– Не сомневайся, потребую! Вот счастье-то привалило!

– Еще не привалило, – рассмеялся Ладочников. – Только в следующий раз дверь открывай не ногой, а башкой. Иначе ничего не получишь.

– Обещаю, – заверил Мышкин. – Головой.

– Посмотрим… Так зачем мешаешь моей компьютерной мысли? Надо что?

– Понимаешь, Серж, я был в отпуске, а тут мне Потапова говорит, что весь архив клиники у тебя.

– Нет, – возразил Ладочников.

– Не понял! – удивился Ладочников. – Что же Потапова? Она меня именно к тебе прислала. Говорит: «Всё у нашего любимого Серёженьки. Весь архив. И для вас, Дмитрий Евграфович, он покажет его полностью, причем немедленно!»

– Это она так развлекается!

– Значит, архив у нее? Ну, стервоза… – угрожающе произнес Мышкин.

– У нее, в самом деле, ничего нет. Уже с месяц.

– А ты?

– А я просто отсканировал десятка два историй последних и отправил в Женеву. Там теперь весь архив.

– И оригиналы?

– И оригиналы давно там. С полгода. Все у них на сервере.

– Ничего не понимаю, – заявил Мышкин. – Как он туда попал? И зачем?

– Попал согласно приказу Барсука, то есть главврача Демидова. А точнее, по распоряжению совета директоров фонда. А зачем? Сам у него и спроси. Мне до этого дела нет.

Мышкин взял стул и сел около компьютера.

– Все-таки не понимаю, – признался он. – Ну, на другой носитель скопировать документы – понятно, так удобно. Но зачем выводить туда наш архив? Зачем им оригиналы?

Ладочников усмехнулся.

– Тебя не Дмитрием назвать следовало, а Кандидом18. Вот скажи мне: когда войско вступает в неприятельский город, что в первую очередь хватают победители?

– М-м-м… Млеко, яйки, шпек, швайн, Марушка, Сталин капут… Еще хенде хох.

– Ответ неверный! В первую очередь хватают не жратву, не оружие, не трофеи, не золотой запас, не женщин… Самая большая ценность – архивы. Именно архивы и вывозят оккупанты в первую очередь.

– Да уж! – не поверил Мышкин. – Какая великая ценность – был понос у пациента Иванова или нет? И потел ли перед смертью коматозник Петров?

– Не в поносе дело, конечно. А в общей тенденции. В принципе! Когда в девяносто первом победили демокрады и либерасты, то на Запад, в первую очередь, к янкесам, немедленно ушли колоссальные секретные архивы КПСС, Верховного Совета СССР, Совмина и даже Госплана. И личный архив Сталина янки украли. Точнее, ельциноиды им так отдали, за бутылку водки.

– И что же теперь? – растерялся Мышкин.

– А ничего. Набраться терпения и ждать Реконкисты19. Может, тогда вернем хоть что-нибудь.

Мышкин вздохнул:

– Я не могу столько ждать, – возразил Мышкин. – Мне некогда. Да и проблема попроще. Надо посмотреть кое-какие истории болезни. За три года. Открой базу. Можешь?

– Не могу, – развел руками Ладочников. – Не имею доступа.

– Что значит – не имею? У меня приказ Демидова поднять архивы. Я готовлю для него материал. И для фонда, кстати. Барсук лично должен тебе приказать? В письменном виде?

– Он не может мне приказать, – ответил Ладочников. – У него тоже нет доступа.

– Как так – у начальника конторы нет доступа к архивам его же конторы! Никогда не поверю.

– Кого волнуют твои сомнения, Дима? – усмехнулся Ладочников. – Кому интересно, во что ты веришь или не веришь?

Мышкин покачал головой.

– Ну и дела, – произнес он. – Что мне теперь делать? У кого доступ? У Пушкина?

– В фонде. Только тебе его все равно никто не даст. Можешь не сомневаться. Уже были прецеденты. Я лично проверял.

Мышкин вдруг почувствовал себя бесконечно усталым. Он достал пачку сигарет.

– Здесь не курят, – предупредил Ладочников.

– Даже для меня не сделаешь исключения?

Улыбнувшись, Ладочников, кивнул:

– Для тебя сделаю.

Погасив окурок в банке из-под пива, Мышкин сказал:

– Идиотская ситуация.

– Не без того, – согласился Ладочников.

– И что же мне теперь делать, Серж? То, что приказ главврача – плевать… Но мне и для себя надо. Мне еще важнее, чем главному. Нет вариантов?

– Почему же… Есть. Порядок теперь такой: Барсук пишет бумагу, отправляет в Женеву – и не «мылом»20, а обычной почтой. Там бумажку маринуют пару месяцев, а потом вежливо отказывают. Или невежливо. Я плохо объяснил? Вопросы?

– Сережа, неужели не можешь? – в отчаянии воскликнул Мышкин. – Во что угодно поверю, но только не в это!

Ладочников сразу не ответил, и Мышкин понял, что тот клюнул. Теперь надо подтягивать удочку – сильно, но осторожно.

– Понимаешь, – вкрадчиво продолжил он. – Теперь, после того, что ты сказал, у меня появилась масса дополнительных причин залезть в этот чертов архив. Зачем они его закрыли? Что-то там такое, что нельзя всем показывать. Так? А почему нельзя? Какие у нас могут быть тайны в морге? Нет тайн, а они засекретили. Значит, я просто обязан посмотреть. И отметь себе: я не журналист и не следователь прокуратуры. Научный интерес – самый бескорыстный в мире интерес.

Ладочников встал и подошел к двери. Запер на сейфовый замок, провернув ключ четыре раза, еще и цепочку набросил. Включил компьютер, открыл какой-то файл, запустил медиаплеер. Из колонок полились низкочастотные вибрирующие звуки.

– Зачем это? – удивился Мышкин. – Даже башка загудела.

– Защита, Дима. От прослушек защита.

Мышкин рассмеялся:

– В шпионов играешь?

– Уже наигрался, – спокойно ответил Ладочников. – Это они играют. И думают, что я ничего не вижу. Здесь, у меня, как минимум, три клопа. Минимум! И две веб-камеры скрытого наблюдения. Цифровые: можно писать полгода без перерыва.

– Если бы я тебя не знал, то сказал бы, что ты параноик! – заявил Мышкин. – Хочешь сказать, слухачам интересно, какое кино ты смотришь в рабочее время? Или каких баб сюда водишь?

– В тотальном контроле, Дима, важен сам принцип – ничего не оставлять без внимания. Тогда, действительно, ничего не упустишь. Даже в сортирах нашей клиники есть прослушки и веб-камеры. В женском тоже. Представляешь? Записывают, как наши бабы трусы снимают.

Мышкин понял, что шанс у него в руках.

– Вот ты кто на самом деле! Все раскопал! Тебя не проведешь, – радостно воскликнул он. – Профессор! Академик! И не говори теперь, что ничего нельзя для меня сделать.

Ладочников прищурил свои зеленоватые, как у рыжего кота, глаза.

– Вообще-то можно. Только ты должен тоже подключиться. Разделить со мной ответственность. Стать немножко хакером.

– Я готов! – радостно воскликнул Мышкин.

Но Ладочников его тут же остудил.

– Дело это уголовно наказуемое, доктор. Могут даже посадить – это в лучшем случае. В худшем – искалечить до инвалидности. Найти компьютер, с которого хакер выходит в сеть, сейчас проще пареной репы. На дне морском сыщут.

– Тебя же они не поймали! – грубо польстил Дмитрий Евграфович.

– Ну, меня-то… – усмехнулся Ладочников. – Долго бежать придется, чтоб меня догнать.

Он вытащил из кармана пачку «Мальборо».

– Будешь?

– Так ведь здесь не курят! – удивленно напомнил Дмитрий Евграфович.

– Разве это курево? – отмахнулся Ладочников. – Фальшивые. Как все наши достижения. Все решили, что при демократии будем курить настоящие американские сигареты и пить настоящее немецкое пиво. А получили фальшивые сигареты, пиво, выборы, фальшивые свободы… Одно только в нашей России настоящее.

– Что же?

– Ворье! – плюнул в корзину для бумаг Ладочников. – На сто процентов настоящее. А как иначе, если оно начинается с Кремля.

– Это мы все знаем.

– А толку?

Мышкин пропустил вопрос мимо ушей.

– Выручай, старичок. С меня причитается.

– Что будет?

– Бутылка «хеннеси».

– «Хеннеси», говоришь… Что ж, есть над чем подумать.