Голова Натали лежит у меня на коленях. Я аккуратно убираю белокурые волосы с её лица. Меня переполняет горе. Но, несмотря на всю ту боль, злость и унижение, которые испытываю, я все равно люблю её. Я не могу винить Элайджу, что он так сильно увлекся ею — она потрясающая. А она те же чувства к нему испытывает? Натали, кажется, была ошеломлена его признанием, так что может, её чувства к нему не так сильны, как его к ней. Это дает мне надежду, что, может быть, я еще не потерял её.

Элайджа шевелится и просыпается. Он садится и стонет, хватаясь за голову. Дурманное похмелье — частое побочное явление, если в вас попадает яд Дарклинга. Колотые раны на руке и шее еще не зажили, заставляя мою жажду вернуться, да еще и с удвоенной силой. Я пытаюсь не думать, какая у него вкусная кровь. Прежде я не пробовал ничего похожего на кровь Бастетов. Она такая вкусная. Мне хочется еще.

— Даже не думай, Дарклинг, — говорит он, читая мои мысли.

— Могу сказать то же самое и про тебя. — Для голодного Бастета прямо сейчас я выгляжу очень аппетитно.

Он закатывает глаза.

— Не обольщайся. Ты не в моем вкусе.

— Разумеется, ты предпочитаешь блондинок, не так ли? — огрызаюсь я.

Он смотрит на Натали, а потом снова переводит взгляд на меня. У него между бровей пролегает морщинка.

— Мне она не интересна, — говорит он.

— Не лги. Я видел вас в лаборатории. Она взяла с тебя обещание не рассказывать кое-что, что могло бы меня ранить. И если ты не пытаешься переспать с ней то, что это? — требовательно спрашиваю я.

Элайджа опять смотрит на Натали, явно чем-то терзаемый.

— Ну? — Мой гнев растет. Почему бы ему просто не сознаться? — Прошлой ночью ты признался ей в любви.

Он кажется искренне удивленным.

— Серьезно? За меня говорил Дурман.

— Вот дерьмо. — Меня пронзает ужасная мысль. — И как давно это длится между вами?

Натали освободила Элайджу из лаборатории месяц назад. Неужели они все это время поддерживали связь друг с другом, пока я был занят, работая на Роуч и Сигура? Эта мысль, об этом предательстве просто не укладывается у меня в голове.

Натали будит тон моего повышенного голоса, и она сонно моргает.

— Все хорошо? — спрашивает она.

Я поднимаюсь на ноги, меня трясет от злости.

— Все отлично. Нам пора идти.

К тому времени, когда они меня догоняют, я уже на полпути к выходу из туннеля. Натали пытается взять меня за руку, но я просто не могу принять её ладонь. Еще нет. Боль еще слишком сильна. Мы идем вдоль рельсов в абсолютной тишине. Меня захлестывают гнев и унижение. Они отравляют мои мысли. Одно дело считать, что Натали с Элайджей сошлись в последние несколько дней, потому что почувствовали сильное влечение друг к другу — с этим я еще могу как-то справиться, но совсем другое — если они уже ни один месяц спали друг с другом. А это может означать, что они по-настоящему не безразличны друг другу. Вот этого я никогда не смогу простить.

Чего я не понимаю, так это, почему она согласилась выйти за меня замуж, если её сердце больше не принадлежит мне. Чувство долга? Черт, она что, жалеет меня? Я представляю свои ожоги на руках и плечах, вспоминаю о кошмарах, которые мучают меня во сне, и понимаю, что она должна жалеть меня. Элайджа, по сравнению со мной, более привлекателен.

Мы довольно долго идем к выходу, и я вздыхаю с облегчением, когда через час, наконец, добираемся до него. Мы оттягиваем в сторону одну из деревянных досок и вылезаем наружу. Несмотря на зной и неприятное покалывание кожи от солнца, я рад дневному свету. Нет ничего хуже, чем быть запертым под землей с Натали, Элайджей и своими мыслями.

Я сглазил.

Мы направляемся к краю оживленного железнодорожного и грузового депо. Там, должно быть, пятнадцать железнодорожных путей, расходящихся в разные направления, плюс десятки вагонов загруженные длинными металлическими контейнерами. На крыше здания депо установлены цифровые экраны, которые транслируют последние новости Си-Би-Эн. Гвардейцы Стажи деловито выгружают контейнеры из товарняка на грузовики, готовые к транспортировке к месту назначения. Похоже, что основная часть груза — это оружие, медикаменты и продовольствие.

Над депо зависает знакомый Эсминец. Мы пришли прямо львам на съедение.

Мы скользим обратно в туннель, с глаз долой. Когда Натали говорит, что Стражи используют туннель, чтобы добираться до лагеря, я и не подозревал, что депо по ту сторону, находиться все еще в рабочем состояние. Но, с другой стороны, почему бы ему не функционировать — я сглупил, не выяснив это раньше. Все-таки у нас не так много вариантов.

— Может нам вернуться в лагерь? — шепчет Натали. — Если Эсминец здесь, они, скорее всего, ждут, что мы покажемся.

Я мотаю головой.

— Если бы они нас поджидали, тогда тот конец патрулировала бы сотня гвардейцев. Они не знают, что мы здесь — должно быть, они считают, что мы убежали обратно в пустыню.

— Так зачем они здесь? — спрашивает Элайджа.

— Чтобы подзаправиться? — предполагаю я.

— Нам следует вернуться в лагерь, — говорит Элайджа.

— И куда нам потом идти? — в ответ спрашиваю я. — Там все еще нет никаких средств передвижений, мы черти где, и мне долго по такой жаре не продержаться. Нет, мы останемся здесь. Нам просто надо пробраться незамеченными на один из этих грузовиков.

— И как ты предполагаешь это сделать? — спрашивает Элайджа.

— Выкинем тебя им в качестве приманки? — предлагаю я.

Элайджа корчит из себя обиженного, а Натали одаривает меня суровым взглядом.

Я внимательно просматриваю депо с железнодорожным туннелем, хотя, как по мне, то, похоже, что он забаррикадирован ящиками и перевернутыми тачками, сваленными возле выхода. Я наблюдаю, как группа гвардейцев Стражей грузят ящики в грузовики, припаркованные один к другому, так что между ними всего несколько футов. На всех ящиках было напечатано разное место назначения: Центрум, Атена, Галлий, Леополис, Фракия — в яблочко! Наконец-то немного удачи.

— Вон, — говорю я, указывая на зеленый грузовик, чьи ящики промаркированы словом «Фракия». — Мы сбежим в нем.

— Нам никак не замаскироваться, — говорит Натали. — Они нас узнают.

— Тогда остается это делать по старинке — просто не попадаться им на глаза, — говорю я.

Мы обсыпаемся песчаником с пола пещеры, затемняя нашу кожу и одежду, в надежде, что это послужит нам хоть каким-то камуфляжем. Я слегка вздрагиваю при виде черноты на предплечье Натали, вспомнив, что я и сделал. Она скатывает нее рукав рубашки, закрывая руку.

— Мы готовы? — спрашиваю я.

— Нет, — бормочет Элайджа.

Натали кивает.

Я осторожно подхожу к выходу из туннеля. В двадцати футах от нас гвардейцы загружают ящики на красный грузовик, конечная цель которого Галлий. Это наш шанс. Грузовики стоят близко друг к другу, так что мы можем легко перебегать от одного к другому, прячась под ним, пока все чисто. Однако мне придется отвлечь гвардейцев. Осмотревшись, я заметил груду небольших ящиков справа от грузовика, все с зеленым крестом и словом «ХРУПКОЕ» напечатанным на нем. Медикаменты. Отлично. Я поднимаю с земли камень, определяю рукой его увесистость. У меня будет всего одна попытка. Я делаю глубокий вдох и кидаю камень в ящики. Он попадает в середину, и медикаменты падают на землю.

Гвардейцы, крича друг на друга, срываются с мест и бегут скорее к разбившимся ящикам, чтобы оценить ущерб. У нас есть считанные секунды, чтобы пересечь пыльную дорогу.

— Вперед, — говорю я.

Мы выбегаем из туннеля, оказываясь на слепящем солнце. Адреналин бьет по моим венам, а в голове единственная мысль: БЕЖАТЬ! Мы вжимаем головы в плечи, ныряем между ящиками и используем перевернутые тачки в качестве прикрытия. Гвардейцы Стражей все еще пытаются выяснить, кто разбил медикаменты, обвиняя друг друга.

И как только один из них находит камень, мы уже добираемся до грузовика.

Гвардеец держит камень в руке и хмурится.

Я заталкиваю Натали под грузовик. Следующим Элайджу.