Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Данспол, танцы вокруг шеста, пляски до упаду. Кавалеру с тремя барышнями вход бесплатный, — прочитал Михан и дёрнул Жёлудя за рукав. — Айда!

— Ну, айда, — поплёлся молодой лучник в хвост очереди и позырил на вывеску. — Куда айда? Трёшка за билет! Ты долбанулся об колоду, на трёху упиться можно.

— Да лана, расслабься! Айда куда надо айда, это козырный гадюшник на главном проспекте столицы, можно разок себе позволить, видал, сколько народу топчется, — тараторя как заведённый, молодец утянул товарища за собой словно щепку в водоворот.

Жёлудь только плечами пожал, стараясь понять и разделить чувства Михана. Стажёра укатала служба, а клубе гоношилось веселье. Отбивали ритм барабаны и тарелки, наяривала скрипка, играл аккордеон. Ахтунги, наряженные в броские мундиры заведения, оставались при своих перекрещенных портупеях с железным кольцом на груди, сигналя непонятливым, что и на халтуре находятся при исполнении. Один собирал плату, другой отцеплял от медного столбика золочёную верёвку на крючке и запускал публику. Или не запускал, отгоняя выставленной ладонью, и деньги тут не имели значения.

— Танцульки это круто, — продолжал уговаривать Михан. — С тёлками познакомимся.

— С ночными бабочками, — поправил натаскавшийся в муромских реалиях Жёлудь.

— С красавицами тогда уж, я тоже по-ихнему наблатыкался, — не ударил лицом в грязь стажёр, выслушавший в роте кучу баек от вернувшихся из увольнения ратников.

«Полукровка», — стоящий перед ними молодой осанистый эльф с мифриловыми колечками, продетыми по нижнему краю ослиных ушей, вполоборота облил парней высокомерным взглядом, а молодая рыжая кобылка, держащая его под ручку, в знак поддержки издала короткий презрительный треск.

«Послерожденный», — Жёлудь сделал морду кирпичом и полоснул незнатного эльфа таким надменным взором, словно сам родился в Садоводстве до Большого Пиндеца.

— Слышен хруст французской булки, — сообщил он Михану, чтобы парочка впереди услышала.

Стажёр не уловил перегляда, но быстро врубился в обстановку.

— Потянуло запахом свежей выпечки, — демонстративно принюхался он.

Эльф отвернул гриву. Уши навострились и обратились прямо вперёд в знак категорического нежелания слушать глумливые речи недоносков.

— Может, двинем отсюда, пока не дошло до выковыривания изюма? — воспользовался ситуацией Жёлудь, чтобы не платить три рубля за сомнительное дрыгоножество, а спокойно напиться.

Очередь продвинулась. Ахтунг отцепил верёвку, запустил эльфа с кобылой, накинул крюк, отгородился десницей.

— Найн, — сообщил он.

— Чего? — Михан непонимающе уставился на ладонь, почти упёршуюся ему в грудь.

— Не вы, — строго сказал ахтунг. — Оба. Идите отдыхать в другое место.

У Михана едва не упала шторка, до того стало обидно прилюдно опозориться. Эльф прошёл фейсконтроль, а такие чёткие пацаны нет!

— Ты, воспитанный в семье геев хипстер, — забычил он, но ахтунг только придавил лыбу, ему такое было не впадляк.

Жёлудь проявил благоразумие и оттащил сына мясника, приговаривая:

— Забей, твой пердёж и рычание не вызовут блатных ситуаций. Это коренной обитатель Содома. Его бить только палкой. Здешние воротилы знают, кого ставить на дверь.

— Ты прав, пожалуй, — предпочёл согласиться Михан, у которого отпало настроение танцевать. — В таком заведении с эльфами и ахтунгами можно на раз-два зафоршмачиться. В дружине узнают, не простят.

Жёлудь проглотил пилюлю насчёт эльфов, хотя в силу происхождения относил себя к высокородным. Он был рад, что ситуация обернулась в его пользу. Не зря на совесть покормил Хранителя перед гулянкой!

— Найдём пацанский кабак и оттянемся, — утешил он друга. — Я тут знаю «Жанжак».

Но в «Жанжак» они не попали, все столы были заняты. Тогда пошлялись по проспекту Льва Толстого, поплёвывая сквозь зубы на панель, заглядывая под шляпки барышням и понося через губу чмырей, которых задевали плечом, да свернули на проспект Воровского и незаметно дошли до широченной улицы Куликова, по которой тоже гулял народ, со стороны Спасской расфранченный, со стороны Пролетарской попроще.

— Винная пивная Мар Кабернеса «Томная ночь», — прочёл заскучавший Михан.

— Вот теперь айда, — оживился Жёлудь. — У меня в глотке пересохло и бабосы карман жгут.

— Только что ныл про дорогие билеты, — подначил Михан. — Забыл, дурень?

— Не ссы, засранец, я угощаю, — подмигнул вдохновлённый приятными воспоминаниями молодой лучник. — За ночными бабочками потом пойдём. Всё будет грамотно, тут тебе не на танцполе лапти ронять. Это Пролетарская сторона!

Разливнуха гудела. За стойкой стоял пожилой мясистый пивень, осаждённый питухами и петухами. Не исключено, что это был сам маэстро Мар. Прямоугольное нездешнее лицо его с крупным носом и полуопущенными тяжёлыми веками налилось пунцовым, видать, знал толк в красненьком. Он медлительно двигался и размеренно кивал на реплики посетителей, а руки так и мелькали, наполняя из оплетённых бутылей прозрачные стаканы, толкал их клиентам, принимал монеты, отсчитывал сдачу.

Не решаясь отвлекать маэстро, парни сели за столик у стены, которых в большом зале было достаточно — завсегдатаи предпочитали общаться с хозяином и своей компанией.

Из проёма за стойкой выплыла грузная потаскуха в засаленном фартуке, с цигаркой на губе, окинула зал намётанный взглядом, подвалила к парням.

— Здесь только вина, мальчики, — хрипловато известила она.

— Литр? — спросил Жёлудь.

— Чего там, два! — Михан не отводил глаз от низкого выреза фартука, в котором бугрились подтянутые лифчиком загорелые прелести официантки. — Неси такого и сякого, какие есть самые нажористые.

— Мавродики не принимаем, — официантка одарила ухмылкой извозчика, завезшего пассажира в непонятное, которая должна была сойти за примирительную улыбку. — Вы здесь новенькие. Деньги сразу показываем, мальчики.

— В превосходное место ты меня завёл, — пробурчал Михан, провожая глазами виляющую корму потаскухи. — Обещал пацанский кабак, а нас как лохов приняли.

К концу первого литра он сказал:

— А место ничего, и вино хорошее.

К пятому стакану он молвил:

— Уютно здесь. Надо бы такое заведение в Новгороде найти, чтобы с вином, а не с пивом.

— Найдёшь, — великодушно обещал Жёлудь. — В Новгороде греки, а где греки, там вино. И симпозиумы, — добавил он, хихикнув.

— К чёрту симпозиумы. Примут меня в дружину, я сразу женюсь. Буду жить в Великом Новгороде на полных правах, понял, дурень!

— За женитьбу! — поддержал Жёлудь.

Хрустнулись стаканами.

Михан, у которого от темы женитьбы в кальвариуме закрутились соответствующие шестерёнки, выловил шлындающую меж столами официантку.

— Скажи, уважаемая, — от креплёного вина голос у него сел как у заправского колдыря. — Чё как тут насчёт девок?

Потаскуха окинула их быстрым расчётливым взором.

— Девок не держим. Идите в Шанхай. Через улицу и налево, там дома с красными стенами. везде китайцы. Девки сами подойдут.

— Слышь, а что за мавродики такие ты заворачивала? — ухватил Михан официантку повыше локтя, кожа у неё была жёсткая на ощупь как засохшая тряпка.

— Пусти, мальчик, — хихикнула потаскуха, наработанным в кабаке движением потянув руку на себя и вниз, так что хватка молодца ослабла, и чуть двинув локтем по кругу, накрыла запястье стажёра, стряхнула пальцы. — Мавродики, — объяснила она, достав из кармана фартука голубую бумажку, — это такие фантики, которые продаёт отец Мавродий. Храм Блаженных вкладчиков накупил акций железной дороги и выпустил под их обеспечение свои ценные бумаги. Обещают, когда паровоз пустят, железка станет приносить прибыль, которую между держателями мавродиков как-то поделят. Вот и накупили все, кому не лень. Мавродиками даже зарплату дают в иных конторах. Мы ими натрескались по уши. Мару железка ни к чему, в дивиденды он не верит, а толку с фантиков никакого не видно, оптовики их не берут. Мар велел мавродики к оплате не принимать. Не обижайтесь, мальчики, с вас только монетой. Принести ещё?

63
{"b":"272075","o":1}