1935 Сердце Ничего не пощадили — Ни хорошее, ни хлам. Все, что было, разделили, Разломали пополам. Отдал книги, Отдал полки… Не оставил ничего! Даже мелкие осколки Отдал сердца своего. Все взяла. Любую малость — Серебро взяла и жесть. А от сердца… отказалась. Говорит — другое есть. 1935 Лыжни Вы уедете, я знаю. За ночь снег опять пройдет. Лыжня синяя, лесная Постепенно пропадет. Я опять пойду средь просек, Как бывало в эти дни. Лесорубы, верно, спросят: — Что ж вы, Павлович, одни?.. Как мне гражданам ответить? О себе не говорю! Я сошлюсь на сильный ветер И, пожалуй, закурю. Ну, а мне-то… Ну, а мне-то?.. Ветра нет… ведь это ж факт… Некурящему поэту Успокоить сердце как? Или так и надо ближним, Так и надо без следа, Как идущим накрест лыжням, Расходиться навсегда?.. 1935 На Можайском шоссе Не люблю — если сыро и гнило. Красотой этих мест покорен, Для своей односпальной могилы Я бы выбрал Можайский район. Мне сподручно: семейные козы, Холм зеленый да речка вдали… Уступите мне, люди колхоза, Если можно, немного земли. Говоря без стыда и зазнайства, Честный лирик, не шалопай, В коллективном советском хозяйстве Я имею свой маленький пай. Мне не надо «паккардов» очкастых, Стильных дач… Я прошу об одном: Отведите мне скромный участок В две сосны под зеленым холмом. Это мало. И, думаю, это Не испортит природы красот. А засеете? Сердце поэта Снова честным зерном прорастет. Не имея других капиталов, Это сердце, питавшее стих, И при жизни собою питало Современников славных моих. 1936 Народная песня — Ну-ка, двери отвори: Кто стоит там у двери? — Это нищий, Аннушка. — Дай краюху старику, Да ступай-ка на реку: Кто там стонет, Будто тонет? — Это лебедь, Аннушка. — Ну, так выйди за плетень: Почему такая тень?! — Это ружья, Аннушка. — Ну, так выйди за ворота, Расспроси, какая рота: Кто? Какого, мол, полка? Не хотят ли молока? — Не пойду я, Аннушка! Это белые идут, Это красного ведут, Это… муж твой, Аннушка… 1939
Посвящение Трудно нам с тобой договориться. Трудно, милая, трудней всего: Резко обозначена граница Счастья твоего и моего. И, усталые, полуживые, Зубы стиснувши и губы сжав, Мы с тобой стоим как часовые Двух насторожившихся держав. 1939 Снегурочка Любовь моя, снегурочка, Не стоит горевать! Ну, что ты плачешь, дурочка, Что надо умирать? Умри, умри, не жалуясь… Играя и шутя, Тебя лепило, балуясь, Такое же дитя. Лепило и не думало, Что не веселый смех — Живую душу вдунуло Оно в холодный снег! И что, когда откружится Безумный этот вихрь, Останется лишь лужица От радостей твоих… 1940 «Я видел девочку убитую…» Я видел девочку убитую, Цветы стояли у стола. С глазами, навсегда закрытыми, Казалось, девочка спала. И сон ее, казалось, тонок, И вся она напряжена, Как будто что-то ждал ребенок… Спроси, чего ждала она? Она ждала, товарищ, вести, Тобою вырванной в бою, — О страшной, беспощадной мести За смерть невинную свою! 1941 Если будешь ранен, милый, на войне… Если будешь ранен, милый, на войне, Напиши об этом непременно мне. Я тебе отвечу В тот же самый вечер. Это будет теплый, ласковый ответ: Мол, проходят раны Поздно или рано, А любовь, мой милый, не проходит, нет! Может быть, изменишь, встретишься с другой — И об этом пишут в письмах, дорогой! Напиши… Отвечу… Ну, не в тот же вечер… Только будь уверен, что ответ придет: Мол, и эта рана Поздно или рано, Погрущу, поплачу… все-таки пройдет. Но в письме не вздумай заикнуться мне О другой измене — клятве на войне. Ни в какой я вечер Трусу не отвечу. У меня для труса есть один ответ: Все проходят раны Поздно или рано, Но презренье к трусу не проходит, нет! |
