Сегодня она утащила и спрятала письма Кортеса, потому что ей было одиноко.

— Ты все время читаешь, мысли твои где-то далеко. А до меня тебе нет дела.

— Тебе до меня тоже нет дела, когда приходит мистер Кошелек. Иди поищи его.

Дверь в ее спальню захлопывается; дребезжат стекла. Потом снова распахивается: мать не может сидеть взаперти.

— Если столько читать, можно ослепнуть.

— Тогда у тебя должно быть отличное зрение.

— Ишь, голос прорезался! Грубиян. Твой блокнот меня бесит. Прекрати. Перестань записывать все, что я говорю.

В-с-е. Ч-т-о. О-н-а. Г-о-в-о-р-и-т.

В конце концов ей пришлось обменять Кортеса на сигареты, потому что без них она умрет. Рынок в Койоакане не такой, как на Сокало, куда привозят только готовый товар. Девушки в синих шалях сидят на одеялах с охапками кукурузы, которую они час назад наломали на поле. Ожидая покупателей, девушки лущат початки. Потом замочат зерна в известковой воде, растолкут в сырой никстамаль[74] и замесят. К вечеру вся кукуруза превратится в лепешки. Никстамаль — единственный вид муки, которую здесь знают. Даже наша горничная не умеет печь хлеб из белой пшеничной муки.

Пока девушки готовят лепешки, юноши срезают на болотах у дороги стебли бамбука и плетут из них клетки для птиц. Если клетку никто не покупает, юноши карабкаются на дерево, ловят птиц и сажают в клетки. Поэтому за целыми початками кукурузы и пустыми клетками нужно приходить до десяти утра. К концу недели они сотворят мир. А на седьмой день отдохнут от дел, как Господь.

Старик с ящерицей приходит каждый день. Они очень похожи — та же белесая шелушащаяся кожа и глаза в складках морщин. Старика зовут Сьенфуэгос, а его питомца — Манхар Бьянко, цыпленок со сливками.

На площади возле рынка Мелькор сохранился дворец Кортеса. Покорив ацтеков, он правил ими отсюда. Сперва здесь размещался гарнизон, мушкетеры, с которыми Кортес рассчитывал захватить Теночтитлан; об этом сообщает табличка на площади. Это самое место он описал в третьем письме к королеве. До чего странно сперва прочесть о площади, а потом очутиться на ней, слушать пение птиц и поплевывать на булыжники. Правда, тогда это был берег озера. В великом городе были дамбы, удерживавшие воду. Время от времени ацтеки вытаскивали из них камни; волна обрушивалась на спящего Кортеса с солдатами, и им приходилось выплывать.

Вопрос со школой остается открытым. Вступительные экзамены в Препараторию через несколько недель; завтра мы опять пойдем в магазин за Книгами, Которые Наставляют на Путь Истины. Обменяем письма Кортеса на что-нибудь другое; протестовать и скандалить бессмысленно. Сегодня вечером — последний шанс дочитать и выписать самые интересные фрагменты.

Последняя осада Теночтитлана: Кортес велел перегородить проезды по дамбам, чтобы уморить жителей голодом. Горожане в ответ швыряли в испанцев кукурузные пироги и кричали: «Нам не нужна ни вода, ни пища, а если понадобится, мы съедим вас!»

Кортес велел солдатам построить тринадцать кораблей в пустыне и выкопать канал, чтобы привести их на озеро. Он собирался атаковать мятежников сразу с земли и с воды: последний бросок. Кортес направил свой корабль прямо на флотилию каноэ, с которых летел град стрел и дротиков. «Мы гнались за ними три лиги[75], убивали и топили врагов; свет не видел такого сражения», — писал он королеве, добавляя, что Господь укрепил дух его войска и подорвал силы врага. Вдобавок у испанцев были мушкеты.

Горожане сражались не на жизнь, а на смерть, даже женщины. Отказ покориться ошеломил Кортеса. «Я ломал себе голову, как внушить им страх, заставить язычников осознать свои грехи и тот урон, который мы способны им нанести». Он велел все поджечь, даже деревянные святилища, где Монтесума держал птиц. По словам Кортеса, гибель птиц стоила ему немалых душевных мук. «Но, поскольку для язычников она была еще мучительнее, я решился на это».

Люди так визжали и вопили, словно настал конец света.

Новая книга и вполовину не так интересна: это географический атлас Мексики. Город Мехико расположен в двух с половиной километрах над уровнем моря. В древние времена он состоял из нескольких частей, раскинувшихся на каменных островах посреди соленого озера; районы соединяли дороги, проложенные по дамбам. Испанцы прорыли каналы, чтобы осушить озеро, но местность по-прежнему болотистая, и старые здания покосились. Когда идет дождь, некоторые улицы превращаются в реки, автомобили — в древние каноэ, и люди вплавь перебираются с одного острова на другой. Правители по-прежнему возводят величественные строения с росписью по фасадам. Газеты называют их «храмами Революции». Современные люди отличаются от древних разве что числом.

Мать празднует победу: вышла в свет в сопровождении мистера Кошелька. Он отвез нас на своем автомобиле на ланч в «Сэнборн», что в центре города возле собора, в Casa Azulejos[76]. В огромной столовой посередине здания такой высокий стеклянный потолок, что внутрь залетают птицы и порхают по залу. На одной стене нарисован сад с павлинами и белыми колоннами. Мать сказала, что это Европа. Щеки ее раскраснелись — вероятно, от знакомства с Важными Персонами.

Официантки в длинных полосатых юбках толкали тележки с напитками всех цветов радуги — соками из граната, ананаса, гуайявы. Важные Персоны даже не обратили на это внимания: они обсуждали программу государственных капиталовложений и причины, по которым революция обречена на поражение. Мать надела самое нарядное шелковое платье, голубую шляпку-колпак и серьги. Ее сын был в слишком узком и коротком фраке. Мистер Кошелек — в клетчатом костюме и с нервной гримасой; мать он представил как свою племянницу, которая приехала на год погостить. Среди его друзей были нефтепромышленники с набриолиненными волосами и один старый доктор по фамилии Вилласеньор. С ним жена, Старая Развалина в пенсне и высоком кружевном воротнике. Все гринго, кроме доктора с супругой.

Дельцы говорили, что чем быстрее развалится мексиканская нефтяная промышленность, тем лучше: тогда они возьмут дело в свои руки и исправят положение. Один из них поделился своей теорией, почему Америка развивается, а Мексика отстает: когда англичане прибыли в Новый Свет, то не придумали, чем занять индейцев, и всех поубивали. Испанцы же нашли местное население, которое давным-давно привыкло служить господам (ацтеки), и империя впрягла этих покорных слуг в свое ярмо, чтобы создать Новую Испанию. И это стало роковой ошибкой, объяснил он: кровь туземцев смешалась с испанской, и получилась испорченная раса. Доктор с ним согласился и добавил, что у метисов в государстве такой разброд и шатание, потому что сами они — бурлящий котел наследственных противоречий. «Метис разрывается между противоположными расовыми порывами. Разум его алчет благородных социальных реформ, а животные инстинкты противятся любому прогрессу, которого удается достичь стране. Понимаете, о чем я, молодой человек?»

Да, вот только какую именно часть мозга метиса обуревают низменные корыстные соображения — индейскую или испанскую?

Мать ответила, что ее сын хочет стать юристом, и все рассмеялись.

Но он не шутил. Кортес и губернатор Гондураса рвали друг друга на части безо всяких внутренних противоречий. Кортес сжигал заживо людей и птиц, чтобы внушить врагам страх. Ацтекские жрецы заливали святилища кровью жертв, и тоже чтобы вселять ужас.

Нефтепромышленник по фамилии Томпсон заявил матери, что ей следует сделать из мальчика военного, а не какого-нибудь там крючкотвора-законника. Президент Ортис Рубио отдал двух своих сыновей в военную академию в Геттисберге, и это то что надо.

Мать спросила у жены доктора, остались ли еще маленькие католические пансионы. Старая Развалина со слезами на глазах ответила, что из-за революции все закрыли. Но есть одно местечко, куда принимают учеников, чьи способности недостаточны для Препаратории. Правительство позволило Acción Católica[77] взять в свои руки школы для глухонемых, умственно отсталых и трудных детей.