– Дуг! – крикнул, побледнев, Том в сторону шатра, помоста и банок с невиданными уродцами. – Осторожней там, Дуг! Будь начеку!

Ринувшись было следом, он обхватил себя за локти, чтобы унять дрожь, заскрипел зубами и остался стоять – наполовину в ночи, наполовину при свете дня.

Аппоматокс[16]

Почему-то весь городок заполонили девчонки: они то бегали, то чинно прогуливались, то скрывались в дверях, то выскакивали на улицу, толкались в дешевом магазинчике, сидели, болтая ногами, у стойки с газировкой, отражались в зеркалах и витринах, ступали на проезжую часть и поднимались на тротуар, и все как на подбор вопреки осени пестрели яркими платьицами, и все как одна – ну ладно, не все, но почти все – подставляли волосы ветру, и все опускали глаза, чтобы проследить, куда направятся их туфельки.

Это девчоночье нашествие приключилось нежданно-негаданно, и Дуглас, шагавший по городу, как по зеркальному лабиринту, оказался почему-то вблизи оврага, начал продираться сквозь джунгли кустарников и только теперь понял, куда его занесло. С верхушки косогора ему мерещился озерный берег, песок и шатер с вопросительным знаком.

Он пошел куда глаза глядят и необъяснимыми путями забрел в палисадник мистера Квотермейна, где остановился как вкопанный и стал ждать неизвестно чего.

Квотермейн, почти невидимый на затененной веранде, подался вперед в кресле-качалке; заскрипело плетеное сиденье, заскрипели кости. Некоторое время старик смотрел в одну сторону, а мальчик в другую, пока они не встретились взглядом.

– Дуглас Сполдинг? – уточнил Квотермейн.

– Мистер Квотермейн? – уточнил мальчик. Как будто никогда прежде не встречались.

– Дуглас Сполдинг. – На сей раз это было подтверждение, а не вопрос. – Дуглас Хинкстон Сполдинг.

– Сэр. – Мальчик тоже подтверждал, а не спрашивал. – Мистер Келвин Си Квотермейн. – И добавил для верности: – Сэр.

– Так и будешь стоять посреди лужайки?

Дуглас удивился.

– Не знаю.

– Почему бы тебе не подойти поближе? – спросил Квотермейн.

– Мне домой пора, – сказал Дуглас.

– К чему такая спешка? Давай-ка сочтемся славой, освежим в памяти, как науськивали бойцовых псов, как сеяли панику в стане врага – нам ведь есть что вспомнить.

Дуглас еле удержался от смеха, но поймал себя на том, что не отваживается сделать первый шаг.

– Смотри сюда, – сказал Квотермейн, – вот я сейчас зубы выну и тогда уж точно тебя не укушу.

Он притворился, будто вытаскивает изо рта вставные челюсти, но вскоре оставил эту затею, потому что Дуглас уже оказался на первой ступеньке, потом на второй и наконец ступил на веранду, а там старик кивком указал на свободное кресло-качалку.

После чего случилась удивительная вещь. Как только Дуглас опустился в кресло, дощатый настил веранды чуток просел под его весом, буквально на полдюйма.

Одновременно с этим мистер Квотермейн почувствовал, как плетеное сиденье приподнялось под ним на те же полдюйма!

А дальше Квотермейн устроился поудобней, и настил просел уже под его креслом.

В тот же миг кресло Дугласа беззвучно поползло вверх, этак на четверть дюйма.

Так и получилось, что каждый из них каким-то чутьем, каким-то полусознанием догадался, что они качаются на противоположных концах невидимой доски, которая в такт их неспешной беседе ходит вверх-вниз, вверх-вниз; сначала опускался Дуглас, а Квотермейна малость поднимало вверх, потом снижался Квотермейн, а Дуглас незаметно приподнимался – раз-два, выше-ниже, плавно-плавно.

Вот в ласковом воздухе умирающего лета оказался Квотермейн, а через мгновение – Дуглас.

– Сэр?

– Да, сынок?

А ведь раньше он меня так не называл, подумал Дуглас и с капелькой сочувствия отметил, как потеплело стариковское лицо.

Квотермейн склонился вперед.

– Пока ты не засыпал меня вопросами, дай-ка я у тебя у тебя кое-что выясню.

– Да, сэр?

Старик понизил голос и выдохнул:

– Тебе сколько лет?

Этот выдох проник сквозь губы Дугласа.

– М-м-м… восемьдесят один?

– Что?!

– Ну, не знаю. Примерно так. Точней не скажу.

Помолчав, Дуглас решился:

– А вам, сэр?

– Однако… – протянул Квотермейн.

– Сэр?

– Хорошо, давай навскидку. Двенадцать?

– Сэр?!

– Не лучше ли сказать, тринадцать?

– В точку, сэр! Вверх-вниз.

– Дуглас, – заговорил наконец Квотермейн. – Вот объясни. Что это за штука – жизнь?

– Ничего себе! – вскричал Дуглас. – Я то же самое у вас хотел спросить!

Квотермейн откинулся назад.

– Давай немного покачаемся.

А качели – ни туда ни сюда. Остановились – и как заколодило.

– Лето нынче затянулось, – проговорил старик.

– Я думал, ему конца не будет, – подтвердил Дуглас.

– Оно и не кончается. До поры до времени, – сказал Квотермейн.

Потянувшись к столику, он нащупал кувшин с лимонадом, наполнил стакан и передал Дугласу. Тот чинно сделал небольшой глоток. Квотермейн прокашлялся и стал изучать собственные руки.

– Аппоматокс, – произнес он.

Дуглас не понял:

– Сэр?

Квотермейн оглядел перила крыльца, ящики с кустами герани и плетеные кресла, в которых сидели они с мальчиком.

– Аппоматокс. Не доводилось слышать?

– В школе вроде бы проходили.

– Как узнать, кто из них ты и кто – я? Это важно.

– Из кого «из них», сэр?

– Из двух генералов, Дуг. Ли и Грант. Грант и Ли. У тебя какого цвета военная форма?

Дуглас оглядел свои рукава, штанины, башмаки.

– Стало быть, ответа нет, – заметил Квотермейн.

– Нет, сэр.

– Давно это было. Двое усталых, немолодых генералов. При Аппоматоксе.

– Да, сэр.

– Итак. – Кел Квотермейн наклонился вперед, поскрипывая тростниковыми костями. – Что ты хочешь узнать?

– Все, – выпалил Дуглас.

– Все? – Квотермейн хмыкнул себе под нос. – На это потребуется аж десять минут, никак не меньше.

– А если хоть что-нибудь? – спросил Дуглас.

– Хоть что-нибудь? Одну, конкретную вещь? Ну, ты загнул, Дуглас, для этого и всей жизни не хватит. Я довольно много размышлял на эту тему. «Все» с необычайной легкостью слетает у меня с языка. Другое дело «что-нибудь»! «Что-нибудь»! Пока разжуешь, челюсть вывихнешь. Так что давай-ка лучше побеседуем обо «всем», а там видно будет. Когда ты разговоришься и вычислишь одну-единственную, особенную, неизменную сущность, которая пребудет вечно, сразу дай мне знать. Обещаешь?

– Обещаю.

– Итак, где мы остановились? Жизнь? Это, между прочим, тема из разряда «все». Хочешь узнать о жизни все?

Дуглас кивнул и потупился.

– Тогда наберись терпения.

Подняв глаза, Дуглас припечатал Квотермейна таким взглядом, в котором соединились терпение неба и терпение времени.

– Что ж, для начала… – Он умолк и потянулся за пустым стаканом Дугласа. – …освежись-ка, сынок.

Стакан наполнился лимонадом. Дуглас не заставил себя упрашивать.

– Жизнь, – повторил старик и что-то зашептал, забормотал, потом снова зашептал.

Среди ночи Келвина Квотермейна разбудил чей-то возглас или зов.

Кто же мог подать голос? Никто и ничто.

Он посмотрел в окно на круглый лик башенных часов и почти услышал, как они прочищают горло, чтобы возвестить: три часа.

– Кто здесь? – выкрикнул Квотермейн в ночную прохладу.

Это я.

– Неужели опять ты? – Приподняв голову, Квотермейн посмотрел сначала налево, потом направо.

Да я, кто ж еще. Узнаешь?

И тут его взгляд скользнул вниз по одеялу.

Даже не протянув руку, чтобы удостовериться на ощупь, Квотермейн уже понял: его старинный дружок тут как тут. Правда, на последнем издыхании, но все же он самый.

Не было нужды отрывать голову от подушки и разглядывать скромный бугорок, возникший под одеялом пониже пупа, между ног. Так только, одно биение сердца, один удар пульса, потерянный отросток, призрак плоти. Однако все чин-чином.