-…мндрдцать рублей, пятьдесят копееек – прожурчала ставшая вдруг, приветливой, буфетчица и Бо достал бумажник. Мелочи, чтобы расплатиться не хватило, поэтому пришлось разменять пятисотенную – ту самую, которую он утром занял у Светки. Пусть.

Алиса сморщилась, как от зубной боли. В привокзальном буфете вполне можно было взять «Балтику» за копейки, а тратить занятые у кого-то деньги вот так, чтобы просто шикануть…. Это было неприлично. В её мире это было бы неприлично. Здесь был другой мир – напомнила она сама себе.

Принесли минералку и пиво. И пакетики с фисташками. И ещё два стакана – хотя «Хейнеке» вряд ли кто когда-либо пил из стакана. Но Рубен не знал этого, поэтому, он лил пиво в стакан. Лил, естественно, так, что пены образовалось больше, чем собственно, пива – Рубен вообще не знал, как пьют пиво. И уж тем более, не знал, как его наливают.

Бо взял себе бутылку и потягивал из горлышка, изредка бросая в рот орешки.

Алиса сидела и думала о том, что вот, сидит перед ней человек, дважды переспавший с ней, пьёт пиво, и, похоже, ему совершенно всё равно, что будет с ней, Алисой дальше…. А ей – не всё равно. И она старше его на восемь лет. Бо действительно нравился ей, и она хотела бы…. Чего-то…. Чего-то большего. Чего-то, связанного с ним в будущем. Но Бо просто сидел и просто пил пиво. Молча. И не обращал внимания на неё, Алису.

«Дура» - сказала себе Алиса и отхлебнула ещё минералки.

Откуда-то взялась Светка (отходила она куда-то что ли – Алиса совершенно не помнила), тоже потребовала пива и орешек. Взяли ещё.

-А знаете, - сказала вдруг Алиса, - последние четыре дня я принимала кодеин, а никто даже не заметил…

-Кодеин? – у Светки отвисла челюсть, – откуда ты его брала?

Ну… - отбить-то можно всегда, если знаешь, откуда отбивать…

-У меня дома?

-Да.

Бо с интересом слушал диалог. Вдруг вспомнил:

-Кодеин? Это, который в «Мизери», да?

-Я не знаю, что там в «Мизери», Бо, скорее всего – да. Но это разрешённое законом средство. – Она ухмыльнулась. Как кофе и сигареты.

-Алиса. – Светка, которая была медиком, стала вдруг очень серьёзной. – Если мы с Рубеном будем искать тебе работу в Москве…. А именно это мы и собираемся делать…. Мы должны будем ручаться за тебя своим именем, ты понимаешь?

-Не надо ручаться своим именем, - Алиса устало улыбалась, - Никогда не надо ручаться своим именем… Я просто хочу объяснить вам природу зла…. Напоследок – ведь я же уезжаю. Послушайте…

Вот вы говорите – терракты, самоубийства…. «Политика!» - говорили и думали мы. Разумеется, политика…. Но террористы эти…. Что ими движет? Почему они смогли стать такими? Почему вообще люди становятся такими? Это – самое начало, сама природа зла…. Знаете, что это такое?

-Да точно это из «Мизери!» - Бо осенило, - это то средство, которым эта сумасшедшая тётка кормила попавшего к ней писателя!

-Да замолчи ты! – одёрнула его Светка.

-Я не верю… Какой кодеин, это глупости всё, нет, я не верю, - Рубен говорил, как говорил всегда, когда старался показать другим, что он контролирует ситуацию, - я не верю.

Алиса сделала ещё глоток минералки. И обвела взглядом сидящих вокруг людей. Людей, которые были почти друзьями. Которые могли стать друзьями, если бы хоть иногда замечали её, Алису. Не её оболочку, тело человека, а Алису. Ту, какой она была в своих мыслях. Ту часть Алисы, где жила её душа. Они не хотели слушать дальше – это было видно. Они не хотели знать проблему. Но именно поэтому она должна была рассказать им о ней. Потому что тогда у неё появился бы шанс. Шанс уберечь каждого из них от зла.

-Я продолжу, хорошо? – она старалась, чтобы голос звучал твёрдо. – Так вот, зло… Что это такое – зло? Это когда человек приходит домой, видит - всё в порядке, дома убрано, человек, который рядом - сыт и весел.

И они успокаиваются. Ну, в смысле, те, кто пришли домой. Они не спрашивают - как прошёл день? Или - о чём ты думал, пока меня не было. Им достаточно внешних признаков того, что всё в порядке. Вот. Так жить просто нельзя. Так жить нельзя, потому что именно поэтому многие родители не знают того, что их дети - наркоманы. Именно поэтому некоторые мужья пребывают в счастливом неведении относительно свободного времени их жён… Я не говорю, что нужно составлять подробные отчёты на тему - как ты провёл сегодняшний день, это, конечно, бред. Но нужно понимать, что когда слишком долго порядок - это, значит, в чём-то - очень большой непорядок. В человеческой жизни не бывает больших периодов благополучия.

Она переглотнула. Ещё воды. В здании вокзала жарко или это только кажется ей? Но они – те, кто сидели с ней за одним столиком, они слушали. И воспринимали. Каждый по-разному, но – воспринимали. Поэтому она продолжала:

-Благополучие - это вообще очень странная штука. Как только оно возникает, нужно ждать большой беды, нужно быть готовым к ней. Те, кто не ведают - те приносят благополучие в жертву собственному покою. Те, кто ведают - совсем не хотят себе лишних проблем и нарушения этого хрустального положения дел, когда, типа “всё в порядке”. И последних очень даже можно понять - во всяком случае, я их понимаю. Они хранят и собственный покой, и покой своих близких. Ну, да, нужно быть внимательнее… Но это совершенно не то слово.

Это не “внимательнее”. Это - просто сечь то, что происходит вокруг. Иначе мы сами и наши близкие будем продолжать убаюкивать себя тем, что всё в порядке, а теракты в метро станут просто нормой. Почему? Почему? Потому что люди подсознательно не хотят ничего замечать. Они хотят покоя. Они не хотят проблем. Правда, потом эти проблемы превращаются в трагедии, но сейчас-то они маленькие, правда? Так, и фиг с ними.…

Алиса поморщилась. То, что она говорила сейчас, в её мире было сводом неписаных правил, но…. Не факт, что здесь её кто-то поймёт. А ей, честно говоря, очень хотелось, чтобы поняли. Вот только голова болела всё сильнее.

-И самое смешное, что винить-то кого? И в чём? В том, что отдают последнее, что есть, но нужно - больше? Думаю, что именно эта капля, которой не достаёт, и является природой человеческого зла. Знак минус…. Её вообще нет, – вдруг сказал Бо.

Алиса с благодарностью посмотрела на него. Да. Он – понял. По этой фразе она поняла, что Бо – понял.

-В этом-то и вероломство. Понимаете? – спросила она остальных. Светка и Рубен молчали. Рубен прятал глаза, во взгляде Светки сияло непонимание.

Это ничего… Ничего…. Ничего, что они не поняли этого сейчас. Дай бог, чтобы им никогда не пришлось этого понять. Но если что-то случится….. Алиса верила в то, что они вспомнят её. Вспомнят этот вот разговор в привокзальном буфетике.

Она вздохнула. Теперь она точно знала, что она не вернётся сюда. Что никакой работы ей искать не будут, да и не нужна она ей. Как не нужна людям, сидящим с ней за одним столиком. Они не нужны ей, а она не нужна им. Потому что всё, что должно было быть сделано и сказано – сказано и сделано.

- 5 -

Они вышли из здания вокзала в сумерках. Алиса очень любила сумерки – непонятное, зыбкое время. Вдохнув холодный воздух, она почувствовала, что голова начинает вести себя по-человечески. По человечески, а не так, как ей, голове, вздумалось – по-птичьи, из зависти к дроздам и скворцам…. На улице действительно ощутимо похолодало. Бо повернулся к ней спиной – на спине болтался рюкзак и попросил достать из кармана рюкзака перчатки. Натянул на руки. Исподлобья посмотрел на Алису. Маленький такой верблюдик…

Светка, как водится, вопила что-то о будущем приезде, строила планы, свои, Светкины планы. Рубен выглядел очень огорчённым, будто уезжала не Алиса, а вся его армянская или (азербайджанская?) диаспора. Причём на Северный поезд и – без права возврата. Активная Светка быстро повертела головой и сообразила, что им – налево. Там – пятый вагон. Алисин вагон.

Повернули налево… Времени было предостаточно. Алиса шла и думала, что вот, сейчас они подойдут к пятому вагону, начнётся снова это занудство, какие-то фальшивые, как из папье-маше разговоры, потом прощания… Их же трое…. И с каждым надо будет попрощаться…. А с одним из них она совершенно не хотела прощаться… Прошлой ночью Бо сказал ей, что есть один, беспроигрышный вариант – это если он, Бо, дождётся, пока в доме все уснут, проберётся ползком на кухню, где на столе лежит Алисин билет и….. съест его. Просто съест, ничего никому не объясняя.