Огонь на поражение из пулемета! Одна очередь, и человек будет размазан по крыше как повидло.

А что, если это не винтовка?

Килпатрик снял руки с гашетки и включил мегафон. Высунувшись из кабины, он прокричал:

— Стойте! Именем закона, стойте! Иначе мы будем стрелять!

Человек не остановился. Он подхватил сумку и бросился бежать — он мчался сквозь частокол антенн к запасному выходу, словно спринтер, словно перепуганный олень.

— СТОЙТЕ! СТОЙТЕ!

Но человек уже скрылся.

— Какого черта они позволили ему уйти? — недоуменно спросил Чико Гонзалес.

Гарри Каллахэн промолчал. Он сидел, немного наклонившись вперед, обеими руками вцепившись в руль, и внимательно наблюдал за медленно движущимися перед ним машинами, а также фиксировал каждого пешехода на Грант-стрит.

— Застукали его с поличным, — продолжал Чико. — Не понимаю, почему они не могли спуститься пониже — конечно, не обязательно садиться на крышу, так можно повредить вертолет, но если все-таки пониже? Тогда один из них вполне мог бы спрыгнуть и взять этого типа. Верно? Или можно было вплотную подлететь к зданию и посмотреть, куда он побежал. Мне кажется…

— Наверное, они просто заболтались и ни черта не видели, — угрюмо буркнул Гарри.

Чико задумался.

— Вполне возможно, — сказал он наконец.

— Тогда помолчи. Наблюдай лучше за людьми.

Болтун! Если Гарри что и не выносил в партнерах, так это длинный язык. Ля-ля-ля. За шесть часов Чико Гонзалес произнес больше слов, чем Сэм Флемминг за полгода! И все же Гарри вынужден был признать, что парнишка весьма сообразительный. Он быстро схватывал и реагировал жестко и уверенно. Гарри это нравилось. Он не струсит, когда дойдет до дела. Гарри был почти уверен в этом и потому был готов примириться с длинным языком — именно почти, но не более.

Они патрулировали улицы с того момента, как экипаж вертолета сообщил о человеке на крыше. Уже начинало смеркаться, и все выглядело так, словно подонок выиграл первый раунд, избежав нокаута перед самым гонгом. Все это скверно, но, по крайней мере, теперь они располагали неплохим описанием подозреваемого, которое каждые полчаса передавали по полицейскому радио:

Всем подразделениям… разыскивается взрослый мужчина, белый, последний раз замечен поблизости от Вашингтон-сквер. На вид от двадцати пяти до тридцати пяти лет, рост примерно пять футов десять дюймов, вес около ста сорока пяти фунтов, темно-коричневые брюки, желтая рубашка, коричневая нейлоновая ветровка. Может иметь при себе коричневую сумку, предположительно с винтовкой тридцатого калибра. Разыскивается по подозрению в убийстве, чрезвычайно опасен при задержании.

Трансляция не ограничивалась одним лишь управлением полиции Сан-Франциско — сообщение уже передавало управление дорожной полиции штата Калифорния, а также все полицейские службы Окленда, Марин-каунти и даже удаленных к югу Пало-Альто и Маунтин-вью. Не исключено, что убийца уже мог добраться до Лос-Анджелеса или пересечь границу штата Орегон. А может, как раз сейчас он идет где-то по Грант-стрит.

— Человек в коричневой ветровке, — быстро проговорил Чико и тронул Гарри за плечо. Гарри нажал на тормоза и поглядел направо, куда показывал Чико. Мужчина в темно-коричневых брюках и коричневой ветровке стоял, прислонившись к углу здания, и лениво ковырял в зубах спичкой.

— Это Пит по кличке Пистолет, — улыбнулся Гарри. — Самый крупный пушер таблеток на Северном побережье.

Он снова нажал педаль газа.

— Да? — Чико нахмурился. — Почему же мы его не арестуем? Описание совпадает.

Гарри тихо рассмеялся:

— Пит — наркоман. Он с двух метров не попадет даже в трамвай. И, кроме того, я не хотел бы лишний раз трясти его. Он мой осведомитель, и, поверь мне, настоящая золотая жила!

— Полицейский стукач, — в голосе Чико послышались презрительные нотки.

— Не надо наезжать на них, Панчо.

— Чико, — невозмутимо поправил шефа Чико, наверное, раз десятый за день. — Я не «наезжаю» на них, просто они мне не нравятся. А вы доверяете такому отребью?

— Как собственной матери.

— Но почему?

— Потому что, Чико, он знает, каково ему придется, если он мне солжет.

— Упрячете его в Квентин[2], например?

Гарри тяжело вздохнул, словно давая понять, что подобные вопросы даже и обсуждать-то не стоит:

— Нет, ну конечно же нет. Просто отведу в сторону, задам пару вопросов и, если выяснится, что он врет, приколочу его язык к двери.

Чико обиженно отвернулся. Он не был уверен, что Гарри пошутил. Он криво усмехнулся. Четыре года он грыз гранит науки в университете Сан-Хосе, четыре года зубрежки и каторжного труда! Но он стал лучшим в своем выпуске, получил степень бакалавра по социологии. Социология! Хорошо было бы оценить с этой точки зрения Гарри Каллахэна, но, к сожалению, Гарри Каллахэн не укладывался ни в одну группу и не соответствовал ни одной поведенческой категории.

— Давай немного перекусим, — сказал Гарри, поворачивая машину в сторону района Филберт.

— Отлично, я знаю одно милое местечко…

Чико осекся, увидев мужчину, лавирующего среди автомобилей, — мужчина среднего роста, в темно-коричневых брюках, ветровке, в правой руке сумка. На какое-то мгновение он словно замер в луче фары и скрылся в толпе.

— Человек с сумкой!

— Где?

— Выше по улице… на противоположной стороне… черт, я его потерял!

Гарри нажал педаль газа — машина взревела, но увеличить скорость не было ни малейшей возможности: впереди еле полз грузовик, сзади дорогу загораживало такси.

— Засек его?

— Нет… есть! Вот он, поворачивает на Мело-плейс!

Краем глаза Гарри уловил быстро шагающего человека, который тут же скрылся в переулке. Среднего роста… темно-коричневые брюки, коричневая куртка… в руке сумка.

— Вылезай, Чико, — блокируешь Мело-плейс. С той стороны переулок выходит на Краусгрилл. Я встречу его там. Шевелись!

Чико открыл дверь и, можно сказать, выпал из машины, когда Гарри резко повернул руль влево и, выскочив на тротуар, обогнал грузовик. Полквартала он мчался по противоположной стороне улицы, нарушая все мыслимые правила движения, потом резко развернулся и припарковал машину на въезде в Краусгрилл-плейс. Отсюда начинался узкий переулок, который где-то через пятьдесят ярдов круто поворачивал вправо. Гарри занял позицию на углу — прижавшись спиной к стене, он одним движением достал «магнум». Где-то вдалеке он слышал торопливые шаги, потом раздался стук в дверь.

Держа револьвер перед собой, Гарри нырнул за угол. Темный переулок был сплошь заставлен мусорными баками. Гарри осторожно шагнул в темноту, каждый нерв его тела был натянут как струна. Хлопнула дверь, но это вполне могло оказаться уловкой убийцы. Кто мог поручиться, что человек с сумкой не присел за мусорным баком и не поджидает Гарри? А Гарри отнюдь не собирался давать ему шанс на выигрыш.

Луч света из открытого окна на третьем этаже здания в глубине переулка раздвинул темноту. Гарри быстро двинулся в том направлении — пригнувшись, как солдат под градом пуль неприятеля, он ловко маневрировал между мусорными баками и громадными черными мешками с пищевыми отходами. Он знал это здание. Сейчас он находился с задней стороны многоквартирного дома, который в последнее время облюбовали для занятий своим нехитрым бизнесом наркоманы и проститутки. Из окна на первом этаже, слишком высоком, чтобы Гарри мог заглянуть, лился свет. Убрав револьвер в кобуру, Гарри подтащил к окну мусорный бак, перевернул его и осторожно подвинул к стене — стараясь не шуметь, он влез на бак и заглянул.

Человек в темно-коричневых брюках и коричневой куртке стоял прямо под голой лампой, свисавшей с потолка на пыльном проводе, стоял спиной к окну, склонившись над неприбранной постелью. Пожелтевшие, ветхие простыни в беспорядке валялись на полу, словно тот, кто на них спал, был вынужден второпях покинуть ложе. Сумка лежала на подушке, и сейчас мужчина неловко возился с замками.