В живописи и скульптуре, в музыке и литературе эпоха дуализма также стала переходным периодом. Национальный романтизм продолжал вдохновлять венгерских живописцев, композиторов и писателей вплоть до начала 1890-х гг., пока его яркая палитра не стала более приглушенной в передаче сложного мироощущения людей fin-de-siècle, в котором свободно сочетались восхищение современностью и усталость или разочарование в ней, отрицание прошлого и тоска по нему, острое предвосхищение будущего и тщетные поиски прекрасного и утешения в мире декаданса. Могучие исторические полотна и портреты кисти Виктора Мадараса, Берталана Секея, Мора Тана и Дьюлы Бенцура, непосредственно взывавшие к чувству национальной гордости, пользовались авторитетом и после подписания Компромисса 1867 г. Однако самым знаменитым художником этого периода был Михай Мункачи, некоторые произведения которого еще сохраняли налет романтической театральности, однако во многих других его работах — в жанровых полотнах, в картинах на исторический или религиозный сюжет — его потрясающее мастерство создавало ощущение реальности изображения, в значительной мере, предвосхитившей натурализм конца столетия. Тогда же, в 1860–1870-х гг., молодой художник Пал Синьеи-Мерше взялся за эксперименты с живописной техникой, совершенно не известной за пределами круга французских импрессионистов, добиваясь передачи эффектов, производимых игрой светотени и цвета. Разочарованный холодным приемом, с каким публика встретила его ранние шедевры, он удалился в свое поместье, где и обитал вплоть до 1890-х гг., пока не присоединился к международной колонии более молодых художников в Надьбанье. Эта группа венгерских импрессионистов вошла в историю живописи в основном благодаря творчеству Кароя Ференци. Помимо импрессионизма, модернисты в Венгрии культивировали также натурализм, характерный для художников из Сольнока, например, для Ласло Меднянского. Прерафаэлиты облюбовали для себя местечко Гёдёллё на окраине Будапешта. Несколько выдающихся мастеров представляли и течение ар-нуво — прежде всего, это Йожеф Риппл-Ронаи, приехавший в Венгрию в начале XX в. из Парижа, где получил воспитание и образование. В начале века модернизм постепенно обретал официальное признание, особенно когда Синьеи стал директором будапештского Колледжа изящных искусств (хотя полотна старых мастеров по-прежнему раскупались несравненно лучше). Выделилась из общей массы новаторов и небольшая группа авангардистов. Наконец, в Венгрии в это время работали два чрезвычайно одаренных художника, творчество которых совершенно не поддается классификации, — это Тивадар Чонтвари Костка и Лайош Гулачи, создававшие на полотнах свою собственную, экспрессивно-фантастическую реальность. По технике письма Чонтвари в чем-то даже предвосхитил сюрреализм.
В отличие от художественных выставок, посещавшихся в общем-то ограниченным кругом любителей живописи, музыка, по крайней мере, в некоторых ее жанрах и формах, имела куда большую аудиторию. И даже если трудно говорить о популярности произведений Вагнера, с которыми его тесть Ференц Лист все же пытался познакомить венгерское общество, то творчество самого Листа, активно работавшего вплоть до середины 1880-х гг., оставалось любимым. В сочинениях Листа часто и широко использовались напевы чардаша, благодаря чему народная музыка стала восприниматься как неотъемлемая часть профессиональной авторской. Традиции романтической музыкальной культуры сохранялись и в первые годы XX в., обретая современное звучание в творчестве Енё Хубаи или же великолепного Эрнё Дохнани. Академия музыки, Оперный театр (в котором работало немало превосходных дирижеров и среди них, хотя и недолго, сам Густав Малер) и Филармоническое общество сделали очень много для воспитания музыкального вкуса у образованной аудитории, однако широкие массы были увлечены несколько иной — легкой музыкой. Особенно любимым в народе жанром стала оперетта, пользовавшаяся чрезвычайным успехом у зрителя из средних классов общества. Сначала самыми популярными в Венгрии были оперетты Иоганна Штрауса и других иностранных композиторов, однако на рубеже веков постановки венгерских оперетт тоже стали собирать полные залы. К тому времени, как венгерский композитор Ференц Легар, живший в Вене, начал в 1905 г. триумфальное шествие по континенту со своей «Веселой вдовой», Енё Хуской уже была создана оперетта, имевшая специфический будапештский колорит. «Примадонна/романтический герой/счастливый конец/легко запоминающиеся, сентиментальные мелодии» — таков был, казалось, незамысловатый рецепт изготовления этой музыкальной продукции. Тем не менее, подлинные мастера ухитрялись и на этом материале проявлять свое воображение и талант интерпретации, как это получилось, в частности, у Имре Кальмана в оперетте «Королева чардаша» («Сильва») — непревзойденном, по мнению ряда ценителей, достижении в этом жанре из всего, созданного на рубеже веков. Чрезвычайно популярная музыкальная версия «Витязя Яноша» Петёфи, созданная композитором Понграцем Качёхом, представляет несколько иной жанр популярного музыкального театра — мюзикл, где также сочетаются диалоги, песни и танцы, но темы и образы в основном заимствованы из сентиментальной пасторали, идеализирующей картины сельской жизни. В музыкальном отношении мюзиклы напрямую связаны с «цыганской» традицией, которой свойственны резкие переходы от меланхолии и грусти к радости и безудержному веселью. В них находили выражение довольно простые, но очень сильные и глубокие чувства, а музыканты имели возможность во всем блеске показать свое виртуозное владение скрипкой. Одному из величайших мастеров игры на этом инструменте Пиште Данко был даже поставлен от благодарных современников памятник в родном городе скрипача Сегеде — до сих пор единственный в мире памятник в честь цыгана.
Отход от старой романтической школы, в традициях которой воспитывались с детства, а также неприятие моды на псевдофольклор, столь широко распространенный в то время, побудили двух чрезвычайно одаренных музыкантов — Белу Бартока и Золтана Кодая, хорошо знакомых с новейшими течениями в западной музыке, избрать для себя совершенно иной путь. С 1906 г. они предприняли целый ряд экспедиций, собирая подлинно народные песни. Эти песни, основанные на пентатонике, имели очень мало общего с теми подделками, что выдавались за настоящий фольк. Композиторы записали тысячи напевов и мелодий песен и танцев не только мадьярского происхождения, но и те, что были распространены среди словаков и румын, проживавших в Карпатском бассейне, тщательно при этом изучая их этнографический фон. Как композитор Кодай был очень тесно связан с фольклором: его концерт для струнного квартета (1908) или соната для виолончели и фортепьяно (1911) напрямую воспроизводят мир секейских баллад. Барток тоже испытал глубокое влияние фольклора, но при этом в его творчестве определенно нашла отражение революция, совершенная в эту эпоху музыкой авангарда: опера «Замок герцога Синяя Борода», соната для фортепьяно «Allegro barbaro», музыка к балетам «Деревянный принц», «Чудесный мандарин». И Барток, и Кодай стали членами Академии музыки, однако в научных и политических консервативных кругах их не жаловали. Оперу Бартока отказывались ставить в Будапеште, обоим им так и не удалось создать новое музыкальное общество, и лишь значительно позднее их творчество было признано основополагающим для современной музыкальной культуры Венгрии.
Любой краткий очерк истории венгерской литературы эпохи дуализма должен бы начинаться с автора либретто для оперетты Штрауса «Цыганский барон» — Мора Йокаи, «великого рассказчика» и одного из последних гигантов «мартовской молодежи» 1848 г. Он был самым известным и самым читаемым венгерским писателем своего времени как в стране, так и за ее пределами. Сто томов его собрания сочинений (202 произведения), опубликованных в 1894–98 гг., знакомят читателя со всеми периодами истории Венгрии: турецкое иго; война за независимость под предводительством Ракоци; период, отмеченный стремлением Габсбургов создать единую централизованную империю; «эпоха реформ» и революция 1848 г.; а также ускоренное общественное и промышленное развитие страны во второй половине XIX в. Понятно, что героическая и патриотическая тематика привлекала особое внимание талантливого писателя-романтика, хотя его чрезмерный оптимизм, вера в гармонию и торжество гуманизма уже начинали восприниматься как некий самообман на фоне быстрых и грозных перемен в окружающем мире. Историческая тематика привлекала также одного из более молодых авторов — Гезу Гардони. В романах, рассказах и пьесах Ференца Херцега речь в основном идет о современном автору среднепоместном дворянстве: его герои часто бывают легкомысленны, ветрены, даже безответственны, но они все равно вызывают чувство искренней симпатии как подлинные представители венгерской нации, носители ее идей и ценностей. Самым талантливым учеником Йокаи, мастером сюжета и вставных новелл-анекдотов стал Калман Миксат. Подобно Йокаи и Херцегу, он в течение нескольких десятилетий был депутатом парламента, однако личный опыт участия в политической жизни страны имел следствием ярко выраженное критическое отношение писателя к правящей элите: образы некогда могущественных и уважаемых аристократов (герои, обладающие неоспоримо цельными натурами у Йокаи и приобретшие черты благородной богемы под пером Херцега) в поздних его произведениях становятся коррумпированными политиками или откровенными охотниками за приданым, изображаемыми со все более горькой иронией.
