Автор обладал весьма смутными представлениями по географии и нередко черпал сведения из устаревших пособий (у пего встречаются такие утверждения, которые бытовали лишь до походов Александра — у Ктесия и Аристотеля). Так, он порою не различает Тигр и Евфрат (IV, 9), Каспийское море упоминает наряду с Гирканским (VII, 3, 21), хотя эти наименования обозначают одно и то же, от гирканцев отличает барканцев (III, 2, 5—6), в то время как уже Эратосфен знал, что это лишь разные транскрипции одного слова.
Правда, и в самых грубых ошибках Курция иногда усматривается, что он скорее был неспособен согласовать разнородную информацию, чем проявлял простую небрежность. В качестве примера можно привести его указание, будто Арахосия находится неподалеку от Понта. Дело в том, что древние географы, не имея подлинного представления об Аральском море, получали все же некоторые сведения о нем. Сырдарью (Яксарт) они отождествляли с Доном (Танаисом) и рассматривали как границу между Европой и Азией. Вот почему у Курция появилось представление о том, что море, куда впадает Танаис, следует считать Черным или Азовским (Понт, Боспор — VI, 2, 13). Скифы, обитающие в Причерноморье, естественно отождествлялись автором с саками, которые населяли правобережье Яксарта (VII, б, 12; VII, 4, 7 и др.). Отсюда и высказывания Курция о том, что в Бактрии дуют ветры с Понта (VI, 4, 27), а у Боспо-ра живут хорасмии (хорезмийцы) (VIII, 1, 7). Вероятно, не все объясняется «чисто римским пренебрежением к географии», о котором ядовито пишут современные исследователи.
Странности встречаются и в описании военных действий.
1!
человека, характер которого обрисовал Тацит. Впрочем, в этом принцепсе предлагали видеть и Клавдия, и самого Нерона.
Имя Квинта Курция Руфа содержится также в списке знаменитых риторов середины I в. у Светония. Учитывая указанные выше особенности стиля «Истории Александра Македонского», можно было бы думать, что Светоний имел в виду ее автора. Тацит, так резко отзывающийся о морали и административной деятельности Курция Руфа, тем не менее признает его «острый ум». Но можно ли предполагать, что ум и образованность помогли столь блестящей карьере и профессиональный учитель красноречия стал политиком?
Конечно, идентификация всех трех персонажей, носивших имя Курций Руф, остается лишь предположением. Но в любом случае речь должна идти о датировке жизни писателя I в. и. э. И кажется странной мысль о том, что в середине I в. жили три разных Курция Руфа: историк, политик и ритор, а в предшествующее и последующее время лиц, носящих такие имена, не засвидетельствовано. Общая тональность «Истории Александра Македонского» с ее восхвалениями царя и героя и одновременно с сожалениями о недостаточной умеренности правителя, который должен был бы чтить отеческие нравы и не нарушать общественной свободы, соответствует идеологии и политической ситуации ранней империи.
Особого успеха книга не имела ни в античности, ни в раннем средневековье. Самые ранние из сохранившихся рукописей относятся к IX—X зв. Все они имеют одни и те же пропуски: отсутствуют первые две и начало третьей книги, конец пятой и начало шестой, значительные лакуны имеются в дееятой. Поэтому следует думать, что все рукописи восходят к одному протографу, случайно сохранившемуся от античного времени. Обилие рукописей каролингской эпохи свидетельствует о заметном оживлении интереса к забытому автору. В X в. Эккхард делает выписки из «Истории Александра Македонского», влияние ее отмечают в биографии Карла Великого. На Курция ссылается Иоанн Салисберийский (XII в.). В XIII в. епископ Филипп Вальтер написал поэму об Александре, значительная часть которой прямо заимствована из Курция.
Еще большее внимание «История Александра Македонского» привлекает в эпоху Возрождения, когда она постепенно приходит на смену рыцарскому роману, средневековой «Александрии». Сохранилось предание о том, что в 1458 г. король Арагона и Наварры Альфонс V страдал от тяжкой болезни и никакие лекарства ему уже не помогали. Но он взял «Историю Александра Македонского» и так увлекся чтением, что выздоровел. И король воскликнул: Vivat Curtius sospitator meus! «Да здравствует Курций, спаситель мой!» В 1470 г. в Венеции вышло первое печатное издание книги. Тогда же делались первые попытки дополнить утерянные части сведениями, почерпнутыми из сочинений других античных авторов.
Комментированное издание подготовил в 1519 г. зкаменк iM Роттердамский. К Курцию наконец-то пришла настояЛ
ш. М. Монтень называл его «самым знаменитым нз истЛ Александра» и хвалил за красоту языка и живость и^-пи. «История Александра Македонского» была любщЛ
тем кардинала Ришелье при осаде Ларошели. Не случ^Ч . чу было посвящено французское издание книги 1639 г. ^
В XVI—XVII вв. появилось около ста изданий «Исто* Александра Македонского». Курция сравнивали с Гомером, А пи так же воспевал подвиги Александра Великого, как тот од " смсртнл Ахилла. Он считался одним из самых блистателО5, ленинских авторов наряду с Титом Ливием, а среди всех пЛ Н'лсй античности соперничал по славе разве что с Плутар^-По мотивам «Истории Александра» сочинялись пьесы, имев^'. шумный успех (преимущественно во Франции). Было нечто ^ игральное уже в драматическом характере самого латинск^-к1 кета. Читателям и зрителям той поры его дидактика нек-З .'inch искусственной, страсти преувеличенными, а риторичее^' стиль напыщенным. Видимо, сама эстетика Курция оказа.^ близка барочному XVII в. Возможно, его мораль и политиче^ философствование также отвечали вкусам эпохи, когда ск^ дынался европейский абсолютизм. "9-
Особый успех выпал на долю французского перевода L пня, выполненного Клодом Вожела. Первоклассный стили^ штор рассуждений о французском языке, он работал над И тридцать лет — с 1620 по 1650 г. Опубликован был пер^1 л ишь посмертно, в 1653 г., а затем выдержал более сорока^ 1,-ший и в течение века оставался классическим образцом фр.4, нузской прозы. Эту книгу изучали в школах, она оказала щ} пне на несколько поколений французских писателей. Говори* иго перевод Вожела так же неподражаем, как сам Алексао и,тл непобедим. Старинные словари французского языка cofi кат цитаты из перевода Курция на каждой странице. ОнЛ 700 г. Французская академия подготовила обширный koml0 |.'|рий языка перевода Вожела. Лишь Расин удостоился raj же чести. 11
Не без влияния Франции переводы Курция стали появля?. п в других странах, в том числе в России. На титульном л к* первого русского издания значилось: «Книга Квинта КурВДц* .челах содеянных Александра Великого царя македонского, J реведена повелением царского величества с латинского язи па российский лета 1709 и напечатана в Москве того же ле^' чктоврии месяце». Таким образом, инициатором издания Петр Первый. В середине XVIII в. известный ученый и писа^ /гепан Крашенинников выпустил свой новый перевод, э'-\\} переиздававшийся. Об этой работе Н. М. Карамзин писал ^ о переводе «совершенном и классическом», который «и тен^ имеет цену свою, по крайней мере в сравнении с другими тм| подами латинских авторов». Квинт Курций Руф, таким о'..
зом, внес свою лепту в развитие не только французского, но и русского литературного языка.
Комментирование Курция, начатое еще в XVI столетии, успешно продолжалось в прошлом веке. Появлялись новые издания, в том числе критические, научные переводы, полный словарь к тексту «История Александра Македонского». Отрывки из нее регулярно помещались в латинских хрестоматиях. Книга стала предметом монографического исследования Доссона. Однако оценка Курция заметно менялась. Развитие критического метода исследования способствовало дискредитации его как историка, а изменение литературных вкусов привело к тому, что о нем стали отзываться с пренебрежением. Его стали называть дилетантом, который интересуется вовсе не предметом, а лишь тем, какое он производит впечатление на публику. С точки зрения Вилламовиц-Меллендорфа, это сочинение — просто легкое чтение, а по мнению Э. Шварца, само по себе оно вовсе не заслуживает серьезного отношения. Немецкие антиковеды конца XIX ~ начала XX в. были заняты главным образом вопросом о том, как расчленить «Историю Александра Македонского» на части и найти те эллинистические источники, из которых механически заимствуется каждый фрагмент. Основную часть «Истории Александра» приписывали Клитарху, а отрицательные характеристики македонского царя считали восходящими к Тимагену. На все это было затрачено много труда и остроумия, однако изучение собственно текста как целого таким образом вряд ли серьезно продвинулось вперед.
