Ей понадобилось в «Ла Флор», чтобы посмотреть, как одевается столичная публика, и не выглядеть неотесанной деревенщиной, как жители того острова. Фермера, выбравшегося на день в город, в толпе сразу отличишь по закатанным до колена белым штанам. Все мужчины, которые пьют кофе в «Ла Флор», носят черные брюки. Дамы — в модных коротких платьях, шляпках колоколом и скромных черных чулках. Официантки в белых передниках испуганно таращат глаза. В общем, все как в Вашингтоне, только по-другому. Трудно отличить настоящий город от того, о котором читал в книге. В патио растут гигантские папоротники, как в лесу из «Путешествия к центру Земли»; еще здесь подают отменный шоколад. Пирожные называются «кошачьи язычки». «Кошачий концерт», поправляет мать, но на самом деле кошки молчат. В нашем переулке их столько, что одним выстрелом из рогатки можно раздобыть добрую дюжину язычков.

Мать была в хорошем настроении и по дороге домой согласилась зайти в магазин канцелярских товаров за новым блокнотом. «Ты любишь эту книжечку больше, чем меня, уходишь в свою комнату и забываешь обо мне», — надулась она.

Сейчас мать зашла и сказала: «Бедняжка, ты как рыба, вытащенная из воды. Я и подумать не могла».

Сегодня ходили в собор. С окраины Мехико до главной площади, Сокало, добирались все утро — сначала двумя автобусами, потом трамваем. Casa chica расположена в захолустье к югу от площади, на которой проводятся бои быков, в грязном переулке, переходящем в Инсургенте. Мать говорит, мы живем между столицей Мексики и Terra del Fuego[72].

Сокало — огромная площадь с пальмами, похожими на зонтики от солнца. С одного ее боку вытянулся длинный Национальный дворец из розового камня, с крохотными, словно отверстия флейты, окошками по всему фасаду. Вымощенные кирпичом улочки, ведущие к Сокало, узки, точно звериные тропы в высокой траве; по обеим их сторонам, насколько хватает глаз, теснятся дома. Внизу магазины, над ними живут люди; облокотившись о перила, женщины смотрят с кованых балконов на прохожих. Велосипеды с тележками, лошади, автомобили едут вереницей, иногда в противоположные стороны по одной и той же улице.

Собор огромный, как и говорили, с гигантскими деревянными дверями, которые того и гляди захлопнутся за тобой навсегда. Весь фасад украшен резьбой: над одним входом плывет корабль Церкви, похожий на испанский галеон, а над другим Иисус протягивает ключи от Царства Божия. Вид у него такой же хмурый, как у булочника, когда тот отдает матери ключ, чтобы мы открыли дверь и поднялись через пекарню к себе в квартиру. Дом принадлежит мистеру Кошельку.

Внутри собора нужно пройти мимо величественного алтаря Прощения, золоченого, с крылатыми ангелами. Там висит распятый Христос в черной набедренной повязке; вокруг него балкончики — наверно, на них садятся ангелы, когда устают летать. Скульптура получилась настолько изобличительной, что даже мать, шагая мимо, чуть склонила голову. Мы шли по нефу, и грехи сочились с ее туфель, оставляя невидимые лужицы на чистых плитах пола. Вероятно, в глазах Господа она безнадежно подмочила свою репутацию. Но, чтобы мать услышала, Ему придется кричать не три, а тридцать три раза.

Снаружи за церковью оказался маленький музей. Служитель сообщил, что испанцы возвели собор на развалинах древнего ацтекского храма. Они специально сделали так, чтобы ацтеки оставили всякую надежду на помощь своих богов. Уцелело лишь несколько фрагментов древнего святилища. Служитель объяснил, что древние ацтеки набрели на это место, проблуждав не одну сотню лет в поисках родины. Добравшись сюда, они увидели сидевшего на кактусе орла, который пожирал змею, и решили, что это знак свыше. Вполне достаточный повод считать это место домом; уж, во всяком случае, не хуже тех соображений, которые до сих пор двигали матерью.

Самым интересным экспонатом был древний календарь, огромный резной камень величиной с кухню, круглый, привинченный к стене, точно гигантские часы. Из середины смотрело злое лицо, как будто неизвестный специально прошел через камень, чтобы взглянуть на нас, и увиденное пришлось ему не по вкусу. Божок высунул острый язык; в когтистых лапах он сжимал две человеческие головы. Вокруг него плясали улыбающиеся ягуары в непрерывном круговращении времен. Леандро, наверно, слышал об этом календаре. Он бы обрадовался, узнав, что испанцы, повергнув все остальное в прах, решили его сохранить. Но Леандро не умеет читать, а значит, бессмысленно писать ему об этом.

Мистер Кошелек наведывается по понедельникам, четвергам и субботам. Мать может вешать на дверь табличку, как в булочной внизу.

Они обсуждали Будущее Мальчика: Кошелек говорит — отдать с сентября в Препараторию, но мать возражает, дескать, его туда не примут. Там будет трудно, латынь, физика и прочее в этом духе. Что в этом смыслит мальчик, который пять лет учился на романах Жюля Верна и «Трех мушкетерах»? Она хочет отдать сына в небольшую школу, которую держат монахини, а Кошелек называет ее фантазеркой: такие заведения прикрыли еще в революцию, когда священники сбежали из Мексики. Все монашки давно повыходили замуж, заявил Кошелек, если не дуры, конечно. Мать утверждает, что видела такую школу на Авениде-Пуиг, к югу отсюда. Но Препаратория бесплатная, а католический пансион, если удастся его отыскать, будет стоить денег. Посмотрим, кто победит — мистер Кошелек или мисс Пустой Кошелек.

День св. Иоанна, и церкви звонят во все колокола, хотя еще только вторник. Горничная говорит, что это знак для прокаженных, чтобы шли мыться. Сегодня единственный день в году, когда им разрешено касаться воды. Неудивительно, что от них так воняет.

На обратном пути из магазина женской одежды «Римская колония» полило как из ведра, и мы купили у мальчишки-газетчика шапки из бумаги. Когда идет дождь, разносчики перестают кричать о Новом Бюрократическом Плане и превращают свой товар во что-то действительно полезное. А потом мы заблудились; волосы прилипли к лицу матери, точно короткие черные ленты, и она смеялась и в кои-то веки была счастлива. Без причины.

Мы спрятались от дождя под навесом, заметили, что это книжный магазин, и зашли внутрь. Это было настоящее чудо: книги на любые темы, в том числе и медицинские, с человеческим глазом, нарисованным в разрезе, и репродуктивными органами. Мать вздохнула: ее не оставляла надежда на то, что удастся попасть в бесплатную Препараторию. Она сообщила хозяину магазина: ей нужно то, что наставит ее мальчика на путь истины, и он отвел ее в отдел ветхих, обтрепанных книг. Лавочник сжалился над матерью и пообещал, что, если мы потом принесем книги обратно, он вернет большую часть их стоимости. Ура, наконец-то новое чтение. Это тебе подарок ко дню рождения, пояснила мать; он был почти неделю назад, и ее мучила совесть, что мы никак его не отпраздновали. Так что выбери себе что-нибудь на четырнадцатилетие, сказала она. Но никаких приключений. Возьми что-нибудь серьезное, например по истории. И никакого Панчо Вильи, мистер. Если верить матери, в историю вошел только тот, кто умер больше двадцати лет назад.

Ацтеки мертвы уже сотни лет, поэтому мальчик взял две книги о них. Одна — сборник писем Эрнана Кортеса испанской королеве Хуане, которая отправила его завоевывать Мексику. Он посылал ей многочисленные рапорты, каждый из которых начинался со слов «Всемогущей и христианнейшей императрице». Вторую книгу написал епископ, который жил среди язычников и рисовал их, даже голыми.

Снова дождь. В такой день приятно читать. Огромную пирамиду в основании собора построил король Ахуитцотль. К счастью, испанцы оставили множество описаний цивилизации ацтеков, прежде чем разметать ее в прах, а из камней построить церкви. У язычников были жрецы, весталки и храмы из глыб известняка, с резными фасадами в змеях. У них были боги воды, земли, ночи, огня, смерти, цветов и кукурузы. И множество богов войны — излюбленного занятия туземцев. Бога войны Мешитли родила Святая Дева, которая жила при храме. Епископ отметил любопытную подробность: когда выяснилось, что несчастная ждет ребенка, ацтекские жрецы хотели забить ее камнями, но раздался голос: «Не страшись, мать, твоя честь непорочна». Потом родился бог войны с синим лицом и зелеными перьями на голове. Его мать в тот день, должно быть, не на шутку перепугалась.