почерпнутые из моря житейского", стр. 172), а не дева земная"
(Кукольник, т. 2, стр. 331). Красавица появляется, как „из
воды наяда" (Вельтман, ч. II стр. 59), как „тень, как призрак,
херувим" (Шахова, „Изгнанник", 127), как „дух высоких
сфер" (Сенковский, „Зап. домового", т. III, 233), или она
фантастична, как „настоящая русалка" (Лермонтов, „Герой
наш. времени"). Постоянно подчеркивается эфемерность этого
неземного существа: ее прелести „воздушны", (Жукова, „Суд
сердца", стр. 8), и она сама „воздушна, как мечта" (Шахова,
„Перст божий" стр. 48); она кажется „воздушным существом,
спорхнувшим нехотя на землю" (Ган, „Медальон", стр. 220).
Тело женщин „будто св&яно из прозрачных облаков, и будто
светится насквозь при серебряном месяце" (Гоголь, „Май-
ская ночь"). Эта бесплотность красавиц усиливается их
нарядом: он прозрачен, „как облако", „как туман" (Жукова,
„Падающая звезда", ч. II, стр. 67), как пена" (Вельтман,
„Приключен., почерпнут, из моря жит.", ч. I., стр. 21). Одежда
настолько легка и прозрачна, что кажется „вытканной ветром
юга из облаков и лучей" (Марлинский, „Месть", ч. XII, стр. 69).
Газ, вуали, белые или дымчатые, небрежно наброшенные, цветы,
пробивающиеся сквозь „снег газа", венки — вот аксессуары
костюма женщин, придающие им воздушность и прозрачность
ангелов и приближающие их к пери, русалкам и наядам^
1361
Выражение лица женщины-ангела отражает ее прекрасную,
чистую, кроткую, святую душу, лицо ее „осенено глубокою
тайною грустью" (Кукольник, „Эвелина де Вальероль"; стр. 112)
„святым спокойствием", „пленительным выражением" (Пого-
рельский, „Монастырка", 85). Глаза героини, иногда увлаж-
ненные слезами и воздетые к небу в молитвенном экстазе,
тоже отражают „богоподобную душу" (Гоголь, т. 6, стр. 64),
„чистое небо" души, „ангельскую невинность" (Погорельский,
„Двойник", 91). У- женщины улыбка „неземная", „неизъяснимо
добрая", „кроткая", „меланхолическая". У героини „Падающей
звезды" Жуковой „во взоре, устремленном к небесам, горел
тихий огонь чувства" (ч. II, стр. 167). У Ольги из „Теофании
Аббиаджио" Ган, „ресницы, еще влажные от слез и глаза,
тоскливо опущенные к земле, как бы от усталости стремиться
к недостижимым небесам, уподобляли ее отверженной Пери",
вся внешность ее проникнута детской простотой и задумчи-
востью, кротостью и добротой; она трогает и пленяет „душу
каждого, кому хоть раз явится на-яву" (стр. 481—82). В другом
месте во внешности этой же героини автор отмечает, что голу-
бые большие ее глаза так прозрачны, „что, казалось, душа
светилась сквозь них", а в неуловимо нежных чертах ее „вы-
ражение доброты, кротости и того, вчуже отрадного, святого
спокрйствия, которое мы видим только в ясных небесах и на
лицах спящих младенцев" (стр. 496). Лицо красавицы часто
изображается вдохновенным:
Вид Нины, свыше вдохновенной,
И величав и кроток был.
(Шахова, стр. 126).
У Ольги (Лермонтов, „Вадим") „лицо в д о х н о в е н н о е",
прекрасное..." У Элеоноры в „Аббадонне" Полевого „выра-
жение какого то вдохновенного чувства во взоре" (стр. 120).
Писатели 30-х годов часто отмечают позу женщины-
ангела. Она обычно на коленях, в молитвенном экстазе.
В таком положении, подчеркивающем ее небесность, поражает
она героя романа. Энский из „Искателя сильных ощущений"
Каменского встречает Валерию в одном из углублений мона-
стыря, молящуюся на коленях. „Скромная, почти траурная
одежда, прекрасные черты лица, с жаром высказываемая тихо
молитва, и глубокая горесть, которою проникнута была вся
ее наружность" привлекает его внимание (ч. 2, стр. 43).
Герой „Черной женщины" Греча заметил в иезуитской церкви
молодую, небогато одетую девушку, молившуюся с глубоким
чувством. Она стояла на коленях. Когда незнакомка припод-
нялась, он заметил „облик ангела, взгляд праведницы, слезы
1361
христианского умиления" (ч. 2, стр. 249). Глядя на молящуюся
красавицу, герой повести Кудрявцева „Флейта" восклицает:
„Боже мой, как она была мила в эти минуты, когда вместе
с теплою молитвой, кажется, вся душа ее отразилась на лице!..
Глаза, воздетые к небу, были увлажнены слегка навернувши-
мися слезами, между тем, как все черты ее сияли кроткок*
небесною радостью" (ч. 1, стр. 117).
Ольга из „Вадима" Лермонтова „тихо стала перед обра-
зом", большие глаза ее были устремлены на лик Спасителя,
это была ее единственная молитва и, еслиб бог был челове-
ком, то подобные глаза никогда не молились бы напрасно"
Образ молящейся женщины часто встречается у Шаховой.
Героиня „Перста Божьего" молится; черты ее —
Прекрасны, как у ликов рая
Чистейшей светлой красоты!
Как небо юга — тихо ясен,
Очаровательно прекрасен
Взор томной светлой синевой (стр. 31).
Княжна в „Страшном красавце" той же Шаховой „колено-
преклоненно, прилежно молится".
Моленье прелесть наводило
На эти нежные черты
И что-то ангельское было
В молящем взоре сироты (стр. 71)1).
Рядом с этим образом неземных красавиц — женщин-
небожительниц писатели 30-х годов создают и портрет жен-
щины, являющейся антитезой к ним, полным контрастом их —
женщины, проникнутой сладострастием, чувственной, влекущей
к страсти. Они прелестны, но не воздушны, как женщины-
Пери (Марлинский, Мулла Hyp, т. 3, стр. 38). Они обольсти-
тельны и созданы для рая Магомета. Они не ангелы, а гурии.
Об одной из таких красавиц поэт говорит, что ею можнб
любоваться, „как звездою любви на роскошном ложе неба,
как обольстительною девою, которая должна украшать рай
Магометов: все помыслы об ней — соблазн, грех, бессонница,
видения, бунтующие кровь вашу" (Лажечников, „Ледяной дом"),
Вся внешность такой женщины-гурии проникнута сладостра-
1) Художники этого времени тоже стремятся воплотить этот идеал жен-
ской красоты. В живописи мы часто находим аналогичные литературе жен-
ские портреты. Егоров изображает на портрете княгиню Голицыну с глазами,
устремленными к небу, задрапированную в широкий плащ. Брюллов обла-
ком легкого газа обвивает княгиню Ж. И. Лопухину. Головку княгини
Белосельской-Белозерской Грез небрежно окутывает туманным, прозрачным
вуалем. Лауренс рисует княгиню Ливен хрупкой, тонкой, почти бесплотной
в ее белом воздушном платье.
1361
стием. Глаза ее, „увлаженные негою, избытком сердечным,
как бы просящие, жаждущие ответа", уста ее манят по-
