— В помощь гусарам генерала Киндермана. Но характер казачков наших неуживчивых с населением местным зная, с ними отрядить партию драгун. Дабы охранить обывателя мирного от притеснений казачьих. Начальником назначаю майора Гринвальда, с полка Санкт-Петербургского, а в помощь ему твоего капитана дам. Как, бишь, его кличут?

— Веселовский, ваше сиятельство.

— Вот и решили. Веселовский, сколь помню, с казаками ладить умеет, а то майор по неопытности дров наломает. Да и немец, опять же.

Так и отправился капитан в рейд необычный. От Выборга до реки Торнео, строго на север.

Глава 16

Враги-союзники

Рейд казаков Ефремова был и вправду необычен. Ласси, вызвав к себе майора Гринвальда и капитана Веселовского, наказал обоим:

— Следовать со всяким поспешанием. Не допускать казаков до обид, налогов, грабежа и других предерзостей. Безденежно ни у кого чтоб не брали, для чего, вам, господа, надлежит содержать их в строгой команде.

— Ваше сиятельство, а ежели произойдут какие-либо непорядки? — майор Гринвальд, растерянный от приказания необычного, поинтересовался.

— А ежели… жалобы случатся или хоть малые непорядки, или тобой что усмотрено будет, то того же часа виновных, смотря по важности вины, велеть наказывать и штрафовать. Но не по законам и уставам нашим, а по казацкому обыкновению. Разумел, майор?

— Это каким образом-то, ваше сиятельство? — изумился Гринвальд.

— А вона Веселовский тебе пояснит, — кивнул на капитана Ласси. — Он с казаками знает, как обходиться.

— Потом расскажу, — шепнул майору адъютант Кейта.

Из палатки вышли, майор, длинный, как журавль, перчатки с раструбами натягивая, поинтересовался:

— Ну и как быть-то, Веселовский? С казаками дикими?

— Почему дикими-то? Они люди, как и все мы, — капитан невозмутим был.

— А что за обыкновение такое? Казацкое?

— То законы их собственные, — пояснил Веселовский.

— Так они ж подданные Императрицы нашей! Вестимо, и законы наши, российские исполнять должны, — все не понимал Гринвальд.

— Так они и исполняют их. Токмо, окромя всего, у них и свои имеются. Круговые, традиции древние сохраняющие. Они, может, суровее Царских будут. Хотя казаки это вольностями своими называют. И на то грамоты Царские, сказывают, имеют, — рассказывал капитан, пока к лошадям шли. — Да не переживайте, господин майор, атаман Ефремов своевольства казачьего не допустит. На войне слово аль наказ атаманский для казака закон.

— Непонятно мне все это, — не успокаивался майор.

Атаман Ефремов, друг убиенного Ивана Краснощекова, хмуро смотрел на офицеров присланных. Развернул приказ фельдмаршалов. Вчитался.

«Велено тебе, походному атаману, — вслух произнес, — следовать до Вазы, а для лучшего порядку во время следования отправлен нарочный премьер-майор Гринвальд», — посмотрел тяжело. — Ты, что ль, будешь?

Не по себе стало майору, ох, не по себе. Кивнул согласно.

Атаман усмехнулся, головой покачал. Снова к приказу обратился:

«Чтоб обывателям обид и своевольства чинено не было, того ради, тебе, атаману, быть в команде оного премьер-майора и во всем послушну…» — так, значит?

Ефремов бумагу казенную ладонью к столу припечатал. Взглядом в офицеров впился.

— Значит, не верит уж фельдмаршал атаману старому?

Веселовский шаг вперед сделал.

— Не про то речь, Данила Ефремович, — начал было.

— А ты кто будешь? — прервал его атаман.

— Капитан Веселовский, Ямбургского драгунского. С казаками полка Сидора Себрякова в партии ходил не раз. Со мной Данилы Лощилина сотня завсегда была.

— Постой-ка, постой-ка, — атаман лоб наморщил. — Это не ты ли с Данилой женку его чухонскую нашел с сыном?

— А что, весь Дон Тихий про то ведает? — хитро прищурился.

— На то мы и казаки, чтоб про своих ведать, — степенно ответил атаман. — А ты, сказывают, и под «слово и дело» попал? За казака нашего взяли? Как вывернулся-то? Из рук палаческих? — Ефремов с интересом уже поглядывал на капитана.

— Да генерал Кейт заступился. В адъютантах теперича состою у него.

— Слыхал про такого. Справедливый, больно, говорят. А нашего брата казака не жалует. Ну и что ж сказать мне хочешь, капитан? — голос хоть и грозный, но дружелюбный. — Чего стоите-то? — Рукой на лавку показал. — Сидайте. В ногах правды нет.

Спало напряжение. Присели, облегченно вздохнув. Особливо Гринвальд. Веселовский продолжил:

— А то сказать хочу, Данила Ефремович, что не для надзору за казаками посланы, а для вспоможения. Дабы в следовании к Вазе шведской содействовать закупке фуража и провианта для воинства казацкого.

— Это доброе дело, — успокоился Ефремов. Понял, что на честь и авторитет атаманские непререкаемые покушаться никто не посмеет.

— Кисилева ко мне, — гаркнул. В избу тотчас есаул влетел:

— Звали, Данила Ефремович?

— Полк подними, говорить с казаками буду, — распорядился.

Краток был атаман в речи своей:

— В поход выступаем нынче. С нами два офицера драгунских пойдут, — плетью показал на Веселовского с Гринвальдом. — Фуражем да харчами обеспечивать будут. Смотри, ребята, не озоровать! Не грабить хрестьян чухонских!

— Ну, коль обеспечат…, — прозвучал чей-то голос ехидный.

Атаман нахмурился:

— Кто тама разговорчивый такой?

Есаулы вдоль строя поехали, выискивая. Боле никто не отзывался. Атаман продолжил:

— Ведите себя хорошо, как того требует служба и честь казачья, а коли что не так — запорю! Как Бог свят, запорю, не посмотрю на регалии и отличия. Ну, с Богом, ступайте!

Так и тронулись. Не сказать, что легко все решалось. Но ратманы — чиновники местные, новой властью русской поставленные, сначала было ерепенились, на скудность свою жаловались. Тогда Веселовский с Гринвальдом на казаков показывали и предлагали. На выбор — иль бумагу казенную, по которой деньги за фураж и провиант полученный полагались, иль на казаков кивали. Руками разводили:

— Сами, что ль, не понимаете?

Тогда и согласие быстро достигалось. Так и ехали далее. По пути Ефремов казака одного кликнул, что с одного городка с Лощилиным был. В полк прибыл совсем недавно. Тот рассказал охотно:

— Живут справно. Данила атаманствует. Круг казачий выбрал. Жинка у него работящая, да и сын в отцов корень пошел. Только что волосьями светел. Но казак справный будет. По-нашенски уже говорят, только коряво ищо.

Веселовский спросил Ефремова:

— А что, Данила Ефремович, не могли тогда и Лощилина по доносу взять?

— Могли, — согласился атаман, — покудова на русской земле были. А как на Дон попал, то нет, — заявил уверенно.

— А что, Дон — не русская земля?

— Не-а, казацкая, — зевнул, в седле покачиваясь, рот перекрестил.

— А что, казаки — не русские будут?

— Казаки — это, капитан, казаки! — назидательно посмотрел атаман.

— Это уж точно! — усмехнулся Веселовский.

Но хоть порадовался Алеша за счастье Лощилинское. Дошли до Вазы вместе с полком Ефремова, попрощались сердечно. Казаки в корпусе генерала Штоффельна остались, а офицеры в путь обратный тронулись.

Отто Мейергельм болел тяжело. То купание в ледяной воде Кеми не прошло даром. Мать с дочерью ухаживали как могли. Эва приказала кучеру заложить карету и отправилась в Стокгольм. За врачом. Их старый знакомый доктор Хальман откликнулся незамедлительно, и назад они уже ехали вместе. Хальман осмотрел отца. Головой покачал сокрушенно. В гостиной, за столом широким обеденным, отодвинув чашки в сторону, рецепты выписывал старательно.

— Вот, — протянул бумажки, — это необходимо купить в Стокгольме. Здесь паллиативы, немного опиума. Это снимет боли. Однако прошу не злоупотреблять, ибо сильны лекарства. В остальном — постельный режим, тепло, покой, спокойствие. Хорошо ванны мыльные в положении сидячем. И уповать будем на милость Божию.