- Вот именно: "с любовью и дружбой"...

6

Начальная строка стихотворения родилась легко, как бы сама собой:

Прощай, Баку! Тебя я не увижу.

Он уезжал из "города ветров" в конце мая, когда солнце становится

жарким, над промыслами появляется сероватая дымка, а с моря все больше и

больше начинает тянуть запахом водорослей и рыбы.

Ему полюбился этот рабочий, ни днем, ни ночью не отдыхающий город с

узкими пыльными улочками, домами под плоскими крышами, с людьми самых разных

национальностей, людьми, чьим тяжелейшим трудом добывается так нужная

молодой советской стране нефть - "черная кровь земли". По сути дела именно в

Баку он по-настоящему ощутил силу рабочего класса, именно здесь смог

сказать:

Через каменное и стальное

Вижу мощь я родной стороны.

День был безветренный, ясный, и Есенин, присев на край еще не

покрашенной после холодных месяцев скамейки, смотрел на солнечные блики -

они вспыхивали то здесь, то там на спокойном, лениво вздыхавшем у деревянных

причалов море.

Прощай, Баку! Тебя я не увижу.

Он вслух повторил строку и задумался: почему же "не увижу"? Разве не

повлечет его, как уже бывало, сюда, на задымленный берег Каспия - Хазара, к

добрым и чутким друзьям, в заваленные гранками и рукописями прокуренные

комнаты "Бакинского рабочего", в мастерскую скульптора Эрьзи, в деревенскую

тишину Мардакян, где по вечерам не умолкали бесхитростные песни местных,

похожих на рязанских, воробьев? Повлечет, конечно, повлечет, и он снова

приедет под это палящее солнце и будет вдыхать терпкий запах нефти и моря,

удивляться розам, на редкость пышным и крупным - больше кулака... Но в

глубине груди звучала какая-то грустная нота, скрашивая собой сердечную

волну, которая непринужденно выплескивалась в первые слова рождающегося

стихотворения...

Невдалеке от прибрежных камней маячили редкие рыбацкие лодки, на

горизонте медленно двигался черный силуэт судна. Эта картина Есенину

напомнила Батум, зеленую набережную, пароходы, уходящие туда, на Босфор, в

Константинополь... Вспомнились рассказы батумских старожилов о том, как их

деды и отцы стреляли в диких кабанов прямо из окон своих домов: дремучий лес

подходил к самому городу.

Перед мысленным взором Есенина возникли живописные пейзажи Грузии: ее

кремнистые дороги, петляющие по склонам гор; развалины старой крепости,

возвышающейся над городом; тихая Коджорская улица в старом Тифлисе, где

русского друга навещали грузинские писатели... Что сейчас делает Тициан

Табидзе, воплощение доброты и душевной щедрости, поэт божьей милостью? Как

подробно знает он старый Тифлис, как тонко перед гостем раскрывал он душу

своего города! А здесь - Петр Чагин. Молодой еще, но уже второй секретарь

ЦК, редактор крупной газеты, ближайший соратник Кирова... Удивительные люди!

Есенин улыбнулся. Ах, Чагин, Чагин! С какой хозяйской основательностью

показывал он в прошлом году промыслы, знакомил с нефтяниками, говорил о

новом быте рабочих. Как тут было не вдохновиться на стихи! Пусть их кое-кто

поругивает, но стихи получились. Есть там строки и о Петре Ивановиче:

Дни, как ручьи, бегут

В туманную реку.

Мелькают города,

Как буквы по бумаге.

Недавно был в Москве,

А нынче вот в Баку.

В стихию промыслов

Нас посвящает Чагин.

"Смотри, - он говорит, -

Не лучше ли церквей

Вот эти вышки

Черных нефть-фонтанов.

Довольно с нас мистических туманов.

Воспой, поэт,

Что крепче и живей".

Он прав, партийный руководитель, друг. . В этом рабочем городе,

овеянном славой двадцати шести комиссаров, Есенин на многое стал смотреть

по-другому, испытал новые чувства. "...Хочу я стальною видеть бедную, нищую

Русь" - это написано в Баку после того, что увидено, прочувствовано, передумано на апшеронской земле, в Закавказье. В Азербайджане, в Грузии он

много работал. Только в "Бакинском рабочем" напечатал, наверно, около

пятидесяти произведений. Но пора ехать домой, на родину...

Прощай, Баку! Тебя я не увижу.

Теперь в душе печаль, теперь в душе испуг.

И сердце под рукой теперь больней и ближе,

И чувствую сильней простое слово: друг.

...Стихотворение дописывалось вечером в гостинице. Перед глазами

открывались бездонная голубизна над Девичьей башней, отливающие золотом

песчаные поля вдоль кромки моря, оживали игривые "барашки" весеннего Хазара, пропитанные нефтью невысокие холмы бакинского пригорода с певучим названием

Балаханы - там совсем недавно вместе с рабочими и руководителями республики

Есенин отмечал первомайский праздник. Это была незабываемая маевка...

Прощай, Баку! Синь тюркская, прощай!

Хладеет кровь, ослабевают силы.

Но донесу, как счастье, до могилы

И волны Каспия, и балаханский май.

Там, среди холмов Балахан, заросших низким кустарником и чахлой травой,

в жилище певца Джаббара Карягды-оглы, где собирались искушенные в поэзии

люди, на шумном базаре - везде он встречался с народными песнями. С песнями,

не только бередящими душу, но и заставлявшими ее встрепенуться, обрести

крылья. Они звучали чаще всего на языке неродном для Есенина, но он все

равно понимал их сокровенный смысл. Понимал сердцем и радовался тому, что

есть тайна слияния музыки и слова, и эта тайна непостижима.

Прощай, Баку! Прощай, как песнь простая!

В последний раз я друга обниму...

Оттуда, с севера, через море и реки, горы и долины, его звала к себе

Русь, Россия. Звала земля, уже сделавшая первые шаги по новому,

неизведанному пути - пути Ленина.

И на этот материнский зов он не мог не откликнуться.

Столько писателей из братских республик и стран социалистического

содружества Азербайджан еще никогда не видел. 1 октября 1975 года более ста

двадцати поэтов и прозаиков, публицистов и драматургов, литературоведов и

критиков сошли с двух воздушных кораблей на апшеронскую землю и очутились в

дружеских объятиях встречающих. Мелодии народных инструментов слились со

словами взаимных приветствий, бесчисленные букеты осенних цветов - с яркими

красками национальных костюмов девушек и юношей...

Дни советской литературы в Азербайджане... Они широким половодьем

разлились по всей республике. Живое общение нефтяников и хлопкоробов,

машиностроителей и хлеборобов, химиков и виноградарей, строителей,

овощеводов и животноводов с мастерами художественного слова обогатили,

остались в памяти и тех и других. И всюду, где шла речь о благотворном

влиянии русской советской литературы на писателей Азербайджана, звучали

имена Горького, Блока, Маяковского, Есенина...

С той поры, когда Есенин простился с Баку, минуло более полувека. До

неузнаваемости изменилась земля Апшерона, ее столица. Новь республики

счастливо соединила в себе "каменное и стальное" с живым и зеленым.

Действительность еще раз подтвердила неодолимость силы, о которой писал

Есенин: "...Встали в ряд и крестьянин и пролетариат". Людям, как хлеб и

воздух, стали необходимы книга, песня, поэтическое слово.

Той осенью немало было волнующих встреч труда и искусства. Об одной

скажу особо.

...Памятный уголок в Мардакянах. Гранитная стена с развернутой

бронзовой книгой. На ее страницах горельеф Сергея Есенина и заключительная

строфа его стихотворения, созданного перед отъездом из Баку в мае 1925 года:

Прощай, Баку! Прощай, как песнь простая!

В последний раз я друга обниму...

Чтоб голова его, как роза золотая,

Кивала нежно мне в сиреневом дыму.