Анисимов поднял руку в приветствии.

– Салют, мужики! – И сразу последовала просьба: – Леша, я возьму мотоцикл?

Леша – краснощекий авиамеханик, большой, добродушный, с носом, перемазанным машинным маслом, – тут же дал согласие:

– Ага, командир, бери.

Анисимов подошел к старенькому «Ижу», перекинул ногу через седло, пнул по педали стартера. Движок, заботливо обихоженный хозяином, взял сразу и залился оглушающим треском.

– Садись! – Анисимов сделал приглашающее движение рукой, показывая Верочке место позади себя.

– Куда? – спросила та, устраиваясь на мотоцикле и подбирая юбку.

– В город. В загс. – Анисимов был предельно серьезен. Он повернулся к Верочке вполоборота. Глаза его возбужденно блестели. – Пока ты не раздумала.

Мотоцикл круто рванулся, будто старался вырваться из-под седоков. Верочку отбросило назад. Чтобы сохранить устойчивость, она обняла Анисимова за грудь, прижалась к его спине щекой. Дохнула в самое ухо.

– Какой загс? Сегодня воскресенье.

Мотоцикл, миновав полосатый шлагбаум, с поднятой как у колодца-журавля перекладиной, понесся по узкой асфальтовой ленте, соединявшей летное поле с магистральным шоссе.

– Тьфу ты! – Удивление Анисимова было искренним. – Все равно до загса я тебя никому больше не покажу и не отпущу никуда. Держись!

Он заложил резкий вираж, соскочил с асфальта и понесся по кочковатому лугу к синевшей вдали кромке леса.

Он в самом деле был сумасшедший. Она в этом уже не сомневалась. Только псих, не разбирая дороги, мог гнать машину по целине с такой скоростью. Но, к собственному удивлению, его сумасшествие ее не пугало. Она все больше проникалась опьяняющим очарованием скорости и безумства.

После прыжка, который они совершили в обнимку, на нее сегодня уже ничто не могло нагнать ужаса.

– Быстрей! Быстрей! Куда мы едем?!

Она еще плотнее прижалась к нему. От его спины пахло крепким мужским потом. Она вдыхала этот запах, не понимая, почему он ей так нравится, и неведомые чувства заставляли ее сердце трепетать в ожидании чего-то прекрасного, необъяснимого.

Мотоцикл подскочил на кочке, как на трамплине. Несколько метров они пролетели по воздуху, не касаясь земли. Сердце дрогнуло, но душа отозвалась не испугом, а новым порывом чудесного возбуждения.

Да, он псих! В том нет сомнений. Замечательный псих – крепкий, яростный, смелый.

И от него пахло мужской ядреной силой.

Боже, как это прекрасно – мужчина и провал высоты, мужчина и скорость! Скорость и хмельной холодок внутри!

Несколько летних домиков стояли на опушке леса. Их недавно окрасили желтой веселой краской, и они выглядели как цыплята, высыпавшие на солнышко. Наблюдательный глаз легко заметил бы признаки казенного однообразия – одинаковые занавесочки кремового цвета на всех окнах, красные цилиндры огнетушителей у каждой двери; деревянные скамеечки, врытые у стен, обращенных к лесу; железные урны для окурков и мусора возле них.

У крыльца Анисимов подхватил Верочку на руки. Она ахнула от неожиданности, но опять же не испуганно, а радостно, восторженно. Прижимая к себе девушку, так же крепко, как тогда в воздухе, он вошел в домик.

Здесь было прохладно и тихо. Пол комнаты устилал ковер фабричной выработки – большой, ярко-красный. У дальней стены – голова к голове – стояли две железные кровати, покрытые байковыми оранжевыми одеялами. Поверх них лежали подушки в кипенно-белых наволочках, сбитые в аккуратные кирпичики. В открытую форточку плыл запах свежего покоса.

Не выпуская из рук драгоценную ношу, Анисимов встал на колени и положил Верочку на мягкий ковер. Сам навис над ней, большой, сильный.

Она с покорностью отдалась его настойчивости. Он прижал ее к ковру мускулистым телом, полным желания и страсти. Она вскрикнула от неожиданно пронзившей ее боли, закусила губу, чтобы не заплакать. Он начал двигаться, медленно раскачиваясь: то приподнимаясь, то опускаясь.

Боль не оставляла ее, она громко стонала, хотя прекрасно понимала: все уже свершилось и отступать поздно.

И вдруг он задел нечто таинственное, где-то в самой глубине ее жаркого естества. И словно удар электрического тока, ее обожгла волна неописуемой сладости. Она поглотила и боль и всякое воспоминание о ней.

Это оказалось столь приятным и ошеломляющим, что Верочка тут же испугалась, как бы неожиданное удовольствие не оставило ее, не исчезло. Оно должно повторяться еще и еще.

Еще и еще!

Чтобы побудить Анисимова терзать ее и дальше, Верочка стала извиваться и раскачиваться вместе с ним. Она теперь стонала не от боли, а от неведомого огня, который сжирал плоть, наполняя ее воздушной радостью.

Дамские любовные романы всегда кончаются в момент, когда возлюбленные, преодолев все препятствия – религиозные предубеждения, родительские запреты, бедность, вынужденную разлуку, пробиваются навстречу друг другу и, в конце концов, соединяются в счастливом единении. Венец таких мучений – поцелуй, который ставит точку всем страданиям.

Слеза умиления должна оросить глаза кинозрителя, прокатиться по щеке читательницы.

Между тем сближение в любви, сколь бы ни было оно мучительным и трудным, только начало настоящих испытаний. Самое опасное для любой пары начинается именно в браке, который испытывает возвышенные романтические чувства трудностями и соблазнами будней. Постоянное общение супругов друг с другом. Мелкие, но все время накапливающиеся уколы обид, раздражение, размолвки, бытовая неустроенность или, наоборот, излишки ее устроенности – богатство, безделье, – все это медленно заставляет любовь остывать, постепенно убивает ее.

Первый и главный импульс любви – внезапная взаимная увлеченность, новизна чувств – у Верочки и Анисимова определил их отношения на многие годы вперед. Бывает редко, но брак соединил однолюбов. Верочка не чаяла души в муже – волевом, сильном и благородном человеке. Анисимов любил и ко всему еще и уважал жену – мягкую, добрую, полную страсти и даже в браке остававшуюся по-девичьи чистой.

У них родился сын – Витек, озорной, подвижный, как ртуть. «Мотор в штанах», – шутя называл его Анисимов и грозил:

– Вот положу в штаны кирпич для успокоения.

Верочка стала мастером парашютного спорта. Максим Анисимов получил под команду парашютно-десантный батальон и звание майора.

Все шло как надо. Анисимовы были по-настоящему счастливы, строили планы на будущее. Но счастье – хрустальная ваза. Если падает и разбивается – не соберешь, не склеишь.

Увы, падает все – люди, самолеты и даже звезды. Черное и белое. Да и нет. Ноль и единица. Полюс северный, полюс южный. День и ночь. Счастье – несчастье. Они всегда рядом, всегда ходят парами и не существуют одно без другого.

Чем больше и полнее счастье человека, тем труднее бывает пережить его потерю. Верочке все это пришлось испытать на себе.

Случилось все нежданно-негаданно. Рота десантников из батальона, которым командовал майор Анисимов, должна была перелететь к месту, где намечалось провести соревнования армейских парашютистов. Анисимов, трудно объяснить для чего, решил взять с собой в командировку сына Витька.

Командир полка, заметивший пацана у самолета, приказал комбату отправить сына домой. Анисимов огорчился и втайне решил не сдаваться. Он подозвал двух десантников из своей роты.

– Ребята, отведите Витька в сторону, заверните в плащ-накидку и пронесите в самолет как груз.

Старательные солдаты выполнили просьбу комбата, поскольку просьба офицера для рядовых – приказ. Они пронесли Витька в машину.

Дальше пошло штатно: разбег, взлет. Десантура летела в посадочном варианте: ранцы с парашютами стояли в ногах солдат. Ничто не предвещало осложнений. «Двенадцатого Антона», как десантура именовала свой самолет, вели опытные пилоты. Они знали машину, был им прекрасно знаком и маршрут. По нему они ходили уже не раз.

Когда «Антон» приближался к Малоярославцу, случилось несчастье. Из Кременчуга на север полз старый «Ил-14» – «презренный поршняшка», как его уничижительно называли летчики реактивной эпохи. Трудно сказать по каким причинам, то ли горилка была особенно крепкой в тот раз, а мабудь хлопцы мало зъилы сальца, но они двигались не в своем эшелоне, полностью передоверившись автопилоту.