– Но там, внизу, люди говорят о вас разные обидные вещи. Например, что вас нет.

– Ничего страшного. Когда я к ним выйду, все сомнения исчезнут. Да и гадостей наговорить в лицо вряд ли посмеют. От чего тут защищать-то?

– Так вот же, от этого всего. Это же клевета, подсудное дело.

– Да пусть болтают, с меня не убудет.

– Вы не хотите, чтобы они понесли наказание?

– Нет.

– Хотите наказать их самостоятельно?

– Вовсе нет.

– Понимаю. Вы их, конечно, по доброте своей простили. Но нам-то, людям верующим, за вас обидно. Они поминают ваше имя всуе и используют его в ругательствах! Когда вы подтвердите мои полномочия и отправите обратно, я… незамедлительно…

– Всуе, говоришь… – протянул задумчиво старец и огладил седую бороду. – Ну, если так, то…

Тут его прервал укоризненный женский голос:

– Петр Петрович! Ведь пожилой же уже человек… Пациент тут после операции отходит, а вы над ним шутки шутите! Везите его в палату.

Ответом ей был короткий басовитый смешок. Потолок пришел в движение. Где-то на краю поля зрения проплывали силуэты предметов обстановки. Спустя пару мгновений на фоне потолка объявилось встревоженное женское лицо средних лет.

– Не беспокойтесь! Только не волнуйтесь! Вы живы. Операция прошла успешно. А это – Петр Петрович, наш медбрат. Людей сбивают с толку его белый халат и борода, да ещё и при таком-то освещении. То за апостола Петра примут, а то и вовсе…

Она продолжала причитать до самой палаты. А старик всю дорогу качал головой, усмехался в роскошную свою бородищу и тихо приговаривал:

– Во даёт, а? Адвокат… Обратно его послать… Неужто ты и впрямь думал боженьке наврать при встрече?

“Жертвовать на честную политику – почётный гражданский долг!”

Виктору стало неловко при виде транспаранта. Он явился сюда вовсе не жертвовать, и теперь почувствовал себя корыстным. Оказывается, где-то есть люди, готовые заниматься такого рода благотворительностью, вносить свой чистосердечный вклад в хорошее дело…

– Вы слушаете меня?

– Да-да, конечно, – пробормотал он, осторожно покосившись на собеседницу.

Корпорация “Тысяча добродетелей” считалась медицинской, поэтому её представительница была одета в нечто стилизованное под белый халат. Наряд агента-регистратора был скроен в обтяжку и щедро декольтирован.

Виктор вздохнул и снова принялся шарить взглядом по кабинету в тщетной попытке потерять собеседницу из поля зрения. Он всегда робел женщин, а уж вульгарные, напористые, густо накрашенные особы вроде этой и вовсе приводили его в состояние бессловесного ступора.

Взгляд зацепился за плакат “Президент – истинная душа нации! Слава донорам!”. Более пристальное изучение показало, что латунные скобки, крепившие наглядную агитацию, были довольно новыми и бодро блестели, однако, слой пыли…

Тут его снова отвлекли:

– Ваши сомнения понятны, – уверенно заявила тётка. – Перед тем, как обратиться к нам, люди советуются со знакомыми, читают газеты и в результате приходят до смерти перепуганными.

Она укоризненно покачала головой.

– Никто не отрицает существования побочных эффектов, но ведь они появляются только в результате злоупотреблений. Этак можно признать опасным что угодно. Скажем, если вы съедите ведро соли, то непременно умрете, не так ли? Станете вы из-за этого отказываться от соли? Нет, вы просто не будете есть ее ведрами. Вот, взгляните!

Виктор послушно уставился на декольте и лишь спустя несколько мгновений сообразил, что на самом деле его приглашали взглянуть на донорское удостоверение, которое агентша держала в руках.

– Видите? Мой рейтинг гражданского доверия был и остался на уровне “Альфа”, как будто и не было тридцати двух мелких обменов!

Не особо всматриваясь, Виктор поспешно кивнул и принялся изучать покрытую лаком столешницу. Тётка отражалась в ней, но отражение смущало куда как меньше.

– Кроме того, не забывайте, что донорство – это не просто удобная возможность оплатить налоги. Это ещё и ваш личный вклад в то, что государством управляют люди порядочные, а не какие-нибудь деспоты и казнокрады, – в голосе её прорезались торжественные нотки. – Все мы хотим, чтобы судьбу страны решали люди, наделённые лучшими человеческими качествами, однако не у всех хватает смелости и гражданской ответственности обратиться к нам. Так чего же вы стесняетесь? – провозгласила тётка, постепенно входя в раж. – Вам следовало бы гордиться своим поступком!

Виктор снова вздохнул.

– Я… Ну… сомневаюсь. Нельзя ли это как-то просто скопировать? Или не пересаживать мне материал этого… реципиента?

– Подумайте сами, – терпеливо сказала агентша. – Представьте, что речь идет об обмене органами. В таком случае сердце или почку не копируют, а именно пересаживают. И точно так же, как нельзя было бы оставить вас без сердца, мы не можем оставить вас с прорехой в психике. Последствия, надеюсь, представляете.

Он не представлял, но кивнул, решив больше не задавать вопросов. Наверняка у неё есть готовые ответы на все. Да и какое это имеет значение, если денег для оплаты налогов всё равно нет? Преодолев робость, он пробормотал:

– Ладно, что уж там… Где расписаться?

Пересадка прошла довольно буднично. Чистая операционная с приборами и непонятными установками, вежливый персонал, на этот раз в самых обычных халатах, строгий доктор, который обращался к нему не иначе, как “пациент”.

Нет, он не может узнать, как зовут реципиента и что именно будут пересаживать. Извините, врачебная тайна. Нет, беспокоиться не о чем. При таких ничтожных вмешательствах он вряд ли почувствует изменения. Нет, пациент, раздеваться не надо, ложитесь сюда и закройте глаза. Наркоз, пожалуйста.

Ему показалось, что он очнулся ровно через мгновение. Полежал, с опаской прислушиваясь к ощущениям. Ничего нового.

– Вот и всё, пациент. Благодарю вас, – доктор слегка приподнял уголки губ, обозначая доброжелательную улыбку. – Удостоверение донора вам выдадут в регистратуре.

Он раскрыл какую-то папку и начал делать в ней пометки. Расценив это как приглашение удалиться, Виктор двинулся к выходу. Он был столь увлечен поиском хоть каких-то внутренних изменений, что по пути едва не налетел на медсестру, которую, чудом разминувшись, машинально хлопнул по заднице.

Пройдя ещё пару шагов, он остановился, ошарашенный собственным поступком. Начал было бормотать какие-то извинения, но так и не смог произнести ни слова. Оказалось, что доктор всё это время с интересом наблюдал за ним, а медсестра, напротив, начисто проигнорировала происшествие. Привыкла? Доктор задумчиво кивнул и продолжил делать пометки, окончательно утратив интерес к пациенту.

Красный от смущения, Виктор выскочил в коридор и остановился, привалившись к стене. Он никогда никого не шлепал по заднице. Тем более, машинально.

Оформляя документы в регистратуре, он тщательно следил за словами и жестами. Может быть, именно поэтому ничего особенного не произошло. Он улыбнулся и подмигнул девице в окошечке, дождался ответной улыбки и облегченно вздохнул. Всё-таки, с ним всё в порядке. Посетителей не было, и он задержался, чтобы поболтать.

До него дошло через четверть часа. В порядке? В каком ещё порядке? До сего дня сама мысль о том, чтобы вот так запросто знакомиться и болтать с первой встречной казалась ему пугающей. А сейчас – никакого дискомфорта, всё кажется естественным.

Торопливо попрощавшись, он выскочил из клиники и, опасаясь пользоваться общественным транспортом, поймал такси. По пути домой он попытался привести мысли в порядок.

Итак, вопреки всем заверениям, обмен прошел не без последствий. У него изъяли застенчивость и пересадили какому-то распутному типу. Это вполне понятно, сексуальные скандалы вредят карьере и семье. Политику и впрямь лучше избавиться от такого багажа. Но что ещё он приобрел в довесок? Он надеялся, что больше ничего.