И тот неожиданно смутился:

– Ну че ты сразу – пялишься? Просто смотрю. С лета ее не видел. Совсем взрослая стала.

– Ну прям, взрослая, – хмыкнул Марат. – Шестнадцати нет еще – малява!

А Руслан, не отвечая, вдруг поднялся на ноги и пошел прямо к Хромовой. И, как нарочно, кто-то переставил кассету в магнитофоне, и с заезженной ленты захрипел медляк какой-то, кажется Guns’n’roses.

Марат, прищурившись, наблюдал, как Руслан подошел к Рите, наклонился, что-то сказал ей. Она обернулась к нему, легко поднялась из-за стола и, сделав пару шагов к брату, вскинула руки ему на плечи. Руслан обнял ее за талию и медленно закружил под музыку.

«Во дает, – усмехнулся Марат. – Втрескался, что ли? В Ритку Хромову втрескался? Да она же…» Он сунул в рот сигарету, щелкнул зажигалкой, снова покосился на танцующих – и вдруг замер. Как будто увидел Маргариту впервые. Темно-каштановые блестящие волосы, гладкой волной обтекавшие голову, – кончики прядей, мягко завиваясь на концах, щекотали край подбородка. Прозрачные, бледно-зеленые, всегда как будто чуть удивленные глаза. Остро вырезанный край чуть выдававшейся вперед верхней губы, мягкая ложбинка над ней, высокие скулы, на которых дрожали сейчас рассеянные световые блики. Да она же… мать твою, да ведь Руслан прав, она и правда стала настоящей красавицей. Или она всегда такой была, а он почему-то не замечал?

Острое желтое пламя над зажигалкой обожгло пальцы. Марат сбросил оцепенение, чертыхнулся, прикурил сигарету. Фигня какая-то! Это же Ритка, с которой в детстве они нещадно дрались – она, конечно, меньше была, но по ловкости и отчаянности ничуть ему не уступала, в глаз засветить могла только так. Ритка, с которой вместе лазали по чужим садам воровать яблоки. С которой никто из их компании не садился играть в карты, опасаясь остаться без копья (болтали, что отец ее вроде каталой был, работал по поездам дальнего следования, вот и научил дочку, прежде чем свалить в туман). Ритка, привычная, обыденная, свой в доску парень. Почему вдруг она так изменилась? Неужели только потому, что танцует сейчас с Русланом?

Он что-то нашептывает ей на ухо – в любви, что ли, признается? Нашел время! А она улыбается, и в глазах у нее дрожат огоньки.

А потом на крыльцо, тяжело топая, выкатилась маленькая, кругленькая баба Дина и принялась отчаянно ругаться, перекрикивая хрипевший магнитофон:

– И чего вы не уйметесь никак, полуночники? А ну давайте, давайте, сворачивайтесь, по домам расходитесь! Парню завтра вставать чуть свет.

И вот уже кто-то выключил музыку, гости начали разбредаться. Марат, приблизившись, видел, как Руслан разомкнул руки, Ритка легко чмокнула его в щеку и сказала:

– Ну, будь здоров, солдат!

А тот, дурачась, вскинул руку к виску и отрапортовал:

– Служу Советскому Союзу!

На крыльцо выкатился дядя Коля:

– Хромова, ты, я гляжу, еще не в колонии для несовершеннолетних? Ну я тебя закрою, дай срок!

И Маргарита, рассмеявшись, отбрила:

– Дядь Коль, вы про презумпцию невиновности что-нибудь слыхали?

Языкастая она, слов умных много знает – начитанная. Понятно, мать у нее раньше училкой литературы в школе работала. Ей бы, по всему, ботаншей быть, даже странно, чего это она вечно со шпаной ошивается?

Рита, махнув Марату рукой, выбежала за калитку, следом за ней ушли последние гости. Дядя Коля утопал в ночь, матеря проклятый радикулит. Бабка, всхлипывая, принялась убирать со стола. Рус приобнял ее за плечи, проговорил ласково:

– Бабуль, ну брось ты убиваться, я ж не на войну иду. Ну, хочешь, я тебе автомат привезу? Специально для тебя стащу в учебке, будешь по соседям палить?

– Ты себя привези, – проворчала бабка и, притянув к себе голову Руслана, быстро поцеловала его в висок.

Потом, когда бабка, управившись с посудой, отправилась уже спать, братья дымили на крыльце.

– Ты че, в натуре, что ли, на Ритку Хромову запал? – осторожно спросил Марат.

Руслан дернул плечами, затянулся сигаретой.

– Ну а если и так? Ты что-то имеешь против?

– Да не, странно просто, – усмехнулся Марат. – Она ж мелкая еще, в школе учится. Ты, может, еще и женишься на ней?

– Дембельнусь – может, и женюсь, – вроде бы в шутку отозвался Руслан. – Она как раз подрастет пока. Ты тут смотри, чтобы за ней никто не увивался, пока меня нет.

– Это я легко, – заверил Марат. – Если кто сунется, сразу по шее настучу.

Давно пора было идти спать, но Марат все крутил в пальцах окурок. Хотелось еще что-то сказать брату, важное. Теперь ведь хрен его знает, когда увидятся. Увольнительные ведь не сразу дают. Да еще неизвестно, куда его пошлют, может, оттуда и до дома не доедешь. Руслан же, как нарочно, молчал и никак не помогал брату поддерживать разговор.

Марат так и не нашелся что сказать. Из окна высунулась встрепанная бабкина голова:

– Да сколько можно, курилки? Идите спать уже, сил моих на вас нет, – загремела бабуля.

И Руслан, затушив бычок, хлопнул Марата по плечу:

– Ладно, братишка, спокойной ночи. Приеду – наговоримся еще, – и ушел в дом.

На тетрадной обложке было выведено: «История России. Хромова Маргарита, 9«Б». Рита раскрыла тетрадь на середине, клетчатые страницы были исписаны ее размашистым резким почерком. Девушка перечитала последний абзац: «Промозглый ветер ударил в лицо. Вдали пронзительно загудел удаляющийся поезд. Они спустились с перрона и, взявшись за руки, пошли вдоль по тихой улице родного города по направлению к его старому дому. Забор почти обвалился. Из-за покосившихся досок виднелось заброшенное строение с заколоченными окнами».

Она задумалась на минуту, вычеркнула слово «промозглый», вписала сверху, над строчкой, «сырой». Еще немного помедлила, пробегая глазами написанное, а затем, шепотом выругавшись, перечеркнула весь абзац.

Ничего не выходило. Задумана была повесть о человеке, который, попав в неприятную историю, вынужден бежать из родного города и окунуться в совсем другую жизнь. А через много лет вернуться – сломленным и отчаявшимся. Только вот дальше описания побега за последние несколько недель дело не продвинулось.

Ну, действительно, что могла написать о какой-то неизвестной другой жизни она, за свои пятнадцать с половиной лет ни разу не выезжавшая за пределы проклятого городишки. Кирпичный завод, медленно загибавшийся последние два-три года, запущенный городской парк с криво сколоченной летней эстрадой, железнодорожная станция – вот и все, что она видела в жизни. Ну и сколько можно это описывать? У нее уже полный ящик тетрадей, исписанных приключениями городской шпаны. И что дальше? Да ничего!

Маргарита сунула тетрадь в ящик стола и прошла на кухню. Открыла холодильник, оценила царившее внутри запустение, крикнула:

– Мам, у нас пожрать чего-нибудь есть?

Из дальней комнаты донесся шорох, скрипнули пружины дивана, и в кухне появилась мать, запахивавшая побитую молью шаль. Из-под шали спускалась до щиколоток несвежая ночная рубашка.

– Кажется, были яблоки, – растерянно произнесла она, моргая на Риту вечно сонными глазами.

– Ммм… Какое богатство выбора! – фыркнула дочь сквозь зубы.

– Ну прости, я не знала, что ты захочешь есть, – тоном обиженной маленькой девочки произнесла мать.

– Действительно. Кто мог предположить такое небывалое развитие событий, – буркнула Маргарита.

Мать опустилась на табуретку, съежилась, зябко наматывая концы шали на пальцы. Рита несколько секунд смотрела на ее затылок – отросшие, давно не стриженные волосы, темно-каштановые и седые пряди вперемешку. Черт, она ведь совсем не старая женщина, ну как можно было в неполные сорок превратиться в этакую всего боящуюся, вечно сонную сморщенную мартышку?

– Ладно, мам, – произнесла она мягче. – Ты сама-то ела что-нибудь сегодня?

– Яблоки ела, – улыбнулась мать. – Ты же знаешь, у меня отвратительный аппетит.

– Знаю, – кивнула Рита. – Давай пойду сосисок, что ли, куплю, пока мы тут не позеленели от твоих яблок.