— И что?

Было заметно, как Чибисов напрягся. Подобную дерзость починенный говорил ему в глаза впервые.

— А то, что эти вонючие пузыри тут же лопались. И становилось ясно, кому выгодно было их надувать.

Чибисов расслабился.

— Ты сам-то ничего не замечал за Волковым?

— Товарищ министр, я не по этой части. Мы с Волковым цапались. Было такое. Но всегда по делу. Не знаю, как он меня, но я его ценил как хорошего организатора. Кому-кому, а вам больше других известно — под Волкова я не копал.

— И что, даже никогда не видел себя на его месте?

Чибисов снова вперил пронизывающий взгляд в Богданова. Тот ответил спокойно, без фальши.

— Почему нет? Всякий раз, когда мы спорили, думал: «А я бы на его месте поступил иначе».

— Значит, все же примерялся к месту?

— Скорее к ситуации, товарищ министр. Я же не мальчик. И не мечтатель. То, чего достиг — потолок.

— Почему?

— Я обычная ищейка, если на то пошло. А на месте Волкова нужен политик.

Чибисов откинулся на спинку кресла и весело засмеялся. Потом вдруг умолк, посерьезнел.

— Разговор, Андрей, между нами. После такого запроса, плюс после статьи этого подонка Федоткина в «Московском курьере», твоему шефу не устоять. И я его спасти не смогу.

— Какая статья? Ничего не слыхал о ней.

— Естественно. Она, как мне сообщил источник, появится завтра.

— Задержать нельзя?

— Даже не думай. Волковскую задницу круто подставили. У прокуратуры на него тоже есть материалы. В том числе компрометирующее видео. Доложено президенту. Того аж передернуло. Уже готов указ…

Богданов слушал с мрачным видом и было ясно — уход Волкова его не устраивал, не радовал. Все же Чибисов решил спросить:

— Что скажешь?

— Плохо. Для дела, я имею в виду. Для нас. И для вас.

— Этого уже не исправишь. — Чибисов сжал кулаки и щелкнул костяшками пальцев. — Ты на место поганца Турчака никого не присмотрел?

— Волков сам подбирает человека.

— Теперь подбери ты.

— Есть.

— И еще. Как ты смотришь, если я представлю тебя на место Волкова? Исполняющим обязанности? Потом утвердим окончательно.

— Нет. — Богданов сказал, как отрубил, и упрямо поджал губы.

— Что нет? — Чибисов искренне удивился. Он никогда не думал, что кто-то может отказаться от подобного предложения. — Почему?

— Я уже докладывал: если занимать должность, то надо работать. А так, чтобы временно порулить — меня не устраивает.

Чибисов вдруг оживился.

— Ты знаешь, я точно так же ответил, когда мне предложили стать замом Аркашина.

Чибисов сильно лукавил. Позиция, которую занял Богданов, была по-настоящему мужской. Так мог бы поступить и сам Чибисов, когда ему предложили пойти заместителем к министру Аркашину. Но духу отказаться от выгодного предложения не хватило. Слишком желанной была предложенная высокая генеральская должность. Чибисов никогда не испытывал дурацкого на его взгляд убеждения, что лучше быть головой мухи, чем хвостом у слона. Как ни крути, слон есть слон и если даже ты прикрываешь ему собой место, которое сильно пахнет, никто на тебя не замахнется хлопушкой. И Чибисов дал согласие пойти под Аркашина, человека серого, безликого, пустого, лишь бы выскочить в генерал-полковники. Но Чибисову удивительно повезло. Аркашин проштрафился и фигура кандидата в замы оказалась проходной. Даже для самого Чибисова его назначение министром стало неожиданностью.

Известно, что благородные легенды о себе каждый сочиняет сам. Уличить Чибисова в неправде не мог никто — беседу перед назначением президент с ним провел с глазу на глаз, и это давало возможность рассказчику придать легенде необходимую ей благородную окраску.

— Короче, я твою позицию понимаю. — Чибисов задумался, делая вид, что серьезно размышляет. — Давай решим так. Я тебя представляю на должность, которую освободит Волков. Без приставок «ио» или «врио». Согласен?

Богданов встал. Вытянулся подобострастно.

— Благодарю, товарищ министр.

— Ладно, ладно. Благодарить будешь делами… Да, еще. На службе сегодня не появляйся. Встречаться с Волковым тебе ни к чему. Завтра он прочитает статью в газете и получит указ.

— Какой мотив отставки?

Чибисов усмехнулся.

— Разве президент нуждается в мотивации своих кадровых решений?

— Я понял. Но учтите, Анатолий Петрович, этот Богданов не очень покладист в делах и не будет поддакивать, если не будет с чем-то согласен. И будет докладывать правду, нравится она вам или нет.

— Не боишься, что мне это может не понравиться?

— Что поделаешь, иначе быть не может, Анатолий Петрович, это только царь может обманывать себя и верить будто он единственный, кто обеспечивает подданным благоденствие и процветание. Это царедворцы стараются лгать царю и говорить ему приятную неправду. Мы с вами работники канализации. Ассенизаторы и сантехники общественных сортиров. Когда мы перестанем видеть и понимать истину, говно забьет коллекторы и попрет из унитазов верхних этажей в жилые апартаменты. Тогда уже ни один царедворец не сумеет объяснить царю, что это наружу вытекает мед благоденствия…

— Опасный ты человек, Богданов…

Чибисов расстегнул китель, положил руки на живот и стал ласково барабанить по нему пальцами, как по клавишам баяна.

Беседовать с министром на острые политические темы Богданов не боялся. Он знал — единственное чего в таких разговорах не дозволялось — называть в контексте конкретные фамилии. Если они подразумевались — Чибисов терпел. Правда и здесь было исключение. Волков считал себя (и, между прочим, не без оснований) человеком президента. Так вот ни поминать его фамилию всуе, ни делать намеков на его личность в критическом плане в присутствии Чибисова не дозволялось. Царь — это другое дело. Царь — это чистая аллегория. Можно даже уточнять: царь-Горох, царь-Салтан, царь-Никита. И канализация во дворце есть, какие тут могут быть претензии.

— Опасен тот, товарищ министр, кто видит — где-то вот-вот прорвет трубы, но помалкивает. Мол, не мне расхлебывать аварию, а начальству.

— Я не это имел в виду. — Чибисов перестал постукивать по животу, любовно огладил его и застегнул китель. — Ладно, выкладывай гениальные мысли…

Капельку уксусной кислоты насчет гениальности мыслей Богданова Чибисов подпустил специально, чтобы тот знал — министр слушает, но цену его суждениям знает и потому особенно заноситься при нем не следует. Хотя услышать нечто новенькое задиристое Чибисову очень хотелось. Вечером он собирался встретиться в приватной обстановке с двумя членами Федерального собрания и подкинуть им в разговоре пару «ежиков» для размышлений было совсем неплохо.

Богданов не знал о планах шефа, но все же мгновенно просчитал его возможные желания и тут же изобразил приступ внезапно нахлынувшей на него скромности. Он демонстративно поднял левую руку, отодвинул обшлаг рукава и посмотрел на часы.

— Я вас не заболтал?

Чибисов в свою очередь бросил взгляд на огромные напольные часы, мерно размахивавшие огромным маятником в углу кабинета.

— Нет, ничего. У меня ещё есть время. — Чибисов откинулся в кресле. — Сейчас попрошу принести кофе, а ты договаривай. У меня возникли мысли, хочу их на тебе проверить… Так что слушаю.

«Гол!» — подумал Богданов, но ничем не выдал торжества.

— Даже не знаю теперь с чего начать…

— Хорошо, ты думаешь мы не видим правды? Или просто делаем вид, будто её не замечаем?

— И то и другое. С одной стороны политика заставляет нас делать вид, будто мы в одинаковой мере боремся с теми, кто украл миллион из кассы банка и с теми банками, которые положили в сейфы миллиарды, украденные у населения. Но разве это на самом деле так?

Чибисов пригладил волосы на затылке и улыбнулся.

— Ты готов это произнести на совещании у премьера?

— Зачем? Я же не полный дурак. Речь не о том, чтобы об этом кричать где попало.

— Тогда о чем?

— О, господи! Я говорю: мы не должны бояться признавать правду для самих себя. Иначе будем совершать глупости.