Как пример можно рассмотреть дуэль М.Ю. Лермонтова с сыном французского посла Эрнестом де Барантом. Де Барант в разговоре с М.Ю. Лермонтовым упрекнул его в том, что тот якобы сказал о нем какие-то невыгодные вещи. Причиной дуэли при этом явились не эти обстоятельства, а концовка разговора. Де Барант заявил М.Ю. Лермонтову: «Если бы я был в своем отечестве, то знал бы, как кончить это дело». Намек на русские обычаи прозвучал оскорбительно для национального достоинства. Лермонтов ответил: «В России следуют правилам чести так же строго, как и везде, и мы меньше других позволяем оскорблять себя безнаказанно». После чего де Барант вызвал

Лермонтова на дуэль. Сначала дуэль проходила на шпагах. Лермонтов получил легкое ранение. В ходе дуэли шпага Лермонтова была повреждена, но противники продолжили дуэль на пистолетах, хотя обычно в Западной Европе при первой крови дуэль секундантами останавливалась. И только после того как де Барант промахнулся, а Лермонтов выстрелил в воздух, секундантами дуэль была признана состоявшейся. Примечательно, что пистолеты, на которых происходила дуэль между Пушкиным и Дантесом-Геккерном, были одолжены последним у де Баранта.

Поединок на пистолетах мог происходить с места или со сближением.

Дуэль Лермонтова с Мартыновым проходила со сближением.

При условии дуэли со сближением противники по команде секундантов могли начинать движение от установленного секундантами исходного рубежа до барьера. Обычно в данном случае дуэлянт мог произвести выстрел в любое время, в том числе и не начав движения. Однако секунданты могли согласовать и некоторые особенности начала стрельбы.

Например, при дуэли Лермонтова с Мартыновым секундант давал команду «Сходись!» и производил отсчет: «один», «два», «три». Право на первый выстрел по условию никому не было дано. После первого промаха противник имел право вызвать выстрелившего к барьеру.

Для производства второго выстрела стороны должны были либо остановиться, либо противник, оставаясь на месте, вызывал к барьеру стрелявшего первым, либо он продолжал движение до барьера, либо к барьеру выходили оба.

Как указывает А.В. Востриков в Книге о русской дуэли: «Возможны были два принципиально различных решения, назовем их условно “тактикой первого выстрела” и “тактикой второго выстрела”. “Тактика первого выстрела”: оставаясь на месте, тщательно прицелиться в движущегося навстречу соперника и постараться поразить его первым выстрелом. Стрелять лучше всего в тот момент, когда соперник остановится и начнет наводить оружие и прицеливаться. “Тактика второго выстрела”: сразу же по команде энергично выдвинуться к барьеру и оттуда или спокойно прицеливаться в приближающегося противника, или спровоцировать его на неподготовленный выстрел, вызвать на барьер и стрелять с минимального расстояния. “Тактика первого выстрела” делала ставку на меткость; по сути это была пассивная тактика. “Тактика второго выстрела”, наоборот, делала ставку на психологическую и эмоциональную агрессию, на умение вывести соперника из равновесия. “Первый выстрел” требовал рассудительности и расчетливости, “второй” – азарта и риска. Однако если учитывать характеристики оружия, которым пользовались дуэлянты в первой половине XIX века, и естественную невозможность спокойно стоять под прицелом, – вторая тактика была более надежной»[7].

Отношение к дуэли в обществе всегда было неоднозначным. С одной стороны, это способ защиты чести, а с другой – это действия, направленные на причинение телесных повреждений, в том числе и смертельных.

Вот как разграничивает убийство на дуэли от обычного убийства П.А. Швейковский в своей книге Суд чести и дуэль в войсках российской армии. Настольная книга для офицеров всех родов оружия: «Общество кладет чрезвычайное различие между убийцей на дуэли и обыкновенным убийцей. Если законодатель сравняет их в наказании, тогда самое это наказание, как бы оно ни было грозно, потеряет значение: не столько важно наказание, сколько голос совести. Если совесть, истинно или ложно, говорит о дуэли иначе, чем об убийстве, то и законодатель не может не принять этого в расчет при определении наказаний. Притом дуэль как предрассудок имеет за собой великое начало – чувство чести, личной неприкосновенности и достоинства.

Второе основание, выделяющее дуэль из общего ряда убийств, есть обоюдное согласие дуэлянтов. Убийство совершается без согласия жертвы, из-за угла; убийца всегда старается всевозможными изменническими мерами избегнуть сопротивления жертвы; в дуэли же представляется совершенно противное: дуэль, во-первых, совершается всегда по обоюдному согласию, следовательно, вызванный приходит сам, хотя очень понятно, что он мог и не прийти и, таким образом, избегнуть боя; во-вторых, дуэль, в противоположность убийству, дает равные шансы сражающимся: и тот и другой бывают и нападающим, и защищающимся, следовательно, обе стороны подвергаются одинаковому риску.

Михаил Лермонтов

Кавказский вид с саклей (Военно-грузинская дорога близ Мцхеты). 1837–1838

Литературный музей Института русской литературы (Пушкинский дом), Санкт-Петербург

Третье основание состоит в том, что существуют такие оскорбления, когда – благодаря господствующим до сих пор ложным представлениям о насильственном поддержании чести, – суд неспособен восстановить нарушенную честь и когда, поэтому, дуэль считается единственным средством для восстановления “замаранной” чести или для “смытия” оскорбления»[8]

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.