— Лихо не оставляет в покое Грузию из-за ее безрассудных сынов! — воскликнул немолодой эристави Иванэ Палаванди.
— Не спеши оплакивать Грузию, эристави, почем фунт лиха — это мы вскоре узнаем.
— Почему, с какой целью мы должны терпеть эти оскорбления и унижения? — не унимался Палаванди.
А Саурмаг Павнели ровным голосом спокойно продолжал:
— И я о том же толкую! Мы на многое закрывали глаза, а теперь, Абуласан, ты хочешь, чтобы мы молча проглотили и то, что ты посылаешь Занкана к будущему мужу нашей царицы?! Что должен сказать Занкан русскому княжичу? Я, мол, иудей, устрою твой брак с царицей Грузии? Неужели мы так низко пали, что среди нас, грузин, не нашлось мудрого человека, которого мы могли бы послать в страну половцев? — Саурмаг оглядел своих сторонников. — Мы, меньшинство царского дарбази, требуем ответа у Абуласана! — Он опустился в кресло с видом человека, выполнившего свой долг.
— Почему? Зачем? Ответь нам, Абуласан! — поддержал его Тарханисдзе.
— Потому что иудей наш брат! — спокойно ответил им Парнавазисдзе.
— Согласен, иудей — наш брат! Но замужество царицы Грузии — дело грузин, — возразил Тарханисдзе.
Занкан вскинул голову, оглядел взволнованных членов дарбази. «Зачем Абуласан вовлек меня в этот раздор? Наверняка что-то задумал, не иначе! Но что? Что замыслил амир? Он ведь наверняка знал — избери он меня единственным посланником, члены дарбази непременно восстанут против этого! И все же избрал, не побоялся их гнева. А это значит, что… это значит, что… он надеется одержать еще более крупную победу, но какую?»
Глаза Абуласана горели торжеством, было очевидно, что это гудящее, растревоженное собрание представлялось ему жалким сбродом. Наконец, погасив испепеляющий взгляд, он сказал:
— Вот вам мой ответ: первое, если задумаетесь, может быть, поймете, почему вы — меньшинство, а мы — большинство. Что мне вам сказать, как ободрить, если иудея вы считаете чужаком и забываете, что наши цари — Багратиони, наша солнцеликая Тамар — прямые потомки Давида и Соломона. И вы гневаетесь из-за того, что мы посылаем иудея устраивать будущее отпрыска Давида и Соломона! Второе, как вы не понимаете, уважаемые члены дарбази, в страну половцев должен отправиться один человек, дабы никто не догадался о цели его путешествия. Занкан же постоянно ездит в разные страны, и никто не заподозрит об истинной его миссии, иначе до приезда Юрия Боголюбского у нас не будет отбоя от предложений со стороны женихов — очень многие хотят стать мужем солнцеликой Тамар. А вы, уважаемые члены дарбази, должны понимать, что значит отказать потенциальным женихам из соседних ханств или султанатов. — Абуласан воздел правую руку и продолжил окрепшим голосом: — За будущим мужем царицы Грузии Тамар отправится известный купец Занкан Зорабабели — иудей по вероисповеданию, духом истинный грузин, потомок Давида и Соломона, верный слуга престола Багратиони. Такова воля царского дарбази Грузии. Этого требуют интересы Грузии! — Абуласан повернулся к Занкану: — Зорабабели! Царский дарбази обязует тебя, немедля, в течение этой недели отправиться в путь!
Саурмаг спокойно, даже с некоторым удовлетворением смотрел на Абуласана. По всей видимости, он согласился со своим врагом. Почему?
Спокойствие Саурмага встревожило Занкана.
Ничто не могло отменить этого решения. Супругом царицы Тамар станет Юрий Боголюбский — сын князя Андрея. Судьба предопределила в мужья для Тамар Юрия, как Тумиани для Тамты и Амирани для Хорашан.
Вечер подходил к концу. Закатное солнце ласково прощалось с миром.
Занкан возвращался домой, но все его мысли были о только что завершившемся царском дарбази: пока замысел Абуласана не станет для него ясным, он будет чувствовать себя слепцом, ощупью продвигающимся вперед. Перед сражением с филистимлянами, расположившимися в долине Рефаим, царь Давид вопросил Господа: идти ли ему против филистимлян, предаст ли он их в его руки. «А я нахожусь в Петхаине, — думал Занкан, — как мне спросить Господа, одержу ли я победу в этом деле? А если даже спрошу, сочтет ли он меня достойным ответа?!»
Солнце почти зашло. Занкан молча, про себя молил Господа: «Помоги, Создатель, укажи верный путь, чтобы не опозориться мне перед миром!»
Вот о чем мечтал грузи некий еврей, а из головы у него не шла призывавшая к величайшей осторожности картина: вальяжно развалившийся в кресле Саурмаг с выражением безмятежности на лице.
А потом сумерки поглотили солнечные лучи. Занкан отправился в синагогу — наступало время вечерней молитвы.
Сон
Было утро воскресенья, когда Занкан отправился в страну половцев. (Повара на рассвете выехали за город, чтобы встретить хозяина в доме на берегу Арагви.) Естественно, Занкан не сказал Иохабед, куда и с какой целью едет — замужество царицы Тамар было строго засекречено.
До отъезда из Тбилиси Занкану надо было завершить несколько важных дел — ждало своей отправки в Константинополь судно. На следующей неделе у Занкана была запланирована поездка в Персию для переговоров с тамошними купцами — их интересовала родниковая вода Грузии. (Вот так-то: когда страна без хозяина, соседи посылают туда войско и, размахивая саблями, берут все, что можно взять, но если у страны есть властитель, желаемое получают при посредстве купцов, что приносит большую прибыль казне.) Занкан послал в Исфахан человека с извинениями, прося купцов отложить переговоры на несколько месяцев. И все это время какая-то мысль ускользала от него, он никак не мог уцепиться за нее — другие мысли вытесняли ее. По этой же причине он до сих пор не уяснил себе, почему для блага Грузии требовалось, чтобы именно он, Занкан, отправился к половцам с этой политической миссией и почему Саурмаг проявил такую покладистость.
Занкан полагал, что в дороге разберется в хитросплетениях Абуласанова плана, но только он тронулся в путь, как за ним разревевшимся ребенком увязалась мысль о Бачеве. «Ей уже шестнадцать, давно замуж пора, ее мать Иохабед в пятнадцать лет стояла под хупой»[14], — думал он, перебирая в памяти тбилисских юношей, но ни один из них, на его взгляд, не годился ему в зятья. «Как только вернусь, съезжу в Кизики[15], надо познакомиться с сурамскими евреями. В Крцхловани растут крепконогие ребята. Быть не может, чтобы там не нашлось одного порядочного парня». Уйдя в свои мысли, он даже не заметил, как миновал окрестности Тбилиси, места первого поселения евреев: Занави, Мцхета, Херки, Хуриатубани. К дому на берегу Арагви он подъехал к вечеру. Лучи огромного ярко-оранжевого солнца пронизали крону деревьев, ложились на проселки и, отражаясь от поверхности реки, преображали окрестности.
Занкан отказался от еды. Сказал Иакобу, что восход солнца они должны встретить у источника, и отправился спать.
Долго не мог заснуть, слушал шум реки, рокот ее волн. Под конец уснул — над Арагвиспири уже ярко сияли звезды.
Уставший с дороги, утомленный грохотом реки Занкан видит сон: Бачева входит в море, она удаляется от берега на большое расстояние, но вода ей по колено. Она смеется, время от времени убыстряет шаг, почти бежит, как будто находится не в воде, а на суше — смеется, бегает, кружится, но вода не поднимается выше колен. Но кто это несется за ней? Какая-то женщина?! Это ведь Эстер! Почему она гонится за ней по пятам? Как молодо выглядит Эстер! Как она похорошела! Нахмурив лоб, Эстер зовет Бачеву, а Бачева, хохоча, убегает от нее! Она не слышит Эстер. Да, Эстер вообще не слышно — она открывает рот, по тому, как напрягаются жилы у нее на шее, видно, что она кричит, но голоса не слышно. Эстер, Эстер! Что сделало тебя такой красивой, почему ты так расцвела, Эстер?! Женщины обычно хорошеют, когда у них появляется любимый. Эстер смущенно улыбается, наклоняет голову, потом снова бежит за Бачевой. Бачева убегает, не слышит ее зова, пару раз даже машет ей рукой. Эстер останавливается. В чем дело, устала? О, как бьется у нее сердце!.. Бачева хохочет. Бежит от нее, заливаясь смехом. Ее не волнует состояние Эстер. «Какая ты красивая, Эстер, почему ты так похорошела?» Эстер стоит, не шевелясь, а Занкан со своим ложем погружается в воду. Эстер не трогается с места, неужели она не видит, что Занкан тонет? «Эстер, Эстер, помоги мне! Где Бачева? К чему тебе эта красота, Эстер, когда вода уже по горло!» А вот и Бачева, оказывается, это она налегает на ложе Занкана. Какая сильная девочка! Именно она топит ложе отца! «Баче, дочка, что ты делаешь?»