Зак неожиданно протянул руку и коснулся ее шеи. Провел пальцами по коже, затем без всяких церемоний сдвинул в сторону ворот халата и обнажил ее левое плечо. Кэт, вздрогнув, повернулась к нему.

- Что я здесь вижу? – проговорил он металлическим голосом.

Кэт тоже посмотрела на свое плечо и тоже увидела. Там отчетливо темнел большой синяк. Зак ловкими, твердыми пальцами взял ее за подбородок, повернул к себе ее голову. Внимательно осмотрел припухшие губы, осунувшееся лицо. Прищурившись, заглянул в глаза.

- Подонок тебя изнасиловал, – заключил он со злом, – И не ври, что этого не было.

- Зак… , – он высвободилась из его пальцев, натянула халат на плечо, – не надо…

- Ты собираешься это так оставить? Отсидеться? Я тебе не позволю. Не дури, Кэт! Собирайся, и поехали в полицию, немедленно. Он за все ответит. Бежать и отнекиваться не будет. Сам мне сказал, что примет любое твое решение!

- Что? – Кэт приподняла ресницы, – повтори еще раз.

- Примет любое твое решение, – процедил сквозь зубы Зак. – А что удивительного?

- Зак, – она посмотрела на него измученно, – ты же прекрасно понимаешь, что я не пойду в полицию. Я не стану на него заявлять. Верно это или нет, мне все равно….

- Почему?

- Потому, что я сама во всем виновата, – горько выдавила Кэт, кривя губы так, словно ей приходилось сдерживать рыдания, – Я сама его спровоцировала. Сознательно. Довела его до предела, дожала. Я хотела, чтобы он ревновал, чтобы проявил хоть какие-то эмоции. Вот и получила то, что хотела.

- Ты серьезно? – с тревогой спросил друг. – Ты просто в шоке, Кэт. Не понимаешь, что говоришь…

- Он не бил меня, – перебила его девушка. Она глядела сквозь Зака, зрачки ее золотистых глаз были совершенно неподвижны, словно заморожены, – Ни разу не ударил. Только схватил за плечи – оттуда и синяки. Ты говоришь, изнасиловал. А я не знаю, Зак, что это было. Насилие ли? Нет, думаю, нет… Сама хотела…

- Я тебя просто не узнаю, Кэт, – Зак положил руку ей на плечо, – Вас обоих словно подменили. Что с вами произошло с тех пор, как мы виделись в последний раз? Объясни мне! Я не знаю, что Джерард за человек, да и не интересно мне это, честно говоря. Он винит себя, раскаивается, испуган за тебя до смерти. Его я могу понять. А вот тебя нет. Никогда бы не подумал, что ты позволишь так с собой обращаться. Почему, Кэт?

- Потому что я люблю его, Зак, – прошептала девушка, – Не могу без него. Как я уйду? Не сейчас. Я должна убедиться, что он в порядке. Мне нужно увидеть его и…

- Ты в своем уме? – грубо перебил ее Зак. – Я видел только последствия вашей разборки! Я мужчина – не из робких, но даже мне стало не по себе. Человек в здравом рассудке такого не сделает! Ты не забывай, Кэт, я врач неотложки, чего я только не повидал. По определению, ты не должна была выжить. Где гарантия, что вернувшись домой, он не закончит начатое?

- Ты плохо услышал, – она поднялась с кровати, отошла к зеркалу, безучастно взглянула на свое отражение, приподняв точеный подбородок, будто смотрела не на себя, а на кого-то чужого. Молодой врач наблюдал за Кэт со смешанными чувствами. Эта красавица может заполучить любого мужчину. Вместо этого, сидит и, как преданная собака, дожидается какого-то психа. Что за бред? Она повернулась к нему. – Никуда я не пойду, сказала же. Только попрошу тебя об одолжении.

- Конечно, Кэт,- кивнул друг, – что угодно.

- Не говори ничего Сэму. Он не оставит это без внимания. Не захочет понять. Ты знаешь его. Вцепится Джерри в горло при первой возможности.

- И будет прав…

Она ждала его, постоянно ощущая гнетущий надрыв в душе. Внутри, там, где находится сердце – это сосредоточение всех чувств и эмоций, куда стекаются со всего тела нервные импульсы и переплавляются в жидкую магму, либо закручиваются в холодный тугой ком, где все думы, сны, мечты, догадки бьются с надсадным стуком о грудную клетку, там было все разворочено, опустошено. Она не спускалась вниз, в гостиную – страшно. Лишь разок, день, наверное, на второй, когда от голода начало мутить, пробралась к холодильнику через развалины мебели и навалы стекла. Собрала все, что еще можно было есть – йогурты, шоколад, сок, не успевшие испортится фрукты. Вернулась наверх, по пути заметив и прихватив свою сумку.

Ей звонили, но Кэт не брала трубку. Это был Зак: естественно, друг волнуется. Разок позвонила мама, после нее Адель. Звонки, скорее всего, дежурные. Они просто хотели узнать, как дела. Всем Кэт выслала смс с одним и тем же текстом «Очень занята на работе, позже перезвоню. Целую, люблю, у меня все ок»! С работы, кстати, тоже звонили. Жозефин, Артур. Еще на экране мобильника высвечивались номера, которых она не знала. Этим она не отвечала. Единственного номера не было. Джерри. А она ждала, боялась отключить телефон совсем.

Часы перетекали в дни. Порой ей становилось даже смешно от собственного ожидания. От того, как она ждала. Сидела на кровати, поджав ноги и натянув на колени халат, либо сворачивалась калачиком в кресле, и боялась пошевелиться. Дышать боялась. Словно спугнет его этим. Боялась выйти в ванную комнату. Только мобильник в ледяных и мокрых от волнения ладонях. Сжимала его и вздрагивала, как от удара током, едва заслышав телефонный звонок. А поняв, что звонит не он, принималась хохотать, дико, неистово, захлебываясь своим смехом, который переходил в рыдания. Истерика сменялась апатией. Кэт забывалась, отдавалась на волю мыслей, плыла по ним отрешенно, словно щепка по реке.

«Он не идет сюда, потому что я здесь. Не хочет видеть меня. Я мешаю ему. Он не возвращается потому, что хочет дать мне достаточно времени. Чтобы осмыслила все им сказанное и убралась, наконец, из его жизни навсегда. Так какого черта я жду? Мне, что, в первой уходить от него? Ведь это уже было. Я уходила из той нижней комнаты, куда он таскает всех своих баб, убегала в Даллас, словно оплеванная. Или нет, даже хуже в тысячу раз! Смешанная с грязью, такая же девка для него, как все остальные. Кем я себя возомнила? Любимой и единственной? Ха-ха-ха-ха…. Что меня здесь держит? Какого дьявола я тут разлеглась? Я все еще надеюсь на что-то, идиотка. Не хочу верить, что это конец».

«Правда, не хочу, – призналась себе Кэт, – я ведь чувствую его прикосновения. Слышу голос его, словно живой, шепчущий мне эти слова…Я придавлена им, прижата к полу, он надо мной, его бледное, искаженное лицо, а я наслаждаюсь его грубостью, словно это самая изысканная ласка, знаю, что убьет, и пусть, пусть, лишь бы не прекращал этой пытки, лишь бы продолжал шептать – ты моя, Кэт, тебя не забрать у меня никому».

Проспав в пустой кровати ночи три, и потеряв окончательно ощущение времени, однажды, совершенно машинально она начала рыться в своей сумке. Сама не поняла, зачем. Наверное, чтобы руки занять. Отыскала золотой телефон, подаренный Самиром. Раскрыла, уставившись на жидкокристаллический экран и две кнопки под ним – изумрудную и рубиновую.

«Нажму, – подумала Кэт, – и он приедет ко мне, я точно знаю. Примчится, где бы ни находился. Примет меня любую, не задав ни единого вопроса. Все поймет, но не упрекнет никогда. Великодушный. Безответно влюбленный».

«Нет, – Кэт захлопнула телефон, – именно поэтому я ему не позвоню. Не имею права».

На четвертый день, отстрадав мучительные часы внутренних терзаний, Кэт снова погрузилась в безразличное оцепенение. Сидя на кровати наблюдала, как надвигаются сумерки, и вдруг неожиданно для себя самой приняла решение.

- Ухожу, – сказала она вслух. Почувствовав резкий прилив энергии, поднялась, – больше здесь ждать нечего.

И стала спокойно, с абсолютно пустой головой собирать сумку. Правда, через какое-то время измотанное бессонницей и недоеданием тело ее предало. Руки начали трястись, как у старухи, больной Паркинсоном. Разболелась голова, Кэт стала хуже видеть. Пришлось сходить в ванную комнату, выпить успокоительное. Таблетка подействовала быстро, эффект был более чем ощутим. Желая переодеться, Кэт скинула халат и как-то резко лишилась сил. Прилегла на кровать, ощущая, что ноги ее больше не держат. Закуталась в покрывало. Не прошло и минуты, как девушка провалилась в глубокий сон.