «Что,— кричит.— Сволочи, зашевелились? Значит, достал он вас!»

Железяка напрягся, но вида не подал. Сопля сказал не «они», а «он». Вернее, так сказал Семенов.

— Косой пистолет выхватил, а этот хохочет и кричит: «Стрельни, стрельни! А только он к каждому из вас в дом придет и всех попишет!..» Я испугался и убежал. Чего дальше было, не знаю.

— Ладно, не егози. Как они с крыши полетели?

— Я тут ни при чем! Мы вообще пришли к нему только по-человечески спросить, кто наших людей мочит. А он Блантера по маковке...

— Это мы слышали. Почему они вместе загремели? Ведь Косой его одного столкнуть хотел?

— Ага! Столкнешь его! Кулачищи — во! Что твой чайник. Он как рукой загреб... А больше я не видел ничего.

— Значит, на тот свет Косого с собой прибрал,— резюмировал лейтенант.— Вспоминай, Сопля, что он еще говорил?

— Что-что? Да ничего. Все талдычил, что-де не жить вам. К каждому, говорил, сам придет и порешит люто. Еще кричал, что не взять нам их...

— Кого их?

— Ну, их. Так и кричал: «Не взять вам нас!» И Блан­тера по маковке...

— Все, ступай. Конвой!

— Эта, слушай, не Сопля я...

— Сопля, Сопля,— отмахнулся Железяка.— На стул надо садиться правильно. Все, не томи... Уведите его!

Блатной еще хотел что-то сказать, но конвойными был вытолкан.

Железяка сел за стол и сцепил руки на лбу.

Неужели он был один? Никак не могло такого быть. Но ведь никто никогда и не видел никого другого. Везде видели одного.

А Семенов был не просто в курсе, он эту акцию поддерживал, если не инициировал. Какие у него были причины мстить Близнецам? На чем они вообще могли пересечься?

— Так, теперь самое главное и немедленно: запросить списки сослуживцев Семенова. Если инициатор действи­тельно он, то вполне мог обратиться к кому-нибудь из своих. И только к кому-нибудь из своих. Потому что нанять такого киллера калека, скромно клепающий на какой-то нищий кооператив, не мог. Да и вообще, в горо­де мало у кого могло хватить денег на то, чтобы нанять такого профессионала.

Но повод, повод? Надо еще узнать, чем Семенов тут занимался, кроме своих заклепок. А вдруг это?.. И с кем поддерживал отношения. Соседи утверждают, что был нелюдим. Значит, тут работы немного.

А. время приближалось к половине одиннадцатого.

Железяка сорвался и почти бегом ринулся по лестнице в приемную полковника. Тот не наврал. Как и обещал, был на месте.

* * *

К этому времени в валютный бар на шестом этаже отеля стали стекаться посетители. Вечером — всех живу­щих в гостинице предупреждали специально при приезде — в городе было... Ну, не то чтобы опасно или неспокойно, но вечером в городе появляться особенно не следовало. Строго говоря, там и нечего было делать: прилично освещалась только одна центральная улица и часть бульва­ра. Там было несколько кафе и ресторанов, но настоящую охрану все-таки могли обеспечить только традиционные методы. Мздоимцы-швейцары, продажные милиционеры, коррумпированная администрация, как это ни странно, но все они гарантировали относительное спокойствие. Никто из обеспечивающих порядок, а также из тех, кто его нарушал, не были заинтересованы в том, чтобы в гостини­це было неспокойно. Поэтому принимались самые строгие меры против возможного проникновения в пределы гости­ницы любых неизвестных личностей. Граждане, попробова­вшие посетить в гостинице своих друзей или родственни­ков, подвергались жесточайшему паспортному контролю, и бдительно охраняемые швейцарами двери чем-то напо­минали демаркационную линию. К одиннадцати часам вечера расторопные горничные, имеющие на руках списки гостей, шустро прочесывали номера, холлы и бары, дабы выдворить нормальных людей.

После этого гостиница оказывалась «чистой». То есть в ее пределах оставались только иностранцы и все те, кто по-разному собирался облегчить их кошельки. Вопреки страшным предположениям, воровали в гостинице не­много. Во всяком случае, не часто. И только прицельно. Конечно, не без ведома. А как правило, и по прямой наводке.

Остальные выдерживали более или менее честные от­ношения со сменяющимся контингентом постояльцев. Это были маленькие хитрости или тайности «с откатом». Проститутки, валютчики, торговцы, специалисты на лю­бой вкус могли совершенно неофициально удовлетворить любое желание клиента. Конечно, поделившись выручкой и с администрацией, и с милицией, и, естественно, с Близ­нецами, которые контролировали эту точку.

Конечно, и тут было не без накладок. Как легенду рассказывали историю про английскую туристку, кото­рой некий обходительный молодой человек поменял дол­лары на облигации государственного займа 1935 года. Как та потом объясняла, ее особенно пленили изображен­ные на бумагах домны и восхитительные водяные знаки. Обходительный молодой человек исчез как с глаз англи­чанки, так и с глаз администрации. Никто не знал автора удачной затеи.

В гостинице не было ни бильярдной, ни казино. Она была по-настоящему провинциальна, в советском пони­мании этого слова. То есть на самом деле изобиловала барами, кафе, обладала рестораном. И на отечественный взгляд этих развлечений было более чем достаточно.

Именно поэтому ночной бар на шестом этаже, слухи о котором бродили в городе, в этот, не столь уж поздний по заграничным мерка час, был полон.

Ник надел костюм, приготовленный Деб для важных встреч, повязал галстук с вечерними силуэтами зданий, надел мягкие ботинки и направился в бар.