– Меркурий Федорович Курсин, – отрекомендовался он, едва переступив порог, – судебный следователь. – Константин нехотя представил свою жену. – Весьма сожалею, – продолжал гость, – что нам приходится, так сказать, знакомиться при столь печальных обстоятельствах…

– Полагаю, что при нынешних обстоятельствах знакомства нам никак не избежать, – подхватила Аделаида, ослепительно улыбнувшись. Она была так рада снова видеть мужа, что улыбнулась бы кому угодно, кто привез его домой. – Вы, наверное, собираетесь… как это… допросить меня?

Меркурий Федорович был готов к тому, что хозяева сошлются на позднее время, намекнут ему, чтобы он приехал в другой раз, и тон Аделаиды его весьма озадачил. В сущности, он и так узнал более чем достаточно, от Константина Тамарина и его спутника, но женщина всегда может сказать о другой женщине что-то, чего не заметит ни один мужчина, и следователь решил рискнуть.

– Сударыня, это нельзя назвать допросом, – сказал он серьезно, изучая стоящую перед ним красивую молодую даму своими глубоко посаженными серыми глазами. – Допрашивают преступников или свидетелей, а я всего лишь обязан собрать сведения.

Константин нахмурился. По своему разговору со следователем Тамарин уже составил впечатление о нем как о неглупом, въедливом и – будем откровенны – не слишком приятном человеке. Вряд ли общение с ним могло прийтись Аделаиде по вкусу.

– Моей жене ничего не известно, – резче, чем ему хотелось бы, промолвил Константин.

– Но ведь вы знали жертву? – промолвил Курсин чрезвычайно доброжелательным тоном, обращаясь к Аделаиде.

– Разумеется.

– А труп обнаружили на вашей земле, – вполголоса напомнил следователь Тамарину, чтобы отбить у него всякое желание вмешиваться. – О, конечно, это вовсе не значит, что вы или ваши домочадцы имеете отношение к убийству, но вы же сами понимаете…

– Я бы хотел присутствовать при беседе, – сказал Константин после паузы, кусая губы.

– Уверяю вас, это вовсе не обязательно, – серьезно ответил Меркурий Федорович. – Тем более что речь пойдет вовсе не о преступлении.

– А о чем же?

– О личности убитой.

– На эту тему, милостивый государь, вас куда лучше просветит Сергей Петрович Мокроусов, – усмехнулся Константин. – Почему бы вам не допросить его в самом деле? Ведь мадемуазель Леман жила именно в его доме.

– Всему свое время, – глубокомысленно ответил следователь, – верьте мне, всему свое время!

Константин с тревогой взглянул на жену, и та ответила ему взглядом, который словно говорил: не бойся, со мной ничего не случится, я ни капли не боюсь этого проныру с лисьей физиономией и рыжими бакенбардами. Но ощущение, что в их дом из-за лежащего в овраге тела вползло что-то гадкое, грязное и мерзкое, было настолько мучительным, что только полученное прекрасное воспитание и сила воли удержали Тамарина от того, чтобы сей же час не выкинуть незваного гостя в окно.

– Это необходимо? – мрачно спросил молодой человек.

– Боюсь, что да, – последовал ответ.

Константин поцеловал жену и, недобрыми глазами посмотрев на следователя, двинулся к лестнице.

– Костя, не забудь поужинать! – опомнившись, крикнула Аделаида ему вслед. – Скажи Якову, он распорядится…

Она пригласила следователя в небольшую гостиную, за окнами которой росли кусты сирени. На стене висел портрет печальной большеглазой женщины в старомодном желтом платье в черную полоску. Это была Нина Георгиевна, жена генерала Тамарина, которая умерла много лет назад.

Спросив для протокола сведения о собеседнице – имя, фамилию, отчество, возраст, вероисповедание, положение в обществе, – Меркурий Федорович перешел к сути дела:

– Скажите, сударыня, как давно вы знакомы с мадемуазель Леман?

Аделаида подняла брови.

– Как давно? Постойте-ка… Года три назад мы с мужем приезжали в усадьбу, и тогда я впервые ее увидела. Потом мы жили в Петербурге, но продолжали время от времени бывать здесь… В начале года мы перебрались в усадьбу, потому что генерал… отец Кости, не хотел оставаться один. Так получилось, что в это время я стала чаще общаться с Луизой. Она жила по соседству, круг общения в деревне небольшой… Ну, сами понимаете.

– Скажите, вы с ней дружили?

Меркурий Федорович заметил, что собеседница покосилась на него с откровенной иронией.

– Наверное, мне не следует так говорить, но вам я все же признаюсь, – усмехнулась Аделаида, разглаживая складку платья на колене. – У меня нет привычки дружить с женщинами. С Луизой это тем более было невозможно, потому что она стремилась всегда быть только первой, самой лучшей, самой яркой… Причем не для себя, а только для него.

– Вы имеете в виду Сергея Петровича Мокроусова?

– Именно. Быть первой можно только при условии, что все остальные согласятся на роль вторых, третьих… и так далее. Мне это было неинтересно. Сергей Петрович мне не нравился, но Луиза была уверена, что любая женщина не прочь его заполучить, да он и сам был убежден в собственной неотразимости. Когда же он понимал, что это вовсе не так, то выходил из себя. Однажды он наговорил мне дерзостей, и мой супруг вызвал его на дуэль.

– Да, я слышал об этой истории. Кажется, Луиза не дала вашему мужу выстрелить.

– Да, это случилось несколько месяцев назад. После этого мы с ней какое-то время не общались. А потом Сергей Петрович увлекся Надеждой Кочубей.

– А Виктор Кочубей мне заявил, что это сплетни.

– Неужели? – насмешливо протянула Аделаида. – Ну так я вам скажу кое-что – это вовсе не сплетни, а самые что ни на есть достоверные факты. Поскольку Надежда замужняя женщина, Сергей Петрович пытался скрыть свой роман с ней. Ему принадлежит большой кусок леса по ту сторону болота, и в этом лесу отец Мокроусова, большой оригинал, когда-то построил дом в виде небольшой башни. Отец уверял, что у него талант к сочинению стихов, а в усадьбе все ему только мешают, ну и построил для себя эту башню, чтобы запираться там и работать в одиночестве.

– И много он стихов написал? – с любопытством спросил следователь.

– О-о, – протянула Аделаида, сверкнув глазами, – когда он умер, его вдова заглянула в башню, куда ей раньше вход строго-настрого был воспрещен. Говорят, она нашла там несколько страниц, измаранных посредственными стихами, и бесчисленное количество пустых бутылок из-под водки и вина. Забыла вам сказать, что покойный Мокроусов был председателем местного общества трезвости…

Не удержавшись, Меркурий Федорович улыбнулся, но тут же поспешил напустить на себя серьезный вид.

– Однако какое отношение эта башня имеет к Сергею Петровичу Мокроусову и Надежде Кочубей?

– Они там встречались, – уверенно ответила Аделаида. – Уединенное место вдали от любопытных глаз, куда легко добраться и из усадьбы Кочубея, и из дома Мокроусова, – что может быть лучше? Но, конечно, они забыли, что в деревне всякий находится на виду. Кто-то заметил кого-то, и этого уже достаточно, чтобы пошли разговоры. И конечно, Луиза с ее обостренной ревнивостью недолго оставалась в неведении.

– Скажите, сударыня, вы уверены, что мадемуазель Леман знала об их романе, или же это ваши предположения?

– Никаких предположений, милостивый государь. Позавчера она сама сказала мне об этом.

– Позавчера?

– Да, на вечере у Ольги Кочубей. Она была очень взвинчена – я имею в виду не Ольгу, а…

– Я понял. Продолжайте.

– Луизе хотелось выговориться, к тому же она выпила больше обычного. Мы стояли на террасе, беседовали о самых обычных вещах, остальные находились в комнате, и тут на Луизу нашел приступ злословия. Она указала веером на Ольгу и сказала: «Вот самовар без ручек, который мечтает о любви, обеспеченной надежным капиталом», потом о Надежде: «Хитрая рыжая уродина, которая спит с моим Сержем», потом указала на Сергея Петровича: «Глупый павлин распустил хвост и рассыпается в любезностях» и под конец припечатала Виктора: «Ничтожество, дурак и рогоносец». «И все это я должна терпеть!» – добавила она со слезами на глазах…