По вечерам городские огни светлой колоннадой отражаются в море. Но стоит живому зеркалу фьорда подернуться хотя бы легкой рябью, как колонны рушатся. В безветрие же так и хочется сбежать вниз, к воде.

Однажды вечером женщина не утерпела и выбежала из дома, не дошив рождественское платье.

От дома до моря рукой подать, но она остановилась па полдороге: все небо полыхало северным сиянием. Сполохи, то алые, то зеленые, прекрасные, фантастические, поочередно освещали небосвод.

Любуясь этим величественным зрелищем, она вдруг услышала, как ее позвали.

Вернувшись в дом, женщина увидела, что ее маленькая дочь стоит у окна и заливается плачем. Успокоить ребенка женщине никак не удавалось, и она не могла разобрать, о чем говорит малышка. Когда наконец стало ясно, что девочке приснился страшный сон, женщина испугалась. Она сумела уговорить ребенка снова лечь в постель, однако страх, казалось, никак не оставлял девочку: она то стонала, то отгоняла рукой кого-то, видимого только ей. Мало-помалу она все же успокоилась, но тревога удивительным образом передалась женщине. Она не находила себе места, ей чудилось, что над семьей нависла какая-то опасность, что надвигается что-то страшное. Она поспешила к остальным детям, однако те спали тихо и спокойно.

Вскоре вернулся муж. С ним ничего не случилось, и все страхи показались женщине беспричинными.

Но тем не менее чувство тревоги нарастало, не давая ей ни секунды покоя. Может быть, и она, и девочка заболевают – сейчас, под самое рождество?

Все валилось у нее из рук. Оставалось только лечь в постель в надежде, что к утру все пройдет. Но едва она легла, как перед ней вновь заплясало северное сияние. Она то закрывала, то открывала глаза, а оно светилось все так же ярко, превращаясь в фантастические видения, которые удивительным образом подчиняли себе ее волю. При всем старании избавиться от видений не удавалось. Что же с ней происходит?

Как ни прекрасно северное сияние, хорошего мало, когда оно преследует тебя.

Ее охватило непреодолимое желание разбудить мужа и попросить его поговорить с ней, но, слыша его тяжелое дыхание, она удержалась.

Уже ночь, и он – она это знает – мгновенно уснет опять, устав за день и не понимая того, что с ней происходит и чего она не в силах объяснить. Надо взять себя в руки, ничего другого не остается.

Она не заметила, как подкрался сон и положил конец причудливой игре фантазии и северного сияния.

Наутро она почувствовала себя совершенно здоровой. Девочка тоже была прежней, самой веселой в семье.

Но небо было не узнать. День стоял серый, тусклый, сумрачный. Подморозило, вороны выделывали фигуры высшего пилотажа.

Почему-то все разом вдруг заговорили о снеге. Дети мечтали «покататься на реактивном самолете». Склон, спускавшийся от дома, назывался – зимой и летом – санной горкой, он доходил до самого моря, и захватывающие игры происходили порой у самой воды, доставляя женщине массу волнений.

За ужином разговоры о снеге прекратились. Главной темой стало приближающееся рождество, свечи, подарки. Когда желания детей перешагнули границы реального π финансовые возможности семьи, женщина поднялась из-за стола.

Да и времени у пес тоже было мало, ее ждали недошитое рождественское платье и штаны мальчишек: одно надо было укоротить, другие – удлинить, третьи – залатать. Из-за мерзкого кота[1] всю эту работу надо было делать тайно, по вечерам.

Поверье живуче, только теперь уже не отделаешься одними штанами или рубашкой. Народная сказка оказалась удобным предлогом для того, чтобы заставить людей покупать как можно больше. Огромного, злобного рождественского кота превратили в кота рекламного, угрожавшего всем несчастным, что ходили в старье.

Расходившихся детей трудно утихомирить, но отец сумел.

– Сегодня мы ляжем рано, – сказал он, – Будет шторм, а его лучше переспать.

Он пообещал детям рассказать длинную сказку.

Порой, когда женщина видела, как дети, не пикнув, гуськом следуют за отцом, она чувствовала уколы ревности. Ему всегда достаточно сказать одно-единственное слово, а ей приходится подолгу уговаривать шумно протестующих ребят.

Но сейчас ее занимали другие мысли. Муж сказал, что надвигается шторм. Страх перед зимними штормами преследовал ее с детства. Эти бури стоят жизни многим людям, на море разыгрываются страшные трагедии. Старики чувствуют себя в такое ненастье особенно бесприютно и ищут в своем одиночестве сочувствия и утешения у детей. Л те всегда готовы слушать. Она тоже не исключение. Быть может, видения вчерашней ночи как раз и навеяны рассказами стариков о своей жизни?

Но чего ей страшиться? Никто из ее близких не борется сейчас со штормом в открытом море.

И все же она прислушивалась.

Дети уснули быстро. Она уже сидела за шитьем, когда муж вышел от них и постучал пальцем по барометру.

– Все падает и падает, – сказал он, заглядывая к ней в комнату. – Может, хватит на сегодня? Ложись-ка спать, пока ne начался шторм.

– Кто-то должен постараться, чтобы праздник был праздником, само по себе ничего не делается.

– Да-да, конечно.

Женщина ждала, что муж скажет еще что-нибудь, но он только проверил, хорошо ли закрыты окна, и ушел в спальню.

Она думала, что он вернется – вернется и посидит с ней, и все ждала, ждала, пока наконец не потеряла всякую надежду.

Видимо, причиной всему ее ответ. Ведь в нем было и скрытое обвинение, и вместе с тем несправедливое требование. Сколько раз он, усталый и сонный, сидел с ней ночи напролет!

Женщина пожалела о своей резкости.

Разве не ее обязанность заботиться о доме? Разве он не помог ей, уложив детей спать?

И все же она ощущала некоторое раздражение. Попыталась сосредоточиться на шитье. Быть может, сегодня удастся кончить рождественское платье для девочки. Время от времени но стеклу ударяли градинки. Наверное, пойдет снег и исполнится желание детей: завтра они смогут покататься на санках.

Признаков бури пока не было, и женщина старалась убедить себя, что все обойдется.

И все же прислушивалась.

Было уже довольно поздно, когда она вдруг почувствовала, как что-то словно коснулось дома снаружи. И тотчас налетел первый шквал.

Окна сразу же побелели. Казалось, чья-то огромная лапа швыряет и швыряет в них горсти снега.

Мгновение спустя разразился шторм.

Женщина вскочила, отбросив шитье. Как всегда в таких случаях, она не могла усидеть на месте, что-то заставляло ее бегать по дому. Но она взяла себя в руки. Надо только поставить перед собой какую-нибудь определенную цель и медленно, спокойно идти к ней, чтобы таким образом держать себя в руках. Она зажгла повсюду свет и проверила окна, хотя знала, что они заперты.

Но шторм еще только начинался.

В доме что-то заскрипело, затрещало, лопнуло. Он затрясся и задрожал, из каждой щелки слышался свист и завывания. Она увидела, что большие стекла прогнулись внутрь, и ее охватил ужас.

Девочка, наверное, проснулась, она спит очень чутко и такая нервная. А что, если стекла не выдержат, что, если сорвет крышу?… Женщина кинулась в спальню. Не успела она включить ночник, как девочка села на кровати, вопросительно глядя на мать широко раскрытыми глазами.

– Мама, что с тобой?

– Ты слышишь, какая на дворе буря?

– Но ведь это на дворе, – ответил ребенок.

Взгляд женщины упал на мужа.

– Перелезай-ка в мою постель и спи. Как папа. Он спит в любую погоду, ведь он сын моряка.

Девочка молча перебралась в постель матери, легла рядом с отцом, успокоившись, закрыла глаза, и женщина аккуратно прикрыла ее одеялом.

Ее не оставляло чувство, будто что-то произошло. Она не могла сказать, усилилась ли буря, но стекла прогибались все больше и больше, в этом у нее не было сомнений.