— Но сумею ли я?

— Я думаю, что издатель не просил бы тебя, если бы эго ему не было нужно, — сказал отец и прибавил с улыбкой: —когда ты это напишешь, у нас в семье будет еще одна «прадедушкина книга».

Появление статей Хюга в «Царстве Радио» произвело в Муравьиной долине сенсацию, но далеко не такого характера, какого мог ожидать автор.

Кроме самого Хюга и тех детей, которые учились у мисс Фергюсон и прежней учительницы, во всей долине было три грамотных человека. Это были Берк, Айртон и «Тысячелетний Джоэ», местный проповедник, старик, изобревший свою собственную религию. Каждому из них мальчик послал журнал со своими статьями, отчасти из естественной гордости своей работой, отчасти же с целью заслужить всеобщее одобрение долины.

Все трое показали номера журнала своим детям, и статьи Хюга читались вслух различным группам слушателей. Ранней осенью уже все в Муравьиной долине имели представление об опытах мальчика, начиная с водяного колеса и кончая маленьким примитивным радиоаппаратом, который он пытался построить.

Соответственно с мнением и оценкой троих читателей — они служили авторитетами во всей долине— статьи Хюга толковались на разные лады. Эти статьи преломлялись в умах тех, кто впервые слышал об опытах и стремлениях Хюга, через призму взглядов других людей.

Так, те, которые узнали о работе Хюга от Берка, охотно присоединились к хвалебным гимнам винокура.

Они были настроены дружелюбно и готовы были помогать мальчику, чем могли.

Те, которые оказались под влиянием Айртона, вели себя совсем не так. Их мало интересовало содержание статей, еще меньше психология молодого автора, но они почувствовали себя очень обиженными тем, что их собственная невежественность и отсталость получила широкую огласку. Хюг не хотел этого делать, но, рассказывая, к каким ухищрениям прибегал в поисках материала и описывая мимоходом отношение к его работе и оценку ее соседями, он вскрыл бедность и косность долины.

Еще иначе отнеслись к статьям те, которым прочитал их Тысячелетний Джоэ. Ханжество этого человека и эгоистичность изобретенной им религии заставляли его с подозрением и ненавистью относиться ко всему. Как большинство людей с узким кругозором, он старался придать себе больше значительности, придавая самым невинным вещам мрачный оттенок.

— Если он хочет сделать лесопилку или мельницу— пусть себе, — говорил он, — это понятно. Но я не сторонник электричества. Молния принадлежит небу и нечего нам сводить ее оттуда на землю. Это кощунство.

Некоторые из его слушателей, бывавшие в соседнем городе и видевшие электрическое освещение, телефоны и трамваи, пытались ему возразить, но старик продолжал:

— А радио по моему еще хуже. Ведь понятно, что если нет проволоки, по которой могла бы итти телеграмма из одного места в другое, ее должно доставить что-то другое. Кто же несет ее, хотел бы я знать? Кто?

В писании сказано, что воздух вокруг нас наполнен ангелами и чертями. Их не видно, но они тут. Я считаю, что чертей больше, чем ангелов, потому что — во всяком случае в таком месте, как наша долина — для них есть больше дела. Это радио им как раз на руку. Если по воздуху переносят сигналы, кто же делает это? Похоже ли, чтобы ангелы этим занимались? Нет! Это черти их переносят. И все эти фокусы Хюга Сесиля еще больше наполнят чертями Муравьиную долину.

Как ни нелепо было это рассуждение, оно нашло приверженцев. Суеверные жители долины верили в духов, и объяснение Тысячелетнего Джоэ было доступно для них, тогда как то, что было сказано в журнале о волнах, качаниях, колебаниях, эфире и тому подобное, было вне их понимания.

Тысячелетний Джоэ.

Еще хуже было то, что Айртон был тоже фанатически религиозный человек, хотя и не одинаковых убеждений с Тысячелетним Джоэ. Пуританин остро реагировал на все то, что имело отношение к театру, а на несчастье одна из статей журнала говорила о том, что чикагская радиостанция передала песни одной популярной водевильной звезды. Кстати был приложен портрет певицы в соответствующем костюме, и Айртон ухватился за него, воспользовавшись им, как примером разложения нравов, которые может принести с собой радио.

Хюг скоро почувствовал враждебное влияние Айртона и Тысячелетнего Джоэ. То хорошее отношение, которое вызвало к его работе лечение мисс Берк, стало изменяться к худшему.

Самые невежественные жители долины, особенно из числа посетителей воскресных собраний Тысячелетнего Джоэ, стали говорить о «беспроволочных дьяволах», а старый ханжа подливал масла в огонь. Он даже намекал, что шалаш Хюга должен быть разрушен подобно Содому и Гоморе.

Многие следовали за Айртоном, и хотя признавали радио, как научный факт, считали, что пользу из него можно извлечь лишь для кораблей на море. Особенно они были против широковещания, и спрашивали, как можно быть уверенным, что не услышишь ничего неприличного, если воздух будет переполнен глупыми известиями, дешевыми шутками, песнями легкого содержания и, наконец, грязными объявлениями.

Берк схватился с Айртоном за его узость и враждебное отношение, и они чуть не подрались. Этим Берк не только не помог Хюгу, но даже увеличил раздор. Мальчики Айртоны почувствовали, что большинство на их стороне, и воспользовались своим положением. Крэм, который все время мечтал о мести, стал строить планы.

Хюг ничего не знал об этом враждебном отношении и продолжал свои опыты. Материала у него теперь было больше, чем достаточно; сейчас же после появления его статей читатели журнала со всех концов страны стали присылать ему приспособления. Многие любители, заменившие простые приборы более сложными, были рады собрату-исследователю, которому могли пригодиться их старые аппараты.

Мальчику очень хотелось сконструировать настоящий радиоаппарат, который бы действительно работал и был бы достаточно силен, чтобы передать весточку в Локустборо мисс Фергюсон, но доктор Камерон его сдерживал.

— У тебя слишком мало знаний, чтобы ты мог сразу перескочить в самую гущу такого дела, как радио.

Ты еще молод, у тебя много времени впереди, учись! Раньше устрой такие приборы, которыми пользовались пионеры радио: Юз, Герц, Бранли, Лодж, Риги и Маркони. Познакомься с их начинаниями, изучи их ошибки, посмотри, как они исправляли их, учись, как они понемногу совершенствовали свои аппараты. Так ты познакомишься с развитием радио, и тогда самые сложные современные аппараты тебя не поразят. Начни с Герца. Более ранние типы аппаратов беспроволочного телеграфа, основанные на проводимости и индукции, можешь оставить.

Далее в письме следовало краткое описание наиболее ранних опытов беспроволочной передачи, из которых первый был сделан более чем сто лет тому назад. В 1795 г. итальянец Сальва, изобретатель электрохимического телеграфа, предложил пользоваться водой вместо обратной проволоки. В 1838 г. немец Штейнгейль, пионер электротелеграфии, открыл, что земля может служить проводником, и посылал телеграммы через землю, без проводов, на расстояние 59 футов. В 1842 г. американец Морзе, изобретатель кода Морзе, послал водой телеграмму на расстояние в одну милю. В 1835 г. шотландец Линдсэй увеличил это расстояние до двух миль, и, что особенно важно, заинтересовал в своих опытах Приса. Бонелли в Италии, Гинтль в Австрии и Дуа во Франции также работали над беспроволочной передачей, исходя из принципа электропроводности.

Вторым принципом, на котором строились разные опыты беспроволочной передачи, была индукция. Белль, американец-шотландец, изобретатель телефона, нашел в 1866 году, что посредством такой передачи глухие могут слышать. Захер в Австрии, Дюфур во Франции и Эдиссон в Америке все работали в этом направлении. В 1879 г. американец Троубридж предложил способ телеграфировать через Атлантический океан без кабеля. План его был теоретически выполним, но проведение его в жизнь должно было стоить слишком дорого. Профессор Долбир экспонировал на электрической выставке в Филадельфии беспроволочный аппарат; он полагал, что строит его по индукционной системе, на самом же деле применил волны Герца, сам об этом не зная. Браун в 1881, Смит в 1883 и Эдиссон и Джилиланд в 1887 г. применяли индукционную систему беспроволочной передачи телеграмм движущимся поездам.