– Хорошо, поступай как знаешь, – промолвил Александр после паузы. – Я только надеюсь на твое благоразумие. Как дела у Миши?

И они заговорили о сыне, который в это время сладко спал у себя в детской, и говорили долго, так что в это утро Амалии не представилось случая упомянуть о доме на Английской набережной, который ей приглянулся.

«Ничего, съезжу туда сама и все осмотрю, – подумала она, когда Александр уехал на службу во дворец. – Свой дом – это все-таки не то же самое, что квартира, где ты зависишь от других жильцов. Кому-то нравится играть на пианино, в то время как твоему ребенку надо спать, он просыпается, плачет, ты начинаешь сердиться, отправляешься к соседям выяснять отношения, слышишь в ответ, что от хорошей музыки ребенок плакать не может и тому подобный вздор… Одно это начинает выводить из себя, я уж не говорю о более серьезных конфликтах. В отдельном доме, по крайней мере, такого не будет…»

Она отправилась за дядей, и вдвоем они поехали осматривать особняк.

В одиночку, как вы догадываетесь, молодой замужней женщине заниматься этим было бы не слишком прилично.

Бывают ладно скроенные люди – и точно такие же бывают дома. Особняк понравился Амалии сразу же, окончательно и бесповоротно. Он был двухэтажный, большой, но не громоздкий, и располагался крайне удачно. Кто-то из предыдущих хозяев выкрасил дом в темно-розовый цвет, оставив колонны белыми, и это сочетание белого и почти малинового пленило нашу героиню. В саду росли именно те деревья и кусты, которые она любила, причем росли именно там, где надо было. Они не заслоняли вид из окон комнаты, которую она мысленно предназначила для себя, и не цеплялись ветвями за одежду, как назойливые нищие попрошайки.

– Что скажешь, дядя? – спросила Амалия, наконец обратив внимание на то, что дядюшка ведет себя непривычно тихо.

– Хороший дом! – благоговейно промолвил Казимир.

Тут, пожалуй, уместно будет сказать, что Казимир и его сестра лишились родителей в юном возрасте и скитались по опекунам, которые в конце концов присвоили все их состояние, так что можно сказать, что своего дома у Казимира давно не было; но, очевидно, стремление иметь нечто подобное оставалось. И пусть это будет не совсем свой дом, то есть не родовое имение, где жили и умирали поколения предков, но – черт возьми!

Амалия задумалась. С одной стороны, ясно, что для такого особняка жильцов найти не просто и, стало быть, она может не спешить; с другой стороны, если он понравился ей, то вполне может понравиться кому-нибудь еще, и если она будет медлить, то не исключено, что вообще его лишится. Вообще иметь свой собственный (пусть и съемный) дом было настолько соблазнительно, настолько заманчиво, что Амалия решилась.

– Я хочу сделать сюрприз Саше, – сказала она. – Но без его согласия я не могу ничего подписывать, поэтому сделаем так: формально ты снимешь особняк на свое имя. Хорошо?

– А мне тут будет предоставлен уголок? – спросил Казимир с беспокойством.

– Дядя! Неужели Невский тебе больше не по душе?

– Квартира – это квартира, а дом – это дом, – парировал Казимирчик. – Да еще на Английской набережной! Господи боже мой, наконец-то я почувствую себя человеком…

Амалия ограничилась тем, что приподняла тонкие брови. Как уже говорилось выше, она не одобряла дядюшку – возможно, потому, что на самом деле плохо его знала.

– Вы никого не сможете сюда водить, – сказала она внушительно. – Никаких карт, компаний, случайных знакомых… И никаких женщин.

Она была уверена, что при этих словах дядюшка переменится в лице, и весьма чувствительно переменится; но воодушевленный перспективой иметь собственный дом, Казимирчик даже бровью не повел.

– Ну что ж, без женщин еще никто не умер, – объявил этот бессердечный эгоист, пожимая плечами. – Можно мне комнату с видом на Неву? Я хочу видеть, как по реке идут корабли…

По правде говоря, Амалия предпочла бы поселиться в новом доме только с мужем и маленьким сыном, и ее вполне устроило бы, если бы дядюшка и мать продолжали жить на Невском проспекте; но так как именно Казимир должен был заключать вместо нее договор, она понимала, что руки у нее связаны.

«Впрочем, он все равно долго не продержится… Такие, как он, никогда не смогут довольствоваться в жизни одним видом из окна!»

«Господи боже мой, – думал тем временем воодушевленный Казимирчик, – до чего же мне повезло с племянницей! Всегда выбирает только самое лучшее, будь то муж или, допустим, особняк… Есть, есть у нее голова на плечах! Пусть даже временами ее заносит – ничего, это от молодости, это скоро пройдет…»

И когда пришла его очередь расписываться под договором об аренде, он так залихватски поставил свою подпись, что хвост ее, развернувшись наподобие павлиньего, занял едва ли не половину листа.

– Прости, но я не вижу смысла переезжать куда-то, – сказал Александр вечером, когда Амалия, улучив момент, стала наводить разговор на интересующую ее тему. – Про особняк Платовых я слышал, но не хочу даже обсуждать эту тему.

– Но почему, Саша? Такой хороший дом, и место прекрасное…

– Амалия, ты просто поразительная женщина, – вздохнул барон Корф. – Ты хоть понимаешь, что я знаю Платовых и что мой командир – их дальний родственник? Что они будут думать обо мне, если узнают, что я воспользовался их несчастьем…

– Каким еще несчастьем? Ты имеешь в виду, что отец семейства спустил в карты все свое состояние и именно поэтому им пришлось уехать оттуда?

Она заметила, что Александра покоробила такая прямолинейность, и посмотрела ему в глаза своим неотразимым (как она знала) взглядом. В глазах ее танцевали золотистые озорные искорки, и Амалия с удовольствием убедилась, что супруг немного растерялся.

– Ну, если тебе угодно так выражаться…

– Мне вообще угодно называть вещи своими именами, – поддразнила его Амалия. – И никакое это не несчастье, Платов просто осел…

– Амалия!

– Несчастье – это когда на тебя обрушивается удар судьбы, когда кто-то заболел или умер. А когда ты сам создаешь себе проблемы, это уже не несчастье, это глупость. В любом случае я не понимаю, почему мы не можем перебраться в этот особняк…

– Потому что это будет бестактно и люди плохо это воспримут, – уже сердито сказал Александр.

– Какие люди?

– Приличные люди. Чьим мнением мы обязаны дорожить.

– Саша, но это же вздор! Почему я не могу переселиться в отличный дом, если мне этого хочется? И у тебя там будет свой личный кабинет…

– Мне не нужен кабинет, я прекрасно могу обойтись и без него.

– Хорошо, тебе не нужен кабинет, но для Миши будет лучше, если мы будем жить в отдельном доме! Там есть сад…

– Он может ходить в любой из садов Петербурга, когда подрастет. Амалия, ну ей-богу…

– И его не будут будить гаммы, которые играет эта длинноносая Оттилия Эвальдовна с третьего этажа, – увлеченно продолжала Амалия. – Саша! Подумай сам в конце концов… В прошлом году сын капитана, который живет напротив, болел корью. В доме куча жильцов с детьми, и кто знает, какую заразу они могут к нам притащить…

– У тебя слишком живое воображение, – проворчал Александр. – Так или иначе, мое решение неизменно: я никуда отсюда не уеду. Эта квартира вполне меня устраивает, и точка. Что касается дома, то я бы понял тебя, если бы речь шла о даче на лето, где можно дышать свежим воздухом…

– Саша, тебе же прекрасно известно, что я думаю о дачах! Там нет ничего, кроме комаров…

– И тем не менее я предлагал тебе снять дачу, если хочешь.

– Зачем мне дача?

– А зачем другие люди летом покидают Петербург и перебираются на дачи?

– Может быть, им нравится, когда их кусают комары? Саша, я же совсем не о даче говорю! Нам нужен свой дом, где бы мы ни от кого не зависели…

– Возможно. Но бывший особняк Платовых нашим домом не будет, потому что я так решил.

Раздосадованная Амалия поняла, что супруг не уступит, и решила зайти с другой стороны.