Чтобы отогнать неестественную сонливость, Берта отчаянно жестикулировала и кричала, старалась казаться взбешенной.

— Вот негодяй!.. У меня на руках Бюро по найму немецкой прислуги! У меня на руках Institut de beaute[13] на Троицкой! У меня на руках Кружок Дам милосердия с этой неистовой Людмилой, которая без моего руководства натворит таких глупостей, что и в три года не расхлебаешь! У меня на руках контора кредитоспособности! У меня на руках Бюро вырезок!.. У меня на руках нити от агентов, разбросанных по всему Петрограду! Ведь город кишит пчелами, собирающими мед шпионажа!.. Куда они снесут его!.. Ведь в моих руках важнейшие инструкции, только что полученные из Берлина! Ведь в моих руках важнейшие государственные тайны!.. И этот негодяй осмелился задержать меня, чтобы разыгрывать передо мной сцены из плохой мелодрамы!.. Что это за Свенгали выискался, который желает превратить меня в Трильби!..[14] И этого человека мы считали достойным доверия! И ему мы поручали выпытывать важнейшие тайны у сановников и чиновников!.. И в какую минуту у него поднялась рука для того, чтобы изменить своему отечеству ради удовлетворения гнусной, мелочной страстишки!…………………………..

……Господин Таубе, которого мы считали мужем воли, разума и патриотизма, влюбился в Берту Берс!.. Поздравляю господина Таубе, у него недурен вкус! Все говорят, что Берта Берс очаровательна! Но и все знают, что Берта Берс — кремень! Она знает, что сейчас не время заниматься амурными делишками! Отечество в опасности! А Берта Берс прежде всего патриотка! И после всего патриотка! Она забыла, что она женщина! И забывала об этом всегда и тогда, когда первые сановники мира лебезили у ее ног!.. Я не невинность! Не тешь себя, негодяй Таубе, что ты полакомишься гастрономическим медом! Я продавала свои ласки, но каждый раз с пользой для отечества!.. Каждое мое объятие душило кого-нибудь и, отдаваясь какому-нибудь сановному сластолюбцу, я твердила в душе: «Deutschland, Deutschland uber alles!..» И сейчас кричу тебе, негодяю, в лицо: «Deutschland, Deutschland uber alles!» Превыше всего, негодяй… Усыпить меня хочет!.. Да разве до сна теперь, когда надо все силы, всю бодрость напрячь! Ведь надо спасать нашу агентуру! Ведь наших выселяют из Петрограда! Ведь злейший враг не выбрал бы момента удачнее, чтобы разрушить все наше дело… Ха-ха-ха… Он глядит на меня своими ястребиными глазами… Он хочет своим взором потупить мой взор!.. Посмотрим, чей взгляд острее…

Чувствовала, что вот-вот он осилит, и она подастся, сомкнутся веки, и все пропало.

И вдруг гениальная мысль вспыхнула.

Она схватила себя руками за воротник платья и с треском разорвала лиф.

В бархате полутьмы сверкнули белоснежной обнаженностью плечи, руки нагие и грудь с ее гордым вызовом.

— Ты раздеваешь меня своим взором, негодяй, насильник!.. Я тебе помогла!.. На, смотри, любуйся, впивайся, дьявол, в наготу моего тела!.. Я не боюсь тебя! Не стыжусь тебя! Потому что пре-зи-ра-ю тебя! — отчеканила Берта!

И сразу поняла, что ее игра выиграна.

Таубе, действительно, свел глаза с ее глаз и впился в сверкающий восторг ее нагого бюста.

И пьяный восторг охватил его.

И голова закружилась.

И в глазах помутилось.

И жгучая страсть ослепила волю.

А Берта ликовала всем телом и всем духом:

— Ну что же, входи сюда, мой Свенгали! Трильби не боится тебя!.. Если бы у нее был хлыст, так ей было бы жаль хлыста, чтобы ударить негодяя… Ну что же, входи, мой повелитель! Раба рабынь ждет тебя!.. Ха-ха-ха!..

Таубе нажал кнопку, распахнулась потайная дверь, и он очутился в бархатной комнате.

Дверь беззвучно закрылась за ним, снова не давая и намека на свое существование.

Берта крикнула:

— На колени!

Таубе упал на колени.

— Ползай у моих ног!

Он прильнул губами к замше ее туфли и ползал у ног. И молил прощенья

И рыдал как мальчик.

— Разве я не понимаю, в какую бездну падаю я!.. Но разве я виноват, что полюбил тебя так, роковая богиня!.. Ведь никогда ни одна воля не стояла надо мной!.. И вдруг явилась ты, такая непохожая ни на кого из этих безвольных, бессильных пресмыкающихся!

— Мы должны были померяться силами!..

— И ты вызвал меня на дуэль!..

— На дуэль глаз!

— На дуэль воль.

— И вот побежденный пресмыкается в прахе…

— Ты видишь, как бесстрашна Берта Берс.

— О!..

— Ты знаешь, что я там, под самой крышей цирка, прыгала без колебания и замирания сердца в еле держащийся деревянный сундук… Крышка сундука была приоткрыта…

Я должна была ловко вскочить, чтобы под тяжестью моего тела сразу затянулись незатянутые петли каната, на котором висел сундук… Петли затягивали наглухо крышку, в крышке автоматически щелкал замок, и я оказывалась привешенной в моем гробу под потолком!.. А если бы я дрогнула и вместо того, чтобы попасть головой под крышку сундука, попала на два вершка выше, — в петлю!.. Сундук бы упал на арену, а под потолком цирка с петлей на шее качался бы труп Берты Берс в огненно-красном бальном платье!.. Вот какую школу прошла Берта Берс! Ей ли бояться доморощенных Свенгали, годных разве для того, чтобы усыплять и без того сонливых старикашек.

— Берта! Берта!..

— Тебе больно? Тебе стыдно, побежденный?!

— Мне сладко!.. Мне радостно!..

— Ну, клянись теперь мне в верности, раб мой…

— Раб твой! Навеки раб твой!..

Таубе принял Марью Николаевну с живейшим интересом.

Людмила натараторила ему про нее с три короба.

Сила шпионажа в том, что отдельные агенты не знают друг друга.

Берта знала только тех, кто обращался вокруг Гросс-михеля, как вокруг солнца.

А сколько таких солнц, как Гроссмихель, еще изливало золотые лучи прусского и австрийского генеральных штабов вне поля зрения Фридриха и Берты.

Отдельные же учреждения, созданные по мысли Гросс-михеля, и не подозревали о существовали друг друга.

Когда руководители их собрались под невидимым и негласным председательством Берты в институт Таубе, впервые для них открылась во всем величии картина шпионажа с его системой всеобъемлющей, всепроникающей. И все-таки это заседание было объявлено экстра-секретным; представители лично между собой не перезнакомились, так как были в масках. Кроме того, они поклялись в тайне хранить даже от подчиненных и сотрудников все постановления экстренного собрания.

То, что натараторила Людмила про фрау Гроссмихель, дало Таубе понять, что она жена одного из виднейших агентов политического сыска, но он и не подозревал, что это жена его непосредственного начальства.

Берта через замаскированное цветами потайное окошечко наблюдала за посетителями, являвшимися в приемную.

Увидав Марью Николаевну и Людмилу, она с удовольствием подумала: «Молодец Зенгер! Надо немедленно жену Фридриха превратить из опасного врага в верного друга. Пусть Таубе назначит ей второе свидание сегодня же в полночь, я на ней повторю уже испытанный прием. Я лично возьмусь за нее, потому что есть вещи, которых Таубе не должен знать, хотя теперь он и верный раб мой…»

Перед тем, как принять Марью Николаевну, гипнотизер получил подробнейшие внушения со стороны Берты.

Берта знала всю жизнь жены Фридриха с такими подробностями, о которых Марья Николаевна сама позабыла.

Таубе сразу ошеломил несчастную женщину:

— Садитесь, сударыня! По вашим глазам вижу, что ваше дело исключительной трудности, но с Божьей помощью и, конечно при вашем внимательном отношении к моим словам, я надеюсь достичь полного исцеления вашего духа. Вы потеряли мужа, он жив, но умер для вас. Надо, чтобы он воскрес и для вас. Но для успеха нашего дела мне надо иметь уверенность, что вы не считаете меня за одного из тех шарлатанов, которых у вас в Петрограде развелось много. Тут же, на Каменноостровском шоссе, поселился шарлатан, у него четыре помощника; он лечит от полноты и старости. Внушить человеку перерождение клеток его тела нельзя. Можно только переродить психику. И вот этим занимаюсь я. Вы должны слепо уверовать в меня, в мою силу, в мое могущество, в то, что, что бы я ни сказал вам, это необходимо для дела. Но как вам вселить веру в человека, которого вы видите в первый раз? Поверите ли вы в его силу и добросовестность, если я, глядя вам в глаза, прежде чем прочесть ваше будущее, прочту ваше прошлое?