«Отпрыск, рожденный Доридой в союзе с Фебом могучим». Его отец, сограждан своих истребивший тысяч десять, если не больше, брата своего из зависти предательски выдавший врагам, удавивший свою мать, старуху, которой и без того оставалось несколько дней жизни, сам же писавший в трагедии:
«Ведь тирания —мать несправедливости», своим дочерям при этом дал имена Арета (Доблесть), Софро-сина (Умеренность) и Дикайосина (Справедливость). А другие присваивали себе прозвища: кто Эвергет (Благодетель), кто Каллиник (Одерживающий прекрасные победы), кто Со
тер (Спаситель), кто Мегас (Великий). А между тем их бесконечные свадьбы, когда они, словно жеребцы в стадах, без стеснения проводили среди женщин дни напролет, то, как они совращали мальчиков, под звуки бубнов плясали среди скопцов, их ежедневную игру в кости, их выступления в театрах с игрой на флейте, ночи, тянувшиеся в обедах, и дни — в завтраках, описать не хватило бы никакого времени.
6. Зато Александр завтракал рано утром, причем сидя, а обедал поздно вечером, вино пил, только принося жертвы богам, в кости играл с Медием, когда болел лихорадкой, развлекался только в пути, упражняясь в стрельбе из лука и спрыги-вании с колесницы. В жены он себе взял только Роксану {в личных интересах, потому что в нее одну был страстно влюблен) и дочь Дария Статиру (в интересах своей державы, ибо полезно было сблизить народы), других же персиянок он столь же покорял умением владеть собой, сколь персов — мужеством: ни одну из них он не разглядывал против ее воли, а с теми, которых ему привелось видеть, оставался еще более сдержан, чем с теми, которых не видел. Приветливый со всеми остальными, дружбу он водил только с людьми выдающейся честности. Что касается жены Дария, необыкновенной красавицы, то он даже слушать не пожелал тех, кто расхваливал ее внешность, а когда она умерла, похоронил ее с такой царской пышностью и оплакал ее так сочувственно, что его целомудрие в проявлении человеколюбия вызвало недоверие и добропорядочность его навлекла на себя обвинение в насилии. Именно этого опасался Дарий, приняв во внимание, что Александр имел такую возможность, а также его юношеский пыл (ведь я он был одним из тех, кто победы Александра приписывал Удаче); когда же он узнал, как все было на самом деле, убедившись в этом после тщательных расспросов, то воскликнул: «Не совсем, значит, плохи дела персов: никто не назовет нас последними трусами, недостойными звания мужчин, если мы и потерпим поражение от такого противника. Что до меня, то я прошу у богов успеха и победы в этой войне, чтобы воздать Александру еще большим добром: для меня теперь вопрос чести превзойти его благородством. А если дела мои безнадежны, то пусть, о Зевс отеческий персов, о царские боги, никто другой не воссядет на престол Кира, кроме Александра!» Вот так он усыновил Александра, призвав в свидетели богов. Так побеждают Доблестью!
7. Припиши Удаче, раз уж ты так хочешь, Арбелы, Киликию и другие деяния, не требующие ничего, кроме войны и насилия: Удача для него разрушила стены Тира, Удача открыла ему путь в Египет, благодаря Удаче пал Галикариас и взят был Милет, Мазей без боя оставил Евфрат, и Вавилонская равнина была усеяна трупами. Но уж никак не Удаче он обязан своей умеренностью, не Удаче обязан своей воздержанностью, вовсе не Удача охраняла его душу, заперев ее, сделав
недоступной для наслаждения и неприступной для вожделений. А ведь 'Именно этим он победил Дария; в остальном поражение касалось войок и конницы, сражений, резни и бегства мужей. Но самую важную битву — состязание в Доблести, великодушии, мужестве и справедливости — Дарий бесспорно проиграл, с изумлением убедившись, что непобедимым быть можно и в наслаждении, и в болезнях, и в умении оказывать благодеяния. А если бы все дело было только в щитах, копьях, боевых кличах и стычках войск, то непобедимым можно назвать и Атаррия, сына Дииомена, и Антигена из Пеллены, и Филота, сына Парменнона, хотя до наслаждений и женщин, до золота и серебра они были падки, как последние рабы. Атар-рий, когда Александр решил избавить македонян от долгов и распорядился уплатить заимодавцам все, что они задолжали, прикинулся должником и привел к столу человека, который назвался его заимодавцем, но был изобличен в обмане и едва не покончил с собой, если б не Александр, который, узнав об этом, снял с него вину и позволил оставить деньги при себе, памятуя о том, как во время осады Филиппом Перинфа Атар-рий был ранен стрелой в глаз, но отдал себя в руки врачей и позволил ее вынуть не раньше, чем обратил врага в бегство. Антиген же втерся в число больных и увечных солдат и записался в список тех, кого отправляли обратно в Македонию, но был пойман на том, что, будучи вполне здоров, лишь притворяется больным; глубоко огорченный поступком испытанного воина, чье тело было покрыто рубцами и шрамами, Александр спросил Антигена о причине, побудившей его к отъезду, и тот признался, что любит Телесиппу, а поскольку она возвращается к морю, хочет последовать за ней, ибо не в силах вынести разлуки. «Чья эта женщина?— спросил Александр. — С кем нужно переговорить о ней?» Услышав в ответ, что она свободнорожденная, '«Так давай он сказал: постараемся уговорами и подарками склонить ее к тому, чтобы она осталась». Вот до какой степени ко всем влюбленным он был более снисходителен, чем к себе самому! А вот для Филота, сына Парменнона, источником бед стала его невоздержанность. Была среди пленниц, взятых под Дамаском, некая Антигона из Пел-лы (а еще раньше вместе с кораблем, на котором плыла к Са-мофракии, она попала в плен к Автофрадату); на вид она была довольно красива и Филота, который вкусил ее любовных ласк, прямо-таки свела с ума. И вот этот железный воин до того размяк от удовольствий, что не сумел удержать язык за зубами и разболтал много такого, о чем лучше было молчать: «Да что бы этот Филипп из себя представлял, если б не Парменион? А наш Александр, если б не Филот? Какой уж там Аммон, какие драконы, если б мы того не захотели!» Эти слова Антигона пересказала одной из своих подруг, а та в свою очередь Кратеру. Кратер Антигону тайком привел к Александру, и, что замечательно, тот ее тела даже пальцем не коснул
ся, сумел воздержаться, зато, установив через нее слежку за Филотом, выведал все его замыслы; с тех пор минуло 7 лет, если не больше, но ни разу никому Александр не высказал своих подозрений: ни за вином, хотя нередко бывал пьян, ни в порыве гнева, хотя был очень вспыльчив, ни другу, хотя Гефестиону доверял во всем и делился с ним решительно всем. (Рассказывают, как однажды Александр, вскрыв полученное от матери письмо секретного содержания, молча читал его про себя. Гефестион же, как ни в чем не бывало, повернул голову и стал читать тоже; запретить ему это царь не решился и только, сняв с пальца перстень, приложил печать к губам Гефестиона.)
8. Да просто невозможно перечислить все примеры -юго, как прекрасно, истинно по-царски он пользовался своей властью! Даже если великим его сделала Удача, он еще более велик тем, как благородно Удачей воспользовался. И чем больше кто-нибудь восхваляет сопутствовавшую ему Удачу, тем больше превозносит его Доблесть, благодаря которой он был удостоен Удачи. Тем не менее я перехожу к тому, с чего началось его возвышение, к истокам его могущества, и собираюсь рассмотреть, какова во всем этом роль Удачи и какова причина того, что величие Александра приписывают ей. А почему 'бы и нет? Разве, о Зевс, не знавшего ран, кровопролития и ратных трудов его возвел на трон Кира конь своим ржанием, как это было в свое время с Дарием, сыном Гистаспа, или муж, обольщенный женой, как это было с Ксерксом, которого Дарий сделал царем, уступив уговорам Атоссы? А может, венец царя Азии сам, прямо на порог к нему пришел, «ак к Оар-су стараниями Багоя, или, сбросив платье астанда, он облачился в царское, а на голову возложил остроконечную китару? А может, власть над миром ему досталась нежданно-негаданно, по жребию, подобно тому как в Афинах избирают фесмо-фетов и архонтов? Хочешь знать, как люди становятся царями благодаря Удаче? А аргивян когда-то пресекся род Геракли-дов, из которого у них издревле было принято выбирать царей. Не зная, «ак быть, они обратились к оракулу, и бог объявил, что царя им укажет орел; и впрямь снустя несколько дней в небе появился орел, который, спустившись, уселся на крыше дома Эгона, и царем был избран Эгон. Опять же таки, в Пафосе, когда тамошний царь показал себя несправедливым и бесчестным, Александр его низложил и стал разыскивать другого, хотя царствующий род Кинирадов, как считалось, уже иссяк и угас. И вот ему сообщили, что один человек из этого рода еще жив: безвестный и нищий, всеми забытый, он добывает себе пропитание тем, что возделывает какой-то огородик. Когда посланные за ним к нему явились, они застали его за поливкой грядок; несчастный перепугался, когда солдаты его схватили и приказали куда-то идти. Представ перед Александром в своем жалком плащишке, ои во всеуслышание был
