Принцесса молчала.
– Понеже он был первым среди учеников, кого Господь позвал за собой.
София понятливо кивнула головой.
– Есть еще у тебя вопросы, принцесса?
– Да. «Чаю воскресения мертвых…». Разве возможно, чтобы они, мертвые, воскресли?
Отец Симеон крепко зажал свою бороду, дивясь дотошности юной принцессы.
– Вот слушай, – начал он, – пророку Иезекилю приснился сон, где ему представилось поле из сухих костей человеческих. По Божьему Слову, изрекаемому Сыном Человеческим, образовались составы человеческие, потом они связались жилами, облеклись плотию, покрылись кожей, и, наконец, по второму таковому же гласу Божию, произнесенному Сыном Человеческим, вошел в них Дух жизни, и все ожили.
Теодорский пожевал губами, видимо, читая короткую молитву.
– Чудны воистину дела твои, Господи, – сказал он, тяжело поднимаясь, показывая, что урок закончен.
Ученица его все еще была свежа, без признаков усталости.
– Как все интересно, святой отец, – сказала она благодарно, – мне никто так подробно не объяснял о Духе Святом. Думаю, я плохо, невнимательно слушала.
– Теперь ты знаешь, София. Чаю, запомнишь на всю жизнь.
Принцесса согласно кивнула: таковые вещи надобно держать в голове крепко, особливо главным лицам такого государства, где церкви на каждом шагу, а сама императрица столь богомольна. Она, София-Фредерика, должна показать государыне свою богобоязненность. Тем паче, что сие – одна из прямых дорог в жены наследнику.
– А правду говорят, что токмо в одной Москве сорок сороков православных церквей? – спросила она напоследок.
Отец Симеон с довольным видом глянул на свою прилежную ученицу.
– Не менее. И все еще строят. И каждая по-своему хороша.
– Да, – вздохнула Фикхен. – Одни золоченые купола чего стоят…
* * *
Весь следующий после Пасхи месяц прошел в балах. Немецкая принцесса танцевала еще мало, хотя весьма хотелось – государыня Елизавета Петровна строго следила за ее здоровьем и не позволяла переутомляться. Mutter не отказывала себе в сем удовольствии, поскольку полагала, что именно на балах легче всего завязываются новые связи и плетутся интриги. Дочь же ее большую часть своего времени проводила за изучением языка и чтением. Ко всему прочему, ей трудно было веселиться, особливо после того как Великий князь по секрету сообщал ей, что влюблен то в одну, то в другую фрейлину. Выслушивая его доверительные признания, Екатерина впадала в некое оцепенение, переваривая сказанное, но умела взять себя в руки и вежливо поблагодарить царевича за душевное доверие. Всякий раз, раздумывая перед сном о событиях дня, она думала о том, что мало того, что принц лицом не вышел, так еще и ведет себя самым странным образом. Что такое отталкивающая внешность в сравнении с сумасбродством, кое проявлялось во всех его поступках чуть ли не с первого дня их знакомства! Сможет ли она выносить Великого князя всю жизнь? Страшно представить. Надобно быть сильной и терпеливой, а иначе не осуществить желания стать законной супругой будущего императора – со всеми вытекающими оттуда последствиями. Принцесса стала серьезно задумываться над своей судьбой, понеже вопрос быть или не быть браку с наследником престола мог решиться двояко. Она осознавала его незаинтересованность ею, как будущей женой – тот и не скрывал, что относится к ней лишь как к родственнице. Порой ей даже казалось, что ему просто нравится по-мальчишески играть чужими чувствами. После откровенных признаний о его влюбленностях принцесса Цербстская стала подозревать, что у него начисто отсутствуют некоторые основные понятия об отношениях между людьми. Поразмыслив, она поняла, что с сим ничего не поделать. Он наследник. Не могла же она пойти к императрице и сказать, что племянник ее – с серьезными причудами, как говорит русская поговорка, без царя в голове. Она бы от сего ничего не выиграла, а токмо потеряла. Потерять безразличного к ней Петра ничего для нее не значило, а вот потерять то, о чем она мечтала – российскую корону – она себе позволить не могла. Остаться же в России у нее получилось бы, токмо ежели она вышла замуж за Великого князя. Сие было главным ее желанием. Так что ей, наоборот, надобно было, по возможности, скрывать все его странности и изъяны. Принцесса пригорюнилась: оная задача отнюдь не из легких, но кто сказал, что мечту легко осуществить? За все надо бороться и, как говорила Бабетта Кардель, не сдаваться до конца. Но как? Что надобно ей сделать? Влюбить его в себя? Ведь она бы пересилила себя и полюбила его, но о любви к ней с его стороны не могло быть и речи. Чем дальше, тем больше он не хотел видеть ее. В первую очередь, как понимала принцесса, таковое отношение к ней наследника происходило из зависти. Он сознавал, насколько она интереснее для окружающих, чем он, наследник престола огромного государства. Как известно, ревность – плохая помощница в отношениях. София давно сделала вывод, что не стоит высовываться со своим умом и познаниями, но перестать быть обаятельной она не могла. Странно, что ее мать, герцогиня Иоганна, совершенно не замечала нарастающей неприязни между наследником и ее дочерью.
Так что же делать? Сей вопрос мучил Софию-Фредерику постоянно, но она не находила на него хоть сколько-нибудь определенного ответа. Прошло время, и Софии пришлось задуматься не токмо о том, каковое впечатление она производит на государыню, но и о поведении матери, кое могло разрушить все ее далеко идущие планы. Оказывается, Mutter возомнила себя способной шпионить и интриговать за спиной императрицы. Когда только она успевала заниматься такими непотребными делами? Принцесса-дочь даже и не подозревала, как проводит время ее Mutter. Открылось сие в самом начале лета, когда императрица с Великим князем и огромной свитой отправилась пешком в Москву в Троицкую лавру. Она делала оное ежегодно в память о своем отце, который укрылся там во время Стрелецкого бунта. Принцесса хотела идти вместе с ними, но Елизавета не позволила: та еще недостаточно окрепла. Через несколько дней герцогиня получила письмо от императрицы с пожеланием явиться им обоим в Москву и присутствовать при торжественном вхождении в Троицкую лавру. Мать и дочь прибыли в указанное место, не подозревая, что впереди ждал неприятный разговор с императрицей. Когда они прибыли, взволнованная государыня вместе со своим медикусом Лестоком вошла в их келью и пригласила Иоганну-Елизавету следовать за ней. София-Фредерика, просидев в одиночестве некоторое время, вышла в коридор и нос к носу столкнулась с Великим князем. Тот как раз направлялся ее навестить. Усевшись на низкий и широкий подоконник в узком закутке, они вели разговор о всяких пустяках, смеялись и шутили, не замечая, как летит время. София уже немного приноровилась к характеру Петра и держала себя с ним свободнее. Прошло около часа, появились государыня с Лестоком, а следом – заплаканная мать принцессы. Лицо императрицы выражало гнев и раздражение. Увидев беззаботно беседующих племянника и принцессу, спрыгнувших с подоконника, государыня невольно смягчилась и даже улыбнулась им обоим. Поцеловала каждого, спросила, каковы их дела и, не дожидаясь ответа, нервно удалилась. Герцогиня, вытерев слезы, молча прошла в келью. Великий князь и принцесса недоуменно переглянулись. София, попрощавшись, отправилась к себе. Она подошла к шмыгающей носом Иоганне.
– Что-то случилось? – испуганно поинтересовалась дочь.
Мать молчала. Больше задавать вопросы София не решилась. Она знала характер матери: взорвется, накричит…
К вечеру Иоганна все-таки поведала в общих чертах о разговоре с императрицей. По словам матери, ее оговорили. Вовсе у нее не было никаких сношений с французским дипломатом Шетарди, не шпионила она в пользу Франции, ничего не имела против канцлера Алексея Бестужева.
Однако через Великого князя Петра Федоровича принцесса вскоре узнала немаловажную новость. Оказывается, красавец и умница маркиз Шетарди, кавалер ордена Андрея Первозванного, близкий друг государыни, осыпанный ее щедротами, немало поспособствовавший ее восшествию на престол, был бесславно выслан из страны через две недели после того знаменательного разговора в келье Троицкой лавры. Славясь своей изысканной любезностью в разговорах со всеми, особливо с государыней, он, тем не менее, весьма нелестно о ней отзывался в письмах к своему королю, называя ее ленивой, глупой и коварной. Бестужеву удалось найти ключ к его посланиям, и с великим удовольствием он вручил расшифровки императрице. Из некоторых его писем стали известны и подробности бесед маркиза с герцогиней Иоганной.