Я не желал, чтобы кто-нибудь видел, куда я поехал и чем занимаюсь, а потому оставил шофера дома и сидел за рулем сам. Я запустил двигатель, забрался на сиденье, положив копье рядом с собой, и тронулся с места. Машина развила скорость добрых тридцать миль в час, когда я добрался до того поворота, и там-то, стоя посреди дороги, меня поджидал Вильям, размахивая своим револьвером и проклиная меня как вора. Он догадался пробежать через Глухомань, чтобы опередить меня.

Честное слово, я испугался, потому что хорошо знаю горячность и дурной нрав Вильяма. Я подхватил копье и, проезжая мимо, выкинул его не глядя. Пусть уж владеет своим сокровищем, подумал я, пусть носится с ним, будь он неладен! Никакой кусок резного нефрита, по-моему, не стоит того, чтобы во мне просверлили дырку! Что за этим последовало, я не видел, так как в ту же минуту машину повело вбок, и мне с трудом удалось вырулить и не перевернуться. По-видимому, копье попало в него острым концом, а я ведь ехал на скорости тридцать миль в час…

Племянница прислала мне телеграмму. Получив ее, я понял, что произошло, и меня охватила дикая паника. Я решил, что попробую выкрутиться. Видите, я ничего не скрываю. Я вспомнил, что мог оставить на дороге след от шин, и велел своему шоферу снять цепи с колес машины. Потом отправился сюда снова — выяснить, как обстоят дела. Ну а остальное вам известно.

— Этим признанием вы себе не навредили, мистер Балстрод, — сказал инспектор Аддингтон Пис.

— Благодарю вас. А теперь, если вам угодно будет забраться на борт, я отвезу вас в полицейский участок. Вы ведь хотите вытащить оттуда Бойна и засадить меня, верно, инспектор?

Его пронзительный смех все еще доносился издали, когда автомобиль растворился в ночной темноте.

Только на следующий день мы уселись, дымя трубками, в моем кабинете, и Пис наконец-то разъяснил мне ход своих рассуждений. Они достаточно интересны и заслуживают изложения, хотя бы краткого.

— В пользу Бойна говорило многое, — сказал он. — Рассказ мисс Шеррик не только совпал с показаниями Каллена, но еще и прояснил те моменты, которые дворецкому показались подозрительными. Молодой человек свернул с аллеи, надеясь встретить мисс Шеррик. Каллен упомянул о том, что Бойн, уходя, спросил, где она, и ему было сказано: «Где-то в верхнем саду». Однако он не сумел найти девушку там и, вероятно, решил, что она ушла завтракать. Бойн утверждал, что услышал крик, когда проходил по Глухомани. Так вот, будь это ложь, каким образом к нему могло попасть копье? Затем возник вопрос: обладает ли этот юноша той феноменальной силой, о которой свидетельствовал трагический результат броска? Как видите, возникли неувязки.

Первая здравая мысль пришла ко мне, когда я осматривал в спальне тело убитого. Сила, приложенная к копью при броске, превышала обычные человеческие способности. Либо убийца обладал чудовищными мышцами, либо он бросал копье с быстро движущегося экипажа.

Вспомните, какие объявления расклеены в вагонах железной дороги: пассажиров просят не выбрасывать бутылки из окон, поскольку это опасно для жизни путевых обходчиков и рабочих. Однако опасность заключается не в силе броска, а в высокой скорости поезда. Здесь могло произойти нечто подобное.

И тут мне удалось сделать примечательное открытие. Приглядевшись к древку копья попристальнее, я обнаружил пятнышко того смазочного масла, которое используют в автомобилях. Это позволяло предположить, что оружие недавно побывало в руках у человека, перед тем занимавшегося уходом за машиной. А кто из группы возможных подозреваемых имеет какое-либо отношение к моторам или механике? Никто!

С другой стороны, я заметил в холле коллекцию вещиц из нефрита. Наконечник этого копья необычайно красив. Не принадлежало ли оно к собственной коллекции полковника? Копья не было при нем, когда он понесся к Глухомани, на бегу заряжая свой револьвер. Зачем же ему понадобилось так вооружаться? Его ограбили?

Но грабитель не мог ни проникнуть в дом, ни уйти этим путем — иначе Каллен непременно заметил бы его. Возможно, полковник устремился наперерез?

Тогда я решил осмотреть дорогу и нашел следы от колес машины в подсыхающей грязи — следы необычные, заметьте, поскольку водителя занесло, и он съехал с дороги как раз в том месте, где стоял полковник. Различить их было нетрудно благодаря отпечаткам цепей, натянутых на шины. Следы привели к главным воротам, и прямо рядом с ними машина простояла некоторое время вплотную к изгороди. Пока автомобиль ждал, смазочное масло просочилось на дорогу. Ситуация становилась все яснее.

Разговор с шофером Балстрода сделал картину самоочевидной. Ну а информация, полученная от мисс Шеррик, и сообщение ее дяди о ссоре с братом из-за копья развеяли мои последние сомнения. Вы все поняли?

— Да, — сказал я. — Теперь-то история кажется совсем простой… Однако Балстроду основательно не повезло. Он попал в весьма незавидное положение.

— Думаю, он выпутается, — сказал Аддингтон Пис. — У его показаний есть важное достоинство: они не только вразумительны, но еще и правдивы.

— А что же Бойн?

— Я видел, как его встретила мисс Шеррик. Зрелища такого рода заставляют закоренелого холостяка пожалеть о своих заблуждениях, Филипс. Поверьте мне: в мире существует великое счастье, о котором ничего не ведаем мы — одинокие мужчины.

Ну так вот, мы вернулись домой, и я жил у вдовы Дуглас на Кардиффской горе всю зиму и весну и снова набирался у нее и у старой мисс Уотсон хороших манер, а Джим работал у вдовы, чтобы на вырученные деньги когда-нибудь освободить жену и детей. Лето было уже на носу — вылезли первые листочки, и ветреница расцвела. Скоро придет пора играть в шарики, гонять обруч и запускать воздушных змеев; можно уже ходить босиком, а воздух такой мягкий и пахучий, и пар подымается от земли, и птицы в лесу поют. Из комнат выносят печурки и убирают на чердак, а на рынке уже продают пестрые соломенные шляпы и рыболовные крючки, и девчонки гуляют в белых платьях и голубых лентах, а мальчишкам не сидится на месте, и всем ясно, что проклятой зиме конец. Зима — хорошая штука, когда это настоящая зима — со льдом на реках, градом, мокрым снегом, трескучими морозами, вьюгами и всем прочим, а вот весна никуда не годится — сплошные дожди, грязь, слякоть, одно слово — тоска, и уж скорей бы она кончилась. Вот и Том Сойер то же говорит.

Мы с Джимом и Томом радовались теплу и солнышку и в субботу с утра пораньше взяли челнок и поплыли к мысу на острове Джексона, где можно спрятаться от всех и построить планы на будущее. То есть насчет планов — это была затея Тома. Мы с Джимом никогда планов не строим — незачем голову ломать и время впустую тратить, лучше просто сидеть и ждать, что дальше будет. Но Том говорит, что сидят и ждут одни лентяи, а на Провидение тем более нельзя надеяться — от него уж точно никакой пользы. Джим отвечает, что грех так думать, да и говорит:

— Нельзя так, масса Том. Вы Провидению не поможете, да и не нужно ему помогать. И еще, масса Том, если вы что-то задумали, а Провидению это не нравится, то старик Джим вам тоже не помощник.

Том понял, что ошибся, — если так и дальше пойдет, Джим ни о каких планах и слышать не захочет. Решил он попробовать по-другому, да и спрашивает:

— Джим, а Провидение заранее знает все, что должно произойти, так?

— А то как же! С самого сотворения мира!

— Понятно. А если я строю план (то есть мне кажется, что это я строю план, а Провидение тут вроде ни при чем) и ничего из него не выходит? Значит, Провидение не захотело?

— Да, нельзя на него полагаться — вот что это значит.

— А если план удается, значит, так хотело Провидение, а я просто попал в точку?

— Так оно и есть, помереть мне на этом месте!

— Значит, я должен и дальше придумывать, пока не угадаю, чего хочет Провидение?

— Разумеется, масса Том, так и надо, греха в этом нет.