Рита, отступив назад, принялась разглядывать его пальто – длинное, черное, приталенное, делавшее и без того тонкую и стройную фигуру ее друга какой-то уж совсем неземной – словно падший ангел спустился с неба, чтобы смущать москвичей своей надломленной красотой.

– Левка, я ослеплена. – Она картинно прикрыла глаза ладонью. – Где ты оторвал это великолепие? Не отвечай! Ты, сволочь, ограбил ГУМ, а меня с собой не взял, так?

– Фи, милая Гретхен, бросьте ваши уголовные повадки. – Лева жеманно повел бровями. – Я всего лишь свел знакомство с одним очень талантливым студентом текстильной академии. Это он для меня сшил. Только никому не говори, я собираюсь втирать всем, что это пальто из последней коллекции Кензо.

– И чем ты с ним за эту шинель расплатился? – спросила Рита. – Стоп, молчи. Избавь меня от подробностей своей половой жизни.

– Ты не знаешь, от чего отказываешься, – важно вскинул подбородок Лева. – Это о-о-очень захватывающие подробности.

– Да, детка, ты меня заводишь! – с хохотом толкнула его плечом Рита. – Ладно, хорош трепаться. Ты мне зачем в общагу звонил?

– Дело есть, – тут же оживился Лева. – Поехали ко мне, по дороге все расскажу.

Рита жила в Москве уже второй год и училась на втором курсе сценарного факультета ВГИКа. Вступительные экзамены дались ей довольно легко – ее этюды и небольшие рассказы в самом деле заинтересовали приемную комиссию, и мастер Демьянов, набирающий курс в этом году, сразу сказал, что Хромову он берет. После этого на остальных экзаменах к ней уже не придирались.

То ли благодаря этому, то ли из-за неуживчивого взрывного Ритиного характера, но отношения с однокурсниками у нее не очень-то сложились. Таких, как Рита, провинциалов без роду, без племени на курсе было немного. Основной же костяк составляли хорошо одетые, чистенькие и не обремененные материальными проблемами сынки и дочки московской элиты. Из этой модно прикинутой, летающей на выходных в Куршевель гвардии мало кто умел сочинить текст для поздравительной открытки, не то что наваять к семинару целый этюд.

Разумеется, Риту вся эта честная компания к себе не приняла. Она, впрочем, и не пыталась наладить отношения со своими однокашниками. И лишь с интересом отслеживала все новые и новые появлявшиеся о ней слухи. Говорили, что Хромова спит с Мастером и только поэтому и была принята на курс. Твердили, что Рита давно и крепко сидит на героине и все свое вдохновение черпает из посещающих ее во время приходов фантазий. Ей все эти перешептывания были безразличны, немного забавлял лишь тот факт, что в любом новом обществе она умудряется становиться скандально известной персоной, не прилагая к этому никаких усилий.

Рита отдавала себе отчет, что московская жизнь изменила ее. Изменения коснулись и внешности – вместо безбашенной малолетки, кажется, вообще не помнившей, что на ней надето, с кое-как скрученными на затылке волосами, теперь в зеркале она видела этакую полубогемную диву с декадентским налетом. Короткая асимметричная стрижка, несколько выбеленных прядей в копне темных блестящих волос – как солнечные лучи, пронизывающие предгрозовое небо, подведенные темным выразительные губы, тяжелый серебряный браслет на хрупком запястье (свистнула в антикварном магазине на Арбате), красно-бело-черный наряд…

Из всех, с кем она познакомилась во ВГИКе, единственным близким другом ей стал Лева Беликов, студент художественного факультета, удивительно талантливый, остроумный, совершенно беспринципный беспечный гомосексуалист. Левка был не в ладах с матерью, пару лет назад ударившейся в религию и объявившей сына с его извращенными наклонностями великим грешником. Разругавшись с родительницей вдрызг, Лева съехал из родного дома в крошечную квартирку на Пятницкой, оставшуюся ему после смерти бабки. В этой квартире, выгороженной когда-то из длинной многонаселенной коммуналки, Рита зависала у своего приятеля довольно часто, когда хотелось сбежать куда-нибудь из вечно не спящей вгиковской общаги на улице Бориса Галушкина.

Левка стал единственным по-настоящему близким ей в Москве человеком. Общение их состояло по большей части из взаимных подколок и розыгрышей, за которыми скрывалась истинная привязанность и забота. Левка стал ее первым настоящим другом – не таким, как когда-то в детстве Аниська или Банан, с которыми она просто проводила время за неимением лучшей компании. Нет, Левка действительно стал для нее близким и родным человеком, и Рита чувствовала, что и он, несмотря на его циничные замечания, относится к ней с настоящей теплотой.

Вдвоем с Левой они составляли довольно интересный тандем – парочка всегда веселых аморальных авантюристов, не гнушающихся сомнительными развлечениями и не вполне законными способами подзаработать. Бонни и Клайд или, скорее, лиса Алиса и кот Базилио. Впрочем, для творческих целей Левкино логово тоже использовалось весьма активно. Беликов был счастливым обладателем компьютера, и Рита, давно простившись с потрепанной общей тетрадью «История России, 9 “Б”», предпочитала теперь хранить свои наброски в электронной памяти Левкиного компа. Героями ее коротких рассказов, заданных во ВГИКе этюдов, короткометражных сценариев становились так хорошо ей знакомые жители городского дна – мелкие мошенники, карманники, подростки-наркоманы, совершавшие преступления в надежде разжиться деньгами на дозу.

Мастер курса Демьянов, именитый сценарист, по работам которого было снято несколько известных картин еще в советское время, благодаря вескому слову которого Рита и была принята на курс, отмечал, что у Риты есть собственный стиль письма, способность подмечать детали и живо передавать на бумаге характерные особенности и речь персонажей.

– Однако, – вздыхал он, вальяжно откидывая со лба пижонистую седую прядь, – вам, Маргарита, все еще не хватает глубины образов. Вы не копаете вглубь, а скользите по поверхности. Вам еще только предстоит подняться до вершин психологизма.

Рита втайне считала Демьянова слегка припорошенным пылью веков ретроградом. Хотя не могла не отмечать, что его оценки творчества ее и однокурсников часто бывали удивительно меткими и точными. Как бы там ни было, этот попыхивающий трубкой корифей был мастером своего дела, хотя, возможно, и не «сек» последних тенденций современного киноискусства.

Идею повести о человеке, вынужденном бежать из родного города, которая пришла ей в голову еще в школе, Рита тоже не оставляла. Забросив своего героя в Москву, протащив по всем модным кабакам и притонам, столкнув с бандитами и заставив совершить убийство, она теперь должна была двигать его дальше и не вполне понимала пока еще, в какую сторону.

Вот и теперь, стоя с Левкой в трамвае, который, тихо позванивая, полз мимо украшенных лепниной желтых и голубых особнячков Замоскворечья, она, сдвинув брови, размышляла, куда теперь отправить своего персонажа. Левка, распространяя вокруг себя мускусный запах самого модного этой осенью унисексового парфюма, что-то увлеченно рассказывал ей. Она же перебила его, дернув за рукав шикарнейшего пальто.

– Левка, куда может податься человек, если ему надо исчезнуть? От милиции, от близких, вообще от всех?

– Ты меня слушала хоть немного? – обиженно дернул плечом Лева. – Не трожь пальто, писательница, хрен знает, из какого допотопного отреза его склепал этот Пьер Карден недоделанный.

– Ну прости, не злись, моя принцесса! – подколола его Рита. – Я просто задумалась. Так куда?

– Во французский легион записаться, – предложил Лева. – Туда всех берут, кто отбор пройдет, и о прошлом не спрашивают. Хоть ты Центробанк ограбил или всю семью вырезал. Там новую личность выдают и контракт на пять лет. В фитнес-центр со мной один парень ходит. Говорят, он там служил. Какие плечи, ты бы видела… Просто мраморный Давид. Убежденный натурал, к несчастью. – Он скорбно прикусил нижнюю губу.

– В легион, говоришь? Это мысль… Надо подумать, – протянула Рита. – Ладно, что ты там рассказывал про дело?