Мальм явно справился с испугом.

Начальник ЦПУ резко встал и быстро прошагал к окну, завешенному тяжелой гардиной.

– Нечего меня поправлять, – яростно произнес он. – Если я говорю «баран отпущения», значит, так положено. Если понадобятся исправления, я сам исправлю.

Сейчас полезет на стену, тоскливо подумал Мальм. Хоть бы сорвался.

В дверь постучали.

Вошли Мартин Бек и Гюнвальд Ларссон.

Мартин Бек не мог пожаловаться на рост, но рядом с Гюнвальдом Ларссоном он казался не таким уж внушительным.

Гюнвальд Ларссон одним взглядом оценил ситуацию и произнес:

– Так, очередная сцена. Не помешали? Повернулся к Мальму и спросил:

– Ты рассказал ему про бордели? Мальм кивнул:

– Говорит, нисколько не остроумно. Говорит, это что-то вроде цветомузыки.

– А ты сказал, как человек потом выглядит? Сказал про полоски?

– Нет. Этого я не стал говорить. Ты слишком вульгарен, Ларссон.

– Полоски? – вмешался начальник ЦПУ.

– Ага, – ответил Гюнвальд Ларссон. – Словно «раковая шейка».

Начальник ЦПУ расхохотался и сел за стол, держась за живот.

– У тебя нет чувства юмора, Стиг, – сказал Гюнвальд Ларссон Мальму.

– Да уж, чего нет, того нет, – выдохнул начальник ЦПУ.

– Придется тебе, Мальм, записаться на курсы повышения квалификации остряков, – продолжал Гюнвальд Ларссон.

– А что, есть такие? – спросил Мальм.

– Ага, при университете.

Гюнвальд Ларссон заговорщически поглядел на Мартина Бека, который явно ничего не уразумел из этого странного разговора.

Тем временем начальник ЦПУ взял себя в руки.

– А теперь докладывайте все про эту бомбу.

– Мы исходили из гипотезы Гюнвальда и новейших данных, – начал Мартин Бек. – Многое говорило за то, что они верны. БРЕН еще ни разу не совершал террористических актов в Европе и совсем недавно перешел к действиям в больших городах, где сосредоточены крупные полицейские силы. К тому же наш высокочтимый гость – желанная дичь для всевозможных террористических организаций.

– Всевозможных?

– Ну да. Известно, что многие воинствующие левацкие группировки выступают против его реакционных установок и даже некоторые правые считают, что он перегибает палку. С точки зрения пацифистов, он олицетворяет войну. Этот сенатор относится к разряду политиков, которых многие опасаются – не столько из-за них самих, сколько из-за стоящих за ними сил. Словом, соблазнительная мишень для БРЕН. Опасное и для многих, исключая некоторые круги в США, ненавистное лицо. Когда его выдвинули кандидатом в президенты, многие избиратели явно были готовы голосовать за любого другого человека, так они боялись последствий его внешнеполитических идей – например, прямой конфронтации великих держав. Если говорить о Ближнем Востоке, то он упорно выступает за американскую помощь Израилю. В вопросе вьетнамской войны он один из самых ярых «ястребов». И нет никакого сомнения, что он поддерживал фашистскую хунту в Чили, ответственную за убийство президента Альенде, командующего вооруженными силами и тысяч других людей. Положительного о нем можно сказать только то, что он не лишен мужества, образован, умеет располагать к себе людей.

– А я-то считал тебя аполитичным, – заметил начальник ЦПУ.

– Так и есть. Я только излагаю некоторые факты. Осталось добавить, что он, несмотря на провал администрации Никсона, сохранил политическое влияние как в своем родном штате, так и в федеральном сенате.

Мартин Бек поглядел на Гюнвальда Ларссона, тот кивнул.

– Теперь перейдем к покушению. С самого начала у нас сложилось впечатление, что БРЕН или какая-нибудь подобная организация могут попытаться нанести удар. Поскольку июньское покушение, при котором присутствовал Гюнвальд, удалось на сто процентов, несмотря на всевозможные охранные мероприятия, мы все больше склонялись к выводу, что здесь будет применен тот же modus operandi[13], как ты, Мальм, кстати и некстати любишь выражаться. Была создана особая группа, в нее вошли пять достаточно опытных сотрудников уголовной полиции, а именно мы с Бенни Скакке от группы расследования убийств, Гюнвальд Ларссон и Эйнар Рённ из отдела насильственных преступлений, и Фредрик Меландер из отдела краж, превосходный организатор и аналитик. Каждый из нас прикинул, какое место лучше всего подходит для покушения на машину с сенатором и часть эскорта. И все указали одну и ту же точку.

– У Северной заставы?

– Вот именно. Менять маршрут не было смысла, потому что кортеж рисковал нарваться на резервные бомбы, которые мы, кстати, пока не смогли обнаружить. И мы решили принять другие контрмеры двоякого рода.

У Мартина Бека пересохло во рту, и он повернулся к Гюнвальду Ларссону, который продолжил:

– После покушения пятого июня я пришел к двум выводам. Во-первых, что бомбы нельзя запеленговать или обнаружить миноискателями. Однако важнее был тот факт, что подрывник находился далеко от места взрыва, за пределами видимости, и у него не было помощника, который сообщил бы ему по радио, где находится в данный момент бронированная машина. Откуда же он знал, когда надо подрывать бомбу? Очень просто. Он слушал радиовещание, которое одновременно с телевидением передавало прямой репортаж о встрече президента и следовании кортежа от аэродрома к дворцу. Дополнительные сведения он получал на полицейской волне. Таким образом, он собственными глазами видел, где находится кортеж, да еще слышал по радио.

Гюнвальд Ларссон прокашлялся, но Мартин Бек явно решил передохнуть еще немного.

– Исходя из этих… м-м-м… гипотез, мы и приняли ряд мер. Первым делом провели длительную и непростую беседу с директором телерадио, и в конце концов он согласился давать не прямой репортаж, а с задержкой на пятнадцать минут. Так что на самом деле по всем каналам передавалась запись. На переговоры пригласили технических сотрудников, они сперва встали на дыбы, но потом все же уступили. Поговорили мы и с комментаторами, которым было поручено вести репортаж. Они сказали, что для них это не играет никакой роли.

Здесь наконец вступил Мартин Бек.

– Всем этим людям было предписано хранить в тайне нашу договоренность. Что до полицейской волны, то я переговорил с полицеймейстером Стокгольма и начальниками полиции прилегающих районов. Кое-кто из них артачился, но под конец все согласились.

Гюнвальд Ларссон перебил:

– Самую трудную задачу мы доверили Эйнару Рённу. В это время дня у Северной заставы оживленное движение, надо было быстро очистить весь участок и, в то же время, сделать все возможное, чтобы умерить действие самой бомбы и последующего, гораздо более опасного взрыва газа.

Гюнвальд Ларссон сделал короткую паузу и закончил:

– Дело отнюдь не простое, ведь нужно было уложиться в пятнадцать минут. В распоряжении Рённа на Даннемурагатан находилось тридцать сотрудников, половина из которых – женщины. Кроме того, ему придали две радиомашины, две пожарные машины и грузовики с песком, матами и огнеупорным изоляционным материалом.

– Никто не пострадал?

– Никто.

– Разрушения были?

– Несколько окон разбилось. И, понятно, газовый коллектор пострадал. На ремонт уйдет какое-то время.

– Молодец этот Рённ, – сказал начальник ЦПУ. – Что он сейчас делает?

– Спит дома у себя, надо думать, – ответил Гюнвальд Ларссон.

– Почему премьер-министр пересел в другую машину без нашего ведома? – вмешался Мальм.

– Ты и этого не знаешь? – сказал Гюнвальд Ларссон.

– Я наблюдал за происходившим с вертолета, – сухо отозвался Мальм.

– Ух ты.

– Просто мы хотели, чтобы он и сенатор порознь проехали через критическую точку, – объяснил Мартин Бек.

Мальм ничего не ответил. Гюнвальд Ларссон посмотрел на свои часы и сказал:

– Через тридцать три минуты начинается церемония в Риддархольмской церкви. Вообще-то это Мёллера забота, но мне хотелось бы быть поблизости.

– Кстати об Эрике Мёллере, – вступил начальник ЦПУ. – Кто-нибудь из вас его видел?