Стоявший до этого спиной к охотнице, вампир резко повернулся к ней. ...От пронзительного взгляда глаз... цвета свежей Флай пробрала дрожь. Только однажды она видела такие глаза у вампира (напомню, обычно у каинитов радужка окрашена в серо-голубой, а у лилимов – черный или темно-карий)... много лет назад, в Египте. Но сейчас она оказалась одна, рядом не было брата, готового прикрыть спину. В этот момент Флай поняла, что увидела лицо своей смерти.

Бессмертный равнодушно отбросил хрупкое тельце, которое сжимал в руках. А Флай с ужасом увидела ту же вампирессу, из которой несколько дней назад Охотница пыталась вытянуть сведения о клубе “Македония”...

Мгновения, на которое Охотница отвлеклась от вурдалака, хватило ему для молниеносного броска. Флай не успела ни вздохнуть, ни пошевелиться – бессмертный опрокинул ее на землю и выхватил из разжавшихся пальцев меч, чтобы секундой позднее вонзить его Охотнице в грудь, лишь чуть ниже сердца.

Перед тем, как она погрузилась во тьму, вампир наклонился к Флай еще ближе и нежно прошептал на ухо, будто говорил комплимент любовнице, своей настоящее имя. Она успела подумать, что блондинка обречена... и жаль, что Антон будет защищать ее до последнего, ведь на этот раз противник им не по зубам.

...И вовсе не голос брата вытащил ее оттуда, откуда уже не возвращаются. И даже не неудовлетворенная жажда мести. Нет, тьму разогнали до боли знакомые глаза. Фиолетовые, с золотистым ободком вокруг зрачка. Глаза того, для которого она стала душой... а после и сердцем. Глаза того, кого она уже не надеялась когда-либо увидеть. По крайней мере, при жизни.

– Стрекоза...

Она вздрогнула, краем сознания удивившись, как бестелесная форма может испытывать такие физические ощущения. Лишь самые близкие знали это ее прозвище, для остальных существовала его усеченная форма, причем на английском. На самом деле, ей даже нравилось новое имя, объединяющее ее суть и ее детское прозвище [24].

Стрекоза... Так звал ее иногда брат, но она не думала, что это слово отзовется такой болью... хотя, она и не ждала, что когда-нибудь снова оно будет произнесено его голосом.

Ей столько хотелось сказать, о стольком спросить, но следующая его фраза не дала ей этого сделать.

– Тебе еще рано умирать.

А ведь Флай уже восприняла смерть, как награду. Та, что когда-то разлучила двух влюбленных, вновь объединяла их. И она не хочет возвращаться, да и зачем!? Единственный, ради которого ей стоило бы жить – мертв. И только умерев, она сможет быть с ним...

– Нет. Ты нужна брату и... не только, – его голос смягчился, – Обещаю, мы встретимся вновь и в следующий раз уже навсегда. Но не сейчас... Прошу.

Лишь эта нежная мольба заставила ее вновь распахнуть веки, сделать новый вдох. И только присутствие рядом брата и светловолосой стервы заставило сдержать слезы. А иначе она бы прорыдала всю ночь напролет, а может, и всю следующую ночь...

Но на самом деле силы шагнуть за порог смерти в обратную сторону она смогла благодаря фразе: “... мы встретимся вновь... навсегда”.

***

Что остается, когда заперты двери? Правильно, остаются окна! Флай уже решительно распахнула створку, но бездна из девятнадцати этажей (квартира Долл располагалась, соответственно, на двадцатом) заставила ее немного притормозить. Ладно, теоретически она смогла бы спуститься, не покалечившись при этом... Но за свою долгую жизнь Флай успела уяснить: идеально выстроенная теория чаще всего не совпадает с практикой. Тем более, что уже много-много лет Охотница не получала таких тяжелых ран. И хотя ее смуглая кожа вновь выглядела ровной и гладкой... ох, на самом деле, полученная травма еще долго будет давать знать о себе. Сейчас вот Флай даже просто стоять прямо было нелегко: все время кружилась голова и желудок скручивало приступами тошноты. Такое чувство, что у нее серьезное сотрясение, а не проткнута грудь! Хотя, первое тоже возможно – кажется, эта тварь сильно приложила ее об асфальт.

В конце концов, Охотница пришла к выводу, что смысла стремится на улицу ей сейчас немного. Антон непременно взбесится, узнав, что она подвергает себя опасности. Глупо, ей Богу. Если Первый захочет ее прикончить, ему не помешают ни двери, ни стены, ни ее уникальные умения, отточенные опытом длиною во многие столетья. Но Флай чувствовала: пока что она в безопасности, потому что вовсе не она является целью убийцы. В этом вампирша была права – это была всего лишь демонстрация силы, так сказать, демо-версия грядущего кошмара... Вероятно, ее не будут преследовать, если Флай в ближайшее время сбежит как можно дальше от чокнутой блондинки и не менее чокнутого Первого. Она бы непременно поступила именно так, если бы не огромное “но” в конце предложения.

Ее брат – глупый, наивный – влюбленный. Разумеется его чувства не могли укрыться от Флай, с ее-то эмпатическим даром, плюс особенная связь, которая существовала между ней и сыном Семаргла. Охотница знала, что Антон безнадежно ослеплен вампирессой, а значит, ни за что не оставит ее. И это связывала ее по рукам и ногам, лишая возможности послать все к чертовой матери.

Раздумав бежать, Флай, однако не спешила закрывать окно. Ее глаза устремились вдаль, а взгляд стал полностью отрешенным. Неожиданный (а может, и нет) звук хлопанья крыльев вывел красавицу со смоляными волосами из транса. Старая знакомая – ворона с перьями цвета асфальта. Охотница могла общаться почти со всеми животными – с каким-то было проще найти общий язык, с какими-то – сложнее. Выбор именно на эту птицу пал неслучайно. Вездесущие голуби были слишком глупы, вряд ли “летучим крысам” удалось бы справиться с самым простым заданием. Крысы же настоящие, хотя и отличались недюжинной сообразительностью, обладали гораздо меньшей свободой перемещения. Тем более, при виде вороны никто не будет визжать дурным голосом.

Охотница аккуратно погладила птицу по жестким перьям. Ее подруга была очень стара, даже удивительно, как ей удалось выжить в шумном и суетливом двадцать первом веке. Крылатая была американкой до мозга костей и потому не могла сопровождать Флай по миру, но была готова оказать помощь по мере возможностей, как только Охотница возвращалась в Штаты.

– Умница моя, – прошептала она вороне. – Будь так добра, присмотри за моим непутевым братцем: как бы он глупостей не натворил. И за его кровожадной подружкой, в особенности.

Если бы кто-нибудь стад случайным свидетелем этой сцены, он бы удивился (не только тому факту, что красивая девушка ведет беседы с птицей) тому, насколько разумными были глаза вороны – как будто это была не птица или не совсем птица...

С глухим “карр” ворона распахнула крылья и вылетела в окно, не теряя при этом собственного достоинства.

Флай вздохнула. Как же ей порой хотелось – сделать шаг, распахнуть крылья и обрести истинную свободу полета. Но возможности летать в одиночку она была лишена, а тот, кто был ее крыльями давным-давно погиб. “Нет”, – прошептала она, зажмурившись, – “Смерти нет, есть просто дальние земли, из которых не ведет дорога обратно. И если он не может вернуться – я приду к нему. Рано или поздно”.

Порыв холодного ветра растрепал ее волосы цвета вороного крыла. Будто где-то взмахнул кожистыми крыльями гигантский дракон. Порой из невозвратных мест все же долетают весточки... но только единицы могут их прочесть.

***

На лице Долл сияла торжествующая улыбка. Вокруг нее уже собралась стайка восторженных девиц, которые были полностью и бесповоротно в ее власти. А она и не думала, что поставить Мирабель на место удастся так быстро! Волна слухов уже пронеслась сокрушительным цунами по коридорам школы. Спасибо троице блондинок в розовом! Началось все с того, что Мирабель бросил парень (тот, который считался официальным). Прилюдно, со скандалом. Потом – тут не обошлось без прямого влияния Долл на школьную администрацию – вампиресса вернула себе место в школьной газете, а юной Спайт холодно сообщили, что “ее неподобающее поведение не соответствует занимаемой должности”... И напоследок, звезда черлидинга закатилась, лишив Мирабель последней надежды на светлое будущее. Из крупы поддержки ее выгнали, назвав почти ту же причину, что и руководство газеты.