Я пристально глядел в её мокрое лицо и из глаз моих потекли слёзы.

— Так, значит, это ты — моя мама? — вымолвил я.

Ева ничего не ответила, продолжая с грустью глядеть на меня.

— Я спрашиваю: ты — моя мама?

— Это твой третий вопрос, Роман… — ответила она.

Затем подошла ближе и, поцеловав меня в щёку, произнесла:

— И ты уже сам знаешь на него ответ.

Сделав шаг назад, она подняла на меня свои глаза и прошептала:

— Прощай.

— Нет! — Я резко схватил её за руку. — Нет, только не уходи! Останься!

— Отпусти, Роман… Мне больно…

— Нет! Теперь я никогда тебя не отпущу!

— Я должна уйти… Ты должен отпустить меня. Пришло время петь твоим слезам. Допой вместе с ними эту песню до конца.

— Я не отпущу! Нет! Я хочу быть всегда с тобой!

Ева, плача, старалась выбраться из моей крепкой хватки.

— Твоё время пришло, Роман!.. — кричала она. — Пойми это!.. Дождь пришёл за тобой! — И от бессилия она принялась ударять меня руками по лицу.

В это время, я заметил, вода уже начала стекать в яму. Ещё немного — и остров полностью исчезнет. От этого я ещё сильнее схватил Еву за руку. Она — последнее, что у меня было… И отпусти я её — остался бы один на один со своей смертью.

Ева, отчаянно пытаясь вырваться, воткнула палец в мой левый глаз. Я закричал от боли. В это время она укусила мою руку, державшую её, и освободилась. Поскольку бежать было уже некуда, она обогнула яму и замерла на другой стороне.

Я тут же кинулся за ней, но вдруг обо что-то споткнулся и упал. Взглянув себе под ноги, я поледенел.

Тело.

Мёртвая девушка в белом платье.

Виктория…

Она смиренно лежала у ямы, точно как в тот день после морга. Вода постепенно окутывала её.

— Нет… — выдохнул я, судорожно отползая от неё. — Нет… нет… нет…

Я с трудом поднялся на ноги и бросился вдоль ямы за Евой. Она в страхе убегала от меня. Из-за сильной боли в левом глазу и прихрамывания после падения у меня не получалось её догнать. Не получалось ухватиться за последнюю ниточку в этом хаосе… Погоня напоминала нескончаемый круговорот. Труп Виктории по-прежнему лежал на этом пути, и его постоянно приходилось опасливо оббегать.

Вскоре я остановился. Согнувшись, глотал воздух. Меня и Еву разделяло около двух метров глубокой ямы. Я поднял голову и посмотрел на неё. На мою маму…

Была не была.

И, чтобы не терять времени, прыгнул без разбега. Нога в самый последний момент соскользнула, и прыжок не получился. Я врезался грудью в самый край ямы и, сощурившись от боли, повис на локтях.

Ева осторожно приблизилась ко мне. Я с трудом различал её лицо сквозь дождевые струи. Присев на колени, она произнесла:

— Время отдавать долги…

— Нет! Нет… Дай мне руку! Дай мне руку, Мам… Пожалуйста… Мама… помоги же мне! Я сейчас упаду!

Несколько секунд она напряжённо глядела на меня. Затем протянула руку. Я ухватился за неё, и мне удалось выбраться.

Громко откашливаясь и держась за грудь, по которой словно проехал поезд, я снова посмотрел на неё.

— Останься… — еле дыша, выговорил я. — Прошу, не оставляй… Только не оставляй… Мне одному плохо, пойми.

Ева, плача и дрожа, неуверенно шагнула ко мне. Я не шевелился, продолжая откашливаться. Я почувствовал у себя на голове её ладонь. Она подошла ещё ближе. И аккуратно приподняв мою голову, посмотрела мне в глаза.

— Прости меня, Роман…

И крепко обняла меня.

Я заплакал.

— Мама…

Сжимая руки за её спиной, я плакал и целовал её лицо.

Затем она чуть отступила и, взглянув мне в глаза, прошептала:

— Прости меня, сынок…

И в следующее мгновение что-то произошло.

Я падал.

Приземлившись на дно ямы, моё тело тут же парализовало. От случившегося я даже не успел вскрикнуть от боли.

— Что… ты… дела…ешь… — хотел сказать я, но голос срывался. — Зачем?.. Не ухо…ди. Только не ухо…ди, про…шу. Не… делай этого сно…ва! Останься!..

Слёзы лились из моих глаз. Я не мог ничем пошевелить. И вскоре ощутил, как по лицу течёт что-то кроме воды. Что-то тёплое и густое. Кровь.

С землёй вокруг меня тоже стало что-то происходить. Из неё начали выползать огромные черви. Нет, не черви. Руки. Человеческие чёрные руки прорастали из почвы и обвивали меня, словно те самые черви, и до боли, ледяной хваткой стягивали всё тело. Я принялся извиваться, безуспешно пытаясь сбросить их с себя. Когда я с трудом повернул голову на несколько сантиметров, то осознал, что лежу в яме не один.

Виктория.

Её застывший бескровный труп лежал рядом со мной. Лицом к лицу. Широко раскрытые глаза были направлены прямо на меня.

— Мама… — задрожали мои губы. — Мама… Вер…нись… Я умоляю… Не ос…тавляй меня одного, не ос…тавляй… Умоляю, вер…нись!..

Но наверху никого не было.

И я понял, что это конец.

Вода всё пребывала, обильно наполняя яму. А я не мог даже пошевелить рукой. Лишь из последних сил пытался кричать. Но грохот падающей воды и раскаты грома глушили все мои звуки на корню.

Нет.

Так не может всё закончиться.

НЕТ!!!

— Мама!.. — прохрипел я, рыдая. — МАМА!

Обвивающие чёрные руки уже разрывали меня. Они пробились в моё тело, разорвав плоть, и теперь перебирали ледяными пальцами и сдавливали внутренние органы. От боли я начинал терять сознание…

Вдруг перед глазами, где-то наверху, что мелькнуло. Бабочка. Моя бабочка… Она летала передо мной и, пожалуй, была единственной, что я ещё различал. Всё остальное смешалось в один Громыхающий Титанический Конец. И вот лишь эта крошечная бабочка, живая, размахивающая крылышками, порхала надо мной, словно последняя поддержка…

Прощай, бабочка.

Мы с тобой слишком черны для этого мира. Мы слишком другие. Наверное, сюда мы попали по какой-то ошибке. Но это не важно. Важно, что мы всегда можем с этим что-то сделать. А именно — уйти.

Прощай.

Прольём последние слёзы. Все. До конца. И будет после нас водная бездна. Эйрена. Мир, поглощённый водой… И не останется ни малейшего осколка, лоскутка памяти, напоминавшего о нас с тобой. Мы с тобой конечны, как размеры этого островка. И однажды всё заканчивается. Всё. Вот и наша с тобой очередь подоспела.

Прощай, бабочка.

Мы с тобой слишком невозможны для этого мира. А может, это он сам невозможен для нас. Но сейчас нет смысла более об этом рассуждать.

Воды всё больше. Остров погибает. Мой личный Эдем… Он тонет. И забирает с собой всё, что было. Всё.

Пришло время отдать долги.

Я готов…

Готов.

Прости меня, Виктория.

Умоляю, прости меня. Если бы ты знала, как я раскаиваюсь, если бы ты только знала…

И моя мама — она тоже раскаивалась с такой же силой. Теперь я это понимаю. Но только… она не смогла простить себя.

Значит, я сам…

Я прощаю тебя, Мама.

Мам, слышишь? Я люблю и прощаю тебя. Я не держу на тебя зла — и отпускаю тебя.

Я прощаю планету Земля, какой бы она ни была.

Я прощаю всю-всю Вселенную.

И самое главное…

Я прощаю самого себя.

…Земля подо мной задрожала. Я чувствовал, как она пришла в движение, передавая его мне. Холодная вода всё топила яму, но я был уверен, это не она поднимает меня.

Кажется, сама земля выталкивала меня вверх…

Я чувствовал невыносимую боль в спине. Чувствовал, как кровь течёт по всему лицу и затекает в рот. Как на глазах больно разбиваются огромные дождевые капли. И всё это — в сопровождении страшнейшего громыхания, доносившегося откуда-то из недр земли…