Мать твою! Будка!

Она попыталась отступить обратно к воротам, но было поздно. Из будки показалась морда овчарки. Здоровенная зверюга увидела Риту и оскалила желтоватые клыки, грозно зарычала. Рита попятилась, не в силах оторвать взгляд от устрашающей собачьей пасти. Нога нетвердо ступила на какую-то кочку, Рита пошатнулась, теряя равновесие. И в этот момент собака прыгнула, гигантским рывком преодолела разделяющее их расстояние. В нос ударил резкий запах хищника, запах собачьей шерсти. Рита вскрикнула и зажмурилась, ожидая, что сейчас ее полоснет боль – острые клыки сомкнутся прямо на ее шее.

– Стоять! – неожиданно прозвучал слева знакомый голос.

Требовательный, властный, но негромкий.

И – ничего не произошло. Рита, несмело открыв глаза, увидела, что собака, присев на задние лапы и все еще порыкивая, напряженно смотрит куда-то в сторону, прижимает уши. А там, куда она смотрела, там был Марат. Присев на корточки, он твердо смотрел прямо на собаку, и было в его глазах что-то такое, что натасканная на людей зверина отчего-то его слушалась.

– Вот так, – негромко сказал он, продолжая гипнотизировать пса глазами. – Вот так. Хорошая девочка.

Медленно, не делая резких движений, он привстал на ноги и двинулся к собаке, прикоснулся недрогнувшей ладонью к ее морде. «Укусит!» – в ужасе подумала Рита. Но собака не укусила, наоборот, прекратив рычать, потерлась о крупную ладонь Марата.

– Молодец! – похвалил он. – Ты молодец! Я с тобой. А теперь дай нам выйти.

Не отводя взгляда от глаз собаки, он негромко сказал Рите:

– Выходи! Осторожно, только не беги!

И она послушалась, поднялась с земли и двинулась прочь на нетвердых ногах. Краем уха слышала, как Марат еще немного поговорил с собакой, властно и успокаивающе, а потом зашагал за ней.

Створка ворот скрежетнула за ними и затворилась с сухим щелчком. Рита сделала несколько нетвердых шагов, чувствуя, как ослабели колени. Прерывистое дыхание со свистом вырывалось из ее пересохших губ. Марат остановился напротив, стоял, широко расставив ноги, глядя в землю. Она хотела сказать что-то – может быть, поблагодарить за помощь или спросить, как он здесь оказался. Он же вдруг откинул голову, быстро взглянул на нее – в светлых глазах яростно дрожали зрачки – и, вскинув руку, коротко хлестнул Риту по щеке раскрытой ладонью.

– Дура! – выплюнул он сквозь зубы.

Она задохнулась от удара, не успела даже ничего сообразить – инстинкт сработал быстрее, и, размахнувшись от плеча, засветила ему кулаком – как когда-то тысячу лет назад, во время их детских побоищ. Удар пришелся по носу, и Рита увидела струйку крови, побежавшую по лицу Марата, вниз, к губам. Лицо его искривилось, на щеках заиграли желваки, он бросился на нее, схватил за плечи, смял, тяжело дыша, – казалось, сейчас он просто повалит ее на землю и разорвет на куски. Она сама была слишком зла, чтобы испугаться его силы, отчаянно вырывалась из крепкого захвата, толкалась локтями, коленями – он держал ее слишком крепко, и ей не удавалось ударить его как следует. Рита откинула голову, чтобы наподдать ему лбом в зубы – и тогда он вдруг поцеловал ее.

Его губы, обветренные, грубые, прижались к ее рту, и Рита почувствовала солоноватый привкус его крови. В голове зашумело, горячая волна прокатилась по ее телу, до самых кончиков пальцев на ногах. Она вдруг ослабела, обмякла в его руках, изо всех сил вцепившись пальцами в его куртку, но теперь уже не в пылу борьбы, а только лишь для того, чтобы удержаться на ногах, не рухнуть вниз.

Он долго не отрывался от ее губ, терзал их, мучил, как будто хотел выпить ее всю, до донышка. И она уже не понимала, чего теперь больше в его глазах – гнева, злости или мучительной нежности, страха за нее и за самого себя. Он разорвал поцелуй, только когда начал задыхаться. Жадно глотнул воздуха, и губы его сразу скользнули выше, по ее щеке, к виску, к нежной коже чуть ниже уха. Рита, запустив пальцы в его волосы, вдыхала его запах – свежей мальчишеской кожи, весеннего солнца и ветра. Его подбородок проехался по ее щеке, слегка кольнув щетиной – еще мягкой, он ведь только недавно начал бриться, и Рита смогла наконец прикоснуться кончиками пальцев к этим острым скулам.

Марат вдруг разжал руки – только лишь для того, чтобы обхватить сильными пальцами ее запястье, а затем грубо дернул ее за собой:

– Пошли!

И она последовала за ним, не спрашивая, куда он ее тащит, впервые в жизни слепо доверяясь кому-то.

Они ввалились в какую-то конуру – крохотный белый обшарпанный домишко с застекленной до середины передней стеной.

– Что это? – хрипло спросила Рита.

– Мм? А, будка стрелочника… заброшенная… – голос Марата срывался, он взял в ладони ее лицо, и Рита заметила, как дрожат его руки. – Тут раньше… переезд был…

Голова у нее кружилась, ноги отказывались слушаться. Марат наклонился к ней, губы, такие горячие, прижались к виску. Она вцепилась в его плечи изо всех сил, чувствуя на губах грубые шерстинки от его свитера. Тяжело дыша, он проскользнул ладонью под ее толстовку – пальцы проехались по животу, задели пупок, потом поползли выше – и Марат дернулся, ощутив под ладонью нежную теплую кожу.

– Ты что… у тебя там… ты не носишь этот, как его…

И Рита тихо засмеялась, удивившись самой себе – оказывается, она еще могла смеяться.

– Неа.

Она вдруг отстранилась, взглянула Марату прямо в глаза и решительно стянула через голову толстовку. Это было в первый раз в ее жизни – мужчина видел ее обнаженной. Она и не знала, как это волнует – смотреть, как у него темнеют зрачки, как приоткрываются жадно губы, как он теряет голову, не в силах ей противостоять. Ощутить свою власть над ним.

Марат… Самый лучший, самый надежный друг. Мальчишка с обветренными руками, неизменный участник всех ее детских афер и приключений. Языческий бог-воин с опасными, чуть-чуть раскосыми глазами. Парень, о котором она так давно мечтала, но никогда бы не позволила себе сделать первый шаг.

Он тоже стянул свитер и подошел к Рите, прижавшись вплотную. Теперь они могли чувствовать друг друга всей кожей, каждой клеточкой. Она ощущала, как под ее ладонями напрягались его гладкие мускулы. Кожа его была на вкус как теплый мед.

Он подхватил ее сильной рукой под коленки, поднял на руки и, глухо простонав, осторожно опустил на стоявшую у стены старую продавленную кушетку. И Рита обвила его руками за шею, притягивая к себе, заставляя навалиться на нее всем телом – мой, только мой, никуда не отпущу!

Потом они лежали рядом, тесно прижавшись друг к другу, глядя в серый облупившийся потолок. Марат, перегнувшись через Риту, достал из куртки сигареты, закурил. Рита притронулась к его руке, и он, догадавшись без слов, приложил сигарету к ее губам, дал затянуться, потом затянулся сам. На фильтре остался вкус его губ – теперь уже такой знакомый, свой.

– Как ты там оказался? – помолчав, спросила Рита. – Я не видела, чтобы ты за мной шел.

– В последний момент успел, – объяснил он.

– Почему? – Она приподнялась на локте, пытливо вглядываясь в его лицо.

Марат отвел глаза и буркнул сдержанно:

– Страшно стало!

И Рита снова тихо засмеялась, чувствуя, как пузырьками шампанского вскипает в крови счастье.

– А теперь? – она лукаво склонила голову к плечу. – Теперь не страшно?

Он поднял на нее потемневшие глаза, с трудом перевел дыхание и признался:

– Теперь еще страшнее.

Он просто с ума сходил от всего этого. От того, как постоянно метался между небывалым опьяняющим счастьем и глухим отчаянием, выжигавшим душу чувством вины. Он не должен был прикасаться к ней, не имел права, он обещал брату… А теперь брат погиб, а он занял его место, присвоил себе то, что никогда ему не принадлежало. Нужно было покончить с этим, раз и навсегда. Но как он мог это сделать, если, едва приблизившись к Рите, терял контроль над собой? В горле пересыхало – ему приходилось нервно сглатывать, чтобы произнести хоть слово, сердце начинало колотиться, как сумасшедшее, все тело словно пронизывало электрическими разрядами. Он не мог с собой справиться, просто не мог…