Дети были только в трусиках и майках. Они сопротивлялись, молили о помощи, о защите, цеплялись ручонками за санитаров и врачей. Фашист Герц улыбался им, забавно шевеля усами. А потом дверь душегубки захлопнулась, заработал мотор. Машина тронулась, и горячий газ пошел по шлангам. Дети, задыхаясь, колотили в стену душегубки. За ней шла легковая автомашина, в которой сидели гестаповцы. Через 20–25 минут они вернулись и начали пьянствовать.

— Никогда не забуду, — сказала Иноземцева, — как маленькие дети, среди них были и годовалые, плакали, кричали, инстинктивно чувствуя, что над ними затевают что-то недоброе, страшное.

После изгнания фашистских оккупантов из Краснодара были вскрыты места погребения детей. Глазам представилось буквально месиво из детских трупиков в майках и трусиках, на которых были штампы краевой детской больницы. Некоторые из этих вещей трибунал приобщил к делу как вещественные доказательства.

Свидетельница Рожкова рассказала, что накануне бегства фашистов из Краснодара к ним в дом вполз неизвестный человек. Оказалось, что это был военнопленный красноармеец-узбек. Он выбрался из подвала гестапо, после того как немцы подожгли здание. Его накормили, напоили и уложили отдохнуть, но вскоре он умер. Красноармеец был весь изранен и обожжен, челюсть у него была сбита набок. Он успел рассказать, что в камере было 40 заключенных, и из всех спасся он один, остальные заживо сгорели.

Последней давала показания свидетельница Гажик. Она жила рядом со зданием, в котором помещалось немецкое гестапо, и часто, подметая улицу, наблюдала, что там творилось.

— Я много раз, — рассказывала она, — слышала женские крики и детский плач. Они раздавались из подвала. Часто заключенные слабыми голосами просили: «Дайте хоть глоток воды». Когда часовой отвлекался, мне удавалось сунуть в окно через решетку кружку с водой или корку хлеба, и тогда я слышала взволнованные детские голоса: «Не пей, не пей, оставь мне хоть немножко». Через забор я видела, как сажали заключенных в душегубку. Я видела, как пятилетняя девочка, не понимая, что происходит, кричала матери, которую фашисты волокли к зловещей машине: «Мамочка, я поеду с тобой!» Тогда один из немецких офицеров вытащил из кармана какой-то тюбик и смазал ей губы его содержимым, оказавшимся ядовитым веществом. Девочка затихла, и ее бросили в кузов душегубки.

После допроса свидетелей на рассмотрение трибунала представили свое заключение судебно-медицинские эксперты. Его огласил доктор В. И. Прозоровский. Он сообщил, что эксгумация трупов жертв немецко-фашистских захватчиков позволила установить следующее. Трупы располагались в ямах, представляя клубки человеческих тел. Одни трупы находились в лежачем горизонтальном положении, с раскинутыми в стороны руками и ногами, то вверх, то вниз лицом. Другие — оказались в позе сидячего или стоячего человека. Руки, ноги и головы разных трупов так переплелись между собой, что при попытке изъять отдельный труп из ямы извлекалось сразу несколько трупов. Это свидетельство того, что трупы были беспорядочно сброшены в ямы и закопаны в них. На трупах мужчин, женщин и детей (в том числе и грудных), как правило, одежда и обувь отсутствовали. В тех же случаях, когда одежда была обнаружена, она представляла собой поношенное нижнее белье и ветхое верхнее платье. В некоторых ямах вместе с трупами между ними обнаружены деревянные костыли (протезы), вещи домашнего обихода (корзинки, бутылки и т. п.). Из общего числа трупов, точное число которых весьма трудно было установить, в течение с 1 марта по 26 июня 1943 года было эксгумировано и подвергнуто исследованию 623 трупа.

Судебно-медицинские, судебно-химические и спектроскопические исследования с бесспорностью установили, что причиной смерти в 523 случаях было отравление окисью углерода, а в 100 случаях — огнестрельные ранения головы и грудной клетки.

Этим актом закончилось судебное следствие. После речей государственного обвинителя и защиты суд предоставил последнее слово подсудимым. Все они под тяжестью неопровержимых улик полностью признали себя виновными в изменнической деятельности, в предательстве Родины. Их попытки представить себя игрушкой в руках нацистов вызвали в зале резкий протест. Это и понятно. Ведь в зале сидели люди, знавшие и видевшие страшную яму у завода измерительных приборов, люди, нашедшие там останки своих детей, отцов и матерей.

На основании Указа Президиума Верховного Совета Союза ССР от 19 апреля 1943 года военный трибунал приговорил В. Тищенко, И. Речкалова, Н. Пушкарева, Ю. Напцока, Г. Мисана, И. Котомцева, И. Кладова и М. Ластовицу к смертной казни через повешение, а И. Парамонова, Г. Тучкова и В. Павлова — к каторжным работам сроком на 20 лет каждого. Приговор был встречен присутствовавшими в зале суда бурными аплодисментами.

Приговор над фашистскими пособниками приведен в исполнение 18 июля 1943 года в 13.00 на городской площади Краснодара, где присутствовало около 50 тысяч человек.

В передовой статье «Смерть гитлеровским палачам и их гнусным пособникам» газета «Правда» от 19 июля 1943 года писала: «На городской площади Краснодара 18 июля приведен в исполнение приговор над восемью иудами-предателями, пособниками гитлеровских разбойников. Свою позорную жизнь злодеи закончили позорной смертью... Не уйдут от суровой расплаты и их подлые хозяева, гитлеровские палачи. Суровое советское возмездие настигнет всех фашистских зверей, мучителей русского, украинского, белорусского и других народов СССР...»

Много лет прошло со времени хатынской трагедии, занявшей в истории свое скорбное место рядом с Лидице, Орадуром и Сонгми.

Однако и по прошествии стольких лет зверства гитлеровцев и их пособников, подробности их злодеяний леденят кровь, заставляют содрогаться.

Тот далекий мартовский день жители небольшой, в двадцать шесть домов, белорусской деревеньки, спрятавшейся среди лесов, начинали, не подозревая, что он станет для них последним. Последним для всех — женщин, стариков и детей. И не суждено им было узнать, что события, разыгравшиеся в Хатыни 22 марта 1943 года, навечно останутся в памяти всего человечества.

В полдень на деревню обрушился шквал огня. Появившиеся из леса и со стороны шоссе фашистские каратели обстреляли Хатынь из крупнокалиберных пулеметов, минометов, автоматов и винтовок. Атака велась по всем правилам военного искусства. Люди попрятались в домах и погребах или в панике бросались к лесу и падали, сраженные пулями и осколками.

Заняв деревню, эсэсовцы и полицейские согнали всех жителей от мала до велика в большой сарай на краю села, бывший колхозный амбар. Привели семью Иосифа и Анны Барановских с девятью детьми; в семье Новицких было семеро детей; столько же и у Казимира и Елены Иотко. Их младшему Юзику исполнился всего год. Пригнали стариков супругов Рудак и совсем маленьких двухлетних Мишу Желобковича, Лену Миронович, Вову Карабана. Девятнадцатилетнюю Веру Яскевич с семинедельным ребенком также затолкали в сарай. Фашисты обшарили каждый дом, стараясь не упустить ни одного жителя. Лишь трое детей — Володя с Соней Ясневич и Саша Желобкович смогли спрятаться.

Объятые ужасом, люди сбились в плотную массу. В тесноте нельзя было даже поднять руку. Кричали женщины, плакали дети, предчувствуя гибельный конец.

Обложенный соломой и облитый бензином сарай оцепили каратели. Подожженный, он мгновенно вспыхнул. Горящая солома крыши падала на людей, задыхавшихся в дыму и тесноте, на них загорелась одежда, волосы. Под напором десятков тел раскрылись двери, и хатынцы, превратившиеся в живые факелы, попытались вырваться из огненного ада. Но те немногие, которым это удалось, были настигнуты пулями. Вопли и стоны заглушали выстрелы. Наконец, обрушилась крыша и крики стали стихать. И все же троим — Виктору Желобковичу, Антону Барановскому и Иосифу Каминскому, израненным, обгоревшим — чудом удалось спастись. Они и поведали подробности хатынской трагедии.