т е л ь н о с т ь : „Пучина вод разделяет главы „Странника" друг
от друга, сообщение между ними трудно, я согласен, но вино-
вен ли я, что мое воображение произвело умственный Архи-
пелаг? (гл. 233); 3) н е о ж и д а н н а я о д н о в р е м е н н о с ть
п р о ш л о г о и н а с т о я щ е г о : Из Бендер „незаметным обра-
зом, он приближается по карте древней истории к г. Тирасу,
стертому с лица земли, и любуется, вместе с читателем,
нескромной переселенкой с острова Мило" (79 гл.); 4) соче-
т а н и е р е а л ь н о г о и в о о б р а ж а е м о г о , так что читателю
иногда трудно отличить, когда он описывает прелестных
воображаемых дев, „идеальную деву", или же дает портреты
действительно встреченных красавиц.
Последний прием культивируется Вельтманом и в даль-
нейшем, особенно в „Емеле" и в „Сердце и думке".
Всем этим композиционным приемам придан характер тенден-
циозный, так как автор старательно подчеркивает, что они не
случайны. Бессистемность он возводит в принцип постройки:
1361
Как любопытный чужестранец,
И в мир любви я загляну.
То полюбуюсь на румянец,
То подивлюсь на белизну,
То засмотрюсь на все созданье,
То прикую свое вниманье
К частице общей красоты,
То в бездну погружусь мечты. (IV гл.).
Несколько раз он подчеркивает также б е с ц е л ь н о с ть
своего путешествия. „Верно читателю хочется знать, для чего
я все это пишу... Засидевшись дома, вы вдруг подумаете:
проедусь для моциону, и велите оседлать своего коня. Куда?
так! отвечаете вы" (322 гл.), и сравнивает своего „Странника"
с мотыльком, бесцельно и мгновенно появляющимся на свете.
Но основная его цель — позабавить, насмешить читателя.
Этому назначению отвечают все неожиданные композиционные
перебои, срывы, скачки. И для удобства быстрого пере-
хода от одной темы к другой, от одного лица и места к дру-
гому, происходит и внешнее дробление 3-х частей на 45 дней,
а каждого дня на ряд коротеньких главок. К а л е й д о с к о -
п и ч н о с т ь формы „Странника" находит также свое объясне-
ние в манере ведения рассказа. Это не повествование, а легкая
непринужденная беседа с читателем. Обращение к читателю
весьма популярная манера в романтической литературе, идет
она от Стерна но, например, у Жан-Поля, Ксавье-де-Местра
и других х) это носит характер отступлений от повествования,
у Вельтмана же на этом держится вся плоть произведения. Чита-
тель - собеседник, „ с к и т а ю щ и й с я за ним, как неволь-
ник", я в л я е т с я , таким образом, существенно-
н е о б х о д и м ы м д е й с т в у ю щ и м лицом романа. Автор
постоянно вступает в разговор с прелестной читательницей,
например: Я: „Неправда ли природа здесь прекрасна, вам нра-
вится жизнь сельская?" Она: „Ужасно"! (гл. 78), — дает ее
портрет: „Взгляните на эту милую- ангела-читательницу. Смо-
трите, она покраснела. Грудь ее вздымается"... (гл. 171) и, даже,
посвящает ей стихотворение (ч. И, стр. 79).
Отправляясь на войну, он образует из читателей войско
(гл. 207) и, подходя к Шумле, взывает: „Милые спутницы,
привыкшие к победам, готовьтесь!" Он устраивает затем обед
читателям в „храме воображения", обращаясь к почтенным
старикам, труженникам, юношам, девушкам.
Эта манера непринужденной беседы позволяет Вельтману
рассказать, между прочим, о своем детстве, воспитании, при-
чине пребывания на юге, описать, даже свою внешность: („Я был
хорош, мне говорила про то искательность очей" (гл. 198)),
х) См. ряд других примеров в кн. Э й х е н б а у м а : „Лермонтов".
1361
проявить свою начитанность, а, главное, свое остроумие
и вызывает разнообразные способы, чтобы сделать ее живой
и занимательной.
На помощь приходит ряд композиционных приемов: отказ
от определенного сюжета и замена его калейдоскопом случайных
тем, случайных ассоциаций, неожиданно перебивающих друг
Друга.
Выше приводился ряд примербв таких комически-внезап-
ных перебоев. Укажем еще один: автор собирается дать обед
читателям в храме воображения, (122 гл.) но отвлекается в сто-
рону и обращается к теме войны, затем снова вспоминает об
обещанном (129 гл.) и описывает восточную обстановку обеда,
древних красавиц, от которых вдруг непосредственно пере-
ходит к очам читательницы, с тем, чтобы сейчас же создать
образ „прелестной воображаемой девы". Следующая глава запол-
нена уже философскими размышлениями, из которых его выво-
дит восклицание „тебя ожидают", и он рассуждает о тягости
„обетов". Звуковая ассоциация напоминает ему про обед,
вызывая каламбур: „но кто не знает, что обеты давать легче,
нежели обеды" (137 гл.), после чего он возвращается, наконец,
к брошенной теме.
Целая глава прикреплена иногда .к одному, случайному
слову. Назвавши слугу „гением", он на двух страницах рас-
суждает „о свойствах гения". Окончание главы, обычно
заостряется шуткой, каламбуром, афоризмом. Например, после
размышлений о надежде следует комическое заключение:
„Надежда! светит, светит и все ничего не видно! темно! подайте
свечу" (40 гл.). Глава 42 заканчивается комическим афоризмом
о предрассудке. Иногда шутливое окончание разрушает общий
повышенный тон. — Патетическая глава о красоте природы
имеет такое завершение: „О, это истинная правда, скажет тот,
кто не участвует в откупе природы и которого владения ограни-
чены поверхностью его одежды" (124 гл.). Иногда глава обры-
вается неожиданной репликой. Так прервано описание бури:
„Тучи прежде времени угасили день. Я не виноват, внимательные
мои читатели" (99 гл.).
Все эти композиционные средства, цель которых „поте-
шить своею скачкою" читателя, могут быть названы г р о т е с к -
ными приемами композиции.
Возводя р а з р о з н е н н о с т ь в принцип постройки, Вельт*
май нарушает этим повествовательные традиции, и как было
указано выше, всячески это подчеркивает^ Как бы отдавая дань
существующему канону, он пиш*т предисловие, но помещает его
частью в VI, частью в предпоследней главе, заявляя при этом,
„как скучно и несносно всякое предисловие". О посвящении же
оц вспоминает в конце книги, рассуждая о нем в 123 главе.
1361
Если встречаются вставные истории с намечающимся
сюжетом, то и там соблюден тот же принцип. Автор находит
рукопись, где изложена любовная история Марьелицы (гл. 106),
Ho на середине прерывает чтение, возвращаясь к нему лишь
в 294 главе и оставляя его незаконченным. История пленного
Эмина (гл. 227) также оборвана.
Иногда сюжет передается в намеренно разорванных неясных
абрисах, и читателю предоставлено составить из них цельный
