— Воры, — так же спокойно ответил лорд. — Дик, беги в спальню сестры, посмотри, цело ли ожерелье.

Лысого больше всего удивил голос сэра Генри: при всем спокойствии он звучал так твердо, что спорить с этим человеком никому бы не захотелось. Дик исчез, не сказав ни слова. Сэр Генри поставил свечу на перила.

— Что вы тут делали вдвоем? Вышли покурить перед сном? — спросил он. — Я полагаю, вы ничего не видели и не слыхали?

— Ровным счетом ничего, — ответил Берт. — Почему вам вдруг почудилось, будто воры…

— Дик! — вскрикнул сэр Генри, увидев возвращающегося брата своей жены. — Надеюсь, ожерелье на месте?

— Оно… оно пропало, — запинаясь, произнес Дик.

Наступила долгая тишина. Сэр Генри переводил глаза с одного на другого. Лысый, украдкой глянув сквозь щелку, заметил, что лицо лорда словно бы окаменело.

— Мне. Казалось. Что. Его. — Слова сэра Генри падали размеренно, веские, словно удары бича. — Его… могли положить на место. Имели такую возможность.

Он замолчал; его пристальный взгляд не отрывался от лица Дика.

— Я давал тебе шанс спастись, — сказал лорд Тенкердон, — но неужели ты думаешь, что я буду покрывать воровство, настоящее воровство, совершенное под моим кровом? Я слышал, как звякнула ручка, и тихонько выглянул через потайную дверь. Я видел тебя, Дик. Я разбудил Эниду, она тоже все видела. Мы оба хотели дать тебе возможность положить ожерелье на место. Ты этого не сделал.

В воздухе вновь повисла напряженная тишина. Дик упал в кресло, закрыв лицо руками, и застонал.

— Берт! Вон из моего дома, — сказал сэр Генри: его голос по-прежнему звучал спокойно, в нем даже почти не чувствовалось угрозы. — Если вы когда-нибудь увидитесь с Диком, я проследую за вами хоть до Тимбукту, но на сей раз уж точно отделаю хлыстом так, как вы этого, безусловно, заслуживаете. Это же случится, если кто-нибудь узнает хоть слово из того, что произошло сегодня ночью! Ваше единственное спасение — полное молчание. Вам все ясно?

— Ей-богу, сэр Генри, — начал было Берт, — я ничего не знал о…

— Довольно! — воскликнул Тенкердон, и его кулак с грохотом обрушился на перила. По этому звуку на лестнице тут же появились дворецкий и один из лакеев.

— Возвращайтесь на место, отбой тревоги, — резко произнес Генри, но тотчас же прибавил: — Постойте, Дженкинс.

— Что прикажете, сэр? — спросил дворецкий.

— Если вы когда-нибудь встретите мистера Берта в пределах моих владений, предупредите меня и спустите на него собак. Причем собак можете спустить сразу, а предупредить меня уже потом. Вы поняли?

— Да, сэр, — ответил Дженкинс лишь слегка дрогнувшим голосом.

— Тогда идите.

Звук шагов дворецкого замер вдали. Берт, пробормотав что-то невнятное, тоже устремился прочь — и исчез из поля зрения Лысого.

— Дик, — сказал сэр Генри, выждав несколько секунд. — Дай мне ожерелье.

Молодой человек поднял голову. Его широко открытые, налившиеся кровью глаза смотрели кругом полным отчаяния взглядом. С дрожащих губ Дика вырвалось рыдание.

— Когда ты сказал, что в замок пробрались воры… Я… я бросил его в реку… Тут место глубиной в тридцать футов, течение быстрое, подводные травы, ил… я знал, что его никогда не найдут.

Сэр Генри был точно каменное изваяние, лишь его пальцы от волнения выбили на перилах барабанную дробь. Он, как и Дик, понимал, что вернуть драгоценность со дна реки будет почти невозможно.

— Глупец, — сказал он резко, — это был мой свадебный подарок твоей сестре. Мы оба любили его не столько за ценность камней, сколько за связанные с ними воспоминания, за…

— Не надо, ради бога, не надо!..

Молодой человек выпрямился, высоко, со странным достоинством подняв голову. Стыд, ужас, безумие светились в его глазах. Он содрогнулся всем телом и проговорил:

— Я был вне себя… — Дик прижал одну руку к горлу, другою нащупывал что-то в кармане. — Я часто думал, что если не это, то остается только один выход… Жаль, что я не сделал этого прежде, чем… Ничего! Еще не поздно. Отойди, иначе я буду стрелять!

Сэр Генри бросился к нему. Молодой человек отшатнулся — и направил револьвер не на лорда, а на себя. Тенкердон не решился сделать еще шаг: такое отчаяние было написано на лице юноши.

— Я нашел выход, — сказал Дик, и его дикое волнение, казалось, отступило. — Да, это выход. Меня нельзя остановить… меня никто не остановит!

Лысый слушал все это со странной смесью жалости и презрения, но к ней примешивалось еще одно странное чувство: чувство чести, подталкивающее вмешаться, даже если ради этого придется выдать себя. Пока молодой человек произносил свою трагическую тираду, вор пальцами ласкал в кармане великолепные бриллианты и думал — точнее, знал, что должен думать! — об одном знакомом торговце драгоценностями во Фландрии, который не будет задавать лишних вопросов… Глаза Брауна сверкнули при мысли о той сумме, которую этот скупщик вывесит за сегодняшнюю добычу. Как же все удачно сложилось: его не будут разыскивать, ожерелье тоже не будет подано в розыск. Он спокойно доберется до Фландрии, а то, что произойдет в этом замке, его совершенно не касается… ведь так?

— Я остановлю! — вырвалось у Лысого.

Лорд и его шурин отшатнулись, пораженные. Браун выскользнул из своего тайника и теперь стоял между сэром Генри и Диком.

— Что бы вы там про себя ни думали, — сказал он, обращаясь к юноше, — вы не совершили преступления, мистер как-вас-там. По крайней мере, я не слыхал, чтобы кого-нибудь когда-нибудь арестовали за кражу пустого футляра. Кое-кто побывал в той комнате раньше вас, и этот кое-кто недаром ест свой хлеб! Я вас опередил!

В черных глазах Брауна блеснула профессиональная гордость. Он запустил руку в карман, вынул ожерелье и помахал им в воздухе так, что на миг показалось — в его пальцах струится поток жидкого огня.

— Ах, славненькие камешки, — сказал он, встряхнув головой, словно желая избавиться от наваждения. — Так я ради вас старался… и выходит, все зря. Или нет? А вы, мистер, — прибавил он, глядя на Дика, — были в этом деле просто овцой. Винить нужно не вас, а того, другого. Тот, второй, толкал его на кражу, сэр, угрожал ему, ну и всякое такое прочее. Ей-богу, я все слышал.

И он кивнул головой в том направлении, в котором удалился Берт.

Дик опустил револьвер. Сэр Генри принял ожерелье из узловатых пальцев Лысого и с удивлением окинул взглядом странную фигурку коротышки.

— Присядем где-нибудь, — сказал он, — и расскажите мне, что случилось. А то в этой истории для меня еще остается сколько-то белых пятен. Никогда не сталкивался с чем-то более необыкновенным… Ну, объясните же нам все!

…Через несколько минут Браун сидел в кабинете сэра Генри, прихлебывал виски с содовой, курил сигару такого сорта, какие прежде никогда не пробовал, — и рассказывал лорду Тенкердону и Дику различные эпизоды своей воровской жизни.

— Признаюсь, что после сегодняшнего случая я готов бросить ремесло, — в заключение заметил он, — если, конечно, представится искушение сделать это…

Сэр Генри посмотрел на Дика — и подумал о том, что лишь благодаря вмешательству вора под кровом замка Тенкердон сегодня ночью не произошла трагедия. Подумал он и о чувствах любимой жены, столь привязанной к своему глупому брату.

Потом он еще раз окинул взглядом маленькую фигурку Лысого, уже не загадочную, а скорее просто забавную — и улыбнулся.

— Заключим с вами договор, — сказал он. — Все подробности обсудим завтра… точнее, уже сегодня. Ручаюсь, что такое искушение представится.

И они пожали друг другу руки.

Пароход «Монтроз», 18 июня

На этот раз я пожалел, что бросил работу на грузовом катере: пока мы совершали рейс, парочка пассажиров основательно залила мне сала за шкуру.