Итак, Глеб, в отличие от Нины, был абсолютно здоров, и единственное, на что он мог пожаловаться, – это на похмельный синдром, который иногда у него случался, если накануне приходилось перебрать лишнего… Поэтому он, как среднестатистический здоровый мужчина, в медицине не разбирался вообще. Обо всяких врачебных делах он знал только из лаконичных рассказов жены.
«Голова болит. И сердце!» – вырвалось сегодня у Нины в телефонном разговоре.
Это была ее привычная жалоба. Если бы Глеб захотел подробностей (как болит, где, лечится ли это?), то Нина, как всегда, отшутилась бы, перевела разговор на другую тему. Такое уже было, и не раз…
«Почему Нина все время пытается оградить меня от плохого, не дает помочь ей? Чего она боится? Я ведь способен поддержать ее, пройти вместе с ней этот тяжелый путь… Наверное, она видит, как я отношусь к докторам и медицине, но это же не значит, что я не способен быть рядом с ней во время лечения!»
Желание Нины оградить Глеба от того, чтобы он вник в ее медицинские проблемы, – похвально и трогательно. Редкие из жен ведут себя столь самоотверженно и мудро. «Но, блин, не доводить же все до абсурда! – вдруг взбесился Глеб. – Эта ее скрытность… Неужели Нинка меня совсем за слабака считает?! Все, пора с этим кончать… И я тоже хорош… Надо было раньше со всем этим разобраться! Сейчас поеду к Светке, найду там Нину и скажу ей: «Нина, ничего от меня не скрывай. Говори, как есть. Теперь ты по врачам будешь только со мной ходить!»
Глеб сел в машину и направился снова в город.
По дороге ему в голову пришла очередная мысль: возможно, ситуация со здоровьем у Нины не так страшна. Просто она, наверное, отважилась на какую-нибудь зверскую операцию – ради того, чтобы у них с Глебом наконец родился ребенок. И чтобы не расстраивать мужа кровавыми подробностями, решила этот факт скрыть.
«Дурочка! Идет на пытки, лишь бы угодить мне… Ох, какая дурочка… К черту детей. Так ей и скажу. Проживем без них. Сироту из детского дома возьмем, если ей так приспичило…» От раздражения и нежности к жене Глеба буквально трясло, ему не терпелось увидеть Нину. Он уже не помнил ни о чем другом.
…Света Злобина жила в большом многоквартирном доме, в одном из новых районов Москвы – как раз по пути.
Глеб слегка заплутал среди одинаковых кварталов (он с Ниной был в гостях у Светы всего пару раз), но потом увидел небольшую церковку, выкрашенную в ярко-малиновый цвет, – она являлась ориентиром… Значит, здесь.
Также по памяти Глеб нашел подъезд, поднялся на последний этаж. Слева… да, вот эта дверь слева – Светкина.
Глеб нажал на звонок, прислушиваясь к звукам изнутри. Тишина, потом шарканье.
– Кто там? – спросил дребезжащий старческий голос. И это несмотря на то что в двери был просверлен «глазок»… «А, ну да, у Светки же мать есть, совсем древняя старушка…»
– Здравствуйте! – громко произнес Глеб. – Я к вашей дочери, Свете… Меня зовут Глеб.
Тишина. Старушка за дверью словно уснула. Потом загремели замки, и дверь медленно отворилась. На пороге стояла маленькая сухонькая старушка, с нимбом пушистых седых волос, топорщащихся вокруг головы.
– Здравствуйте, э-э… – имени старушки Глеб решительно не помнил. Марь Петровна? Анна Федоровна? – Скажите, а Света дома?
– Вы к Свете? – пожевав губами, дребезжащим голосом произнесла старушка.
– Да, да… Я муж Нины, вы ведь Нину должны знать… Нина тоже у вас?
– Мама, кто там? – из глубин квартиры донесся голос Светки.
Старушка пожевала губами, не в силах ничего ответить. Всякое мыслительное усилие, вероятно, давалось ей с трудом.
Глеб, уже достаточно взвинченный для того, чтобы соблюдать хорошие манеры, нетерпеливо переставил старушку на другое место и прошел в квартиру. Быстро постучал, распахнул дверь, ведущую в комнату Светки…
Света Злобина, в махровом розовом халате, перетянутом поперек туловища поясом, в розовых тапочках с помпонами, поливала из лейки кактусы. Света напоминала сейчас какой-то мультяшный персонаж – розовая, круглая, перетянутая, с мочалкой из тонких светлых волос на голове, в круглых очках а-ля Гарри Поттер… и с этой смешной лейкой в руках, стилизованной под слоненка с хоботом.
У Светы было очень много кактусов, горшки с ними занимали все свободное пространство комнаты… Колючие чудовища стояли на подоконнике, на полках шкафов, теснились на специальных подставках…
Нины в комнате не было.
– Где она? – Глеб в один прыжок подскочил к Свете, схватил ее за плечи. – Говори, где она?!
Светка отреагировала как-то странно – она ни капли не удивилась появлению Глеба… безусловно, была ошарашена, но – никак не удивлена.
– Скотина, что ты делаешь! – Она попыталась ткнуть его лейкой. – Я тебе ничего не скажу!
«Я тебе ничего не скажу!» – вот так сразу, не раздумывая.
В эти мгновения Глеб совершенно отчетливо понял: Светка Злобина в курсе всех дел Нины. Светка покрывает Нину и настроена на глухую оборону. А Нина, возможно, в этот момент в какой-нибудь больнице терпит муки смертные… одна. Самоотверженная, бесстрашная, глупая его жена.
Необходимо срочно вытрясти из Светки правду.
– Нет, ты у меня все скажешь! – взревел Глеб и еще раз тряхнул Свету. Халатик на ней распахнулся. Под халатиком прятался абсолютно круглый, сливочно-белый живот Светы. Над животом – два сливочно-белых полушария размером поменьше, упакованные в ярко-красное кружево. Ниже живота были такие же ярко-красные кружевные панталоны.
На какое-то время Глеб оцепенел. Его сразил этот пунцовый, агрессивный беспредел. Старая дева Светка, оказывается, носила такое белье?..
– Хам! – Света отскочила назад, запахнула халат и завязала пояс в сложный морской узел.
– Света, я все знаю! – мрачно произнес Глеб.
– Скотина… Что ты можешь знать? – с ненавистью произнесла Света, продолжая затягивать узел на халате – так сильно, так туго, что даже косточки на пальцах побелели.
– Все. Я должен срочно увидеть Нину.
– Ха! Опомнился! Увидеть… Тебе, значит, можно, а ей нельзя! – заорала Света.
– Что ей нельзя? – быстро спросил Глеб.
– Кобелина проклятый! Все вы, мужики, такие… Сволочи! Ненавижу!
Глеб вздрогнул. Разговор принимал странный оборот.
– Что ей нельзя, а мне можно? – мрачно произнес Глеб. – Ты хочешь сказать, что у Нины кто-то есть? Да?!
На лице у Светы отразилось смятение, она сделала шаг назад, уперлась спиной в сложную композицию из кактусов, расставленную на фигурном постаменте.
– Ой… Ты спятил. Дебил. Вы все дебилы… Ха-ха… Только одно на уме! – шепотом ответила Света. – Нина – святая женщина! А ты гадости всякие думаешь…
Света Злобина еще никогда не позволяла себе подобных открытых оскорблений в адрес Глеба. Брюзжала – да, кляла весь мужской род – да, но оскорблять в лицо все-таки не решалась.
Глеб схватил Свету за волосы, подтащил ее к себе:
– Что ты себе позволяешь? А?.. Совсем обнаглела. Что ты себе позволяешь? – Он тряхнул ее.
– Пусти! – Лицо Светы исказилось от боли и ненависти. – Как ты смеешь… с женщиной…
– Ты – женщина? Ты?! Ты ведьма – вот кто ты! – засмеялся Глеб. Кажется, он совсем перестал владеть собой. – Быстро говори, где Нина!
– Я тебе ничего не скажу… Можешь пытать меня – все равно ничего не добьешься, – свистящим шепотом, сквозь град слез, произнесла Света.
Глеб отпустил ее, оттолкнул.
– Ты ходила в наш дом двадцать лет. Ты совала нос в наши дела. Ты достала меня. Все, больше ты к нам за порог не перешагнешь. Ни видеть тебя, ни слышать тебя не желаю больше.
– У Нины никого нет. Как ты мог предположить такое… – вытирая слезы, пробормотала Света.
– Тогда где она?
– Не скажу.
– Свет, я тебя как человека прошу, в последний раз…
– Не скажу! Сам спроси…
Глеб улыбнулся:
– Разве она скажет… Почему ты кобелиной меня назвала? Я, Света, ни разу жене не изменил… поди поищи других таких мужей!
– Ты врешь! Ты все врешь! Мужчины все изменяют… они не могут не изменять, – с ненавистью сказала Света. – Так не бывает. Я сама помню – как ты тогда, с этой крысой ободранной… Катькой, что ли… чуть Нинку не убил!